А следующий раз когда еще будет! Может, через много лет. А вот горе… – Вэл подмигнул. – Это вещь прочная. Если уж пришло – не уйдет… – Он раздавил окурок. – Нравился мне тот парень. Крутые вещи говорил. Я еще виски выпью, а ты? – Вэл встал.
Дейв покачал головой:
– Да я еще эту не прикончил.
– Да брось ты… Чего теряться‑то?
Дейв взглянул в его морщившееся улыбкой лицо и сказал:
– Ладно. Выпью.
– Вот молодец! – Вэл хлопнул его по плечу и направился к стойке.
Дейв глядел, как он стоит там, ждет своей очереди, болтает с одним из портовых рабочих, и думал, что здешние завсегдатаи знают, что такое быть мужчиной – не ведать сомнений, не мучиться, прав или не прав. Таких ничто не смутит в этом мире – ни окружение, ни то, чего оно ждет от тебя.
Да, это и есть страх, догадался он. Страх этот вечно был с ним, а в них вот страха не было. Страх поселился в нем с давних лет, прочный, как горе, о котором говорил Вэлу тот парень в тюрьме. Страх отыскал лазейку в душу Дейва и угнездился там, и с тех пор он вечно боится, что поступит не так, как надо, что все испортит, что поведет себя глупо; боялся, что не сможет стать хорошим мужем, хорошим отцом, как подобает настоящему мужчине. Страх жил в нем так давно, что, кажется, он даже не помнит, каково это – не чувствовать страха.
Проехала машина, и отблеск ее фар скользнул по входной двери, сменившись ярким светом прямо в лицо Дейву, когда дверь распахнулась, и Дейв, заморгав от яркого света, различил лишь силуэт входившего мужчины. Мужчина, видимо, был массивным, и одет он был в подобие кожаной куртки. Он казался немного похожим на Джимми, но крупнее и шире в плечах.
Но это и вправду был Джимми. Дейв понял это, едва закрылась дверь и зрение его начало проясняться – Джимми в черной кожаной куртке поверх темного свитера и брюк цвета хаки. Кивнув Дейву, он подошел к стойке, туда, где стоял Вэл. Он шепнул что‑то Вэлу на ухо, и тот оглянулся через плечо на Дейва и что‑то сказал Джимми.
Дейв начал чувствовать дурноту. Вот она – выпивка на пустой желудок, наверняка это она сказывается. А еще что‑то беспокоило его в Джимми, в том, как он кивнул ему – с рассеянным и в то же время решительным видом. И почему это, черт возьми, он как будто разбух, прибавил эдак фунтов десять со вчерашнего дня? И что он делает здесь, в Челси, вечером, накануне похорон дочери?
Джимми подошел к их столику и опустился на место Вэла напротив Дейва. Он сказал:
– Как жизнь?
– Набрался немного, – откровенно признал Дейв. – А ты что, потолстел?
Джимми улыбнулся непонятной улыбкой:
– Нет.
– А кажется, что ты стал больше.
Джимми пожал плечами.
– Как это тебя сюда занесло? – спросил Дейв.
– Я сюда часто наведываюсь. Мы с Вэлом знаем Хьюи много лет. Так сказать, старинное знакомство. А что же ты не пьешь, Дейв?
Дейв поднял стакан.
– Да я уж и так принял достаточно.
– Ну и что плохого? – сказал Джимми, и Дейв увидел в руках у Джимми стакан. Джимми поднял стакан и чокнулся с Дейвом.
– За наших детей, – сказал Джимми.
– За наших детей, – еле выговорил Дейв, чувствуя себя к этому времени уже сильно не в порядке – он уплывал куда‑то прочь от этого дня, во мрак и бред, где лица словно надвигались на тебя, а голоса звучали глухо, как со дна колодца.
Дейв опрокинул в себя стакан, сморщился, как от ожога, и тут в кабинку вошел Вэл, уселся рядом с ним и стал пить пиво прямо из графина.
– Мне всегда нравилось здесь.
– Хороший бар, – подтвердил Джимми.
– Мне всегда нравилось здесь.
– Хороший бар, – подтвердил Джимми. – Никто тебе не мешает.
– Это важно, – сказал Вэл. – Никто не мешает, не лезет в твою жизнь, не гадит ни тебе, ни твоим близким и друзьям. Верно, Дейв?
– Очень даже верно, – сказал Дейв.
– Вот забавный парень, – сказал Вэл. – Уморил.
– Да? – сказал Джимми.
– Еще бы, – заметил Вэл и сжал плечо Дейва. – Дейв – мужчина что надо!
Селеста примостилась на краешке кровати в мотеле, в то время как Майкл смотрел телевизор. На коленях у нее был телефон, и рука ее сжимала трубку.
В эти предвечерние часы, которые они с Майклом провели возле крохотного бассейна, сидя в проржавевших креслах, она постепенно словно уменьшалась в размерах, тоже начиная чувствовать себя крохотной, мелкой и пустой, видимой как будто издали, сверху, и такой ненужной, никчемной и, хуже того, – неверной.
Муж. Она предала своего
Улыбка теперь скользила по лицу Джимми – взад и вперед, возникала, и исчезала, и опять возникала, а Дейв старался сосредоточить внимание на стойке, но и стойка скользила и пошатывалась, словно на борту лодки в неспокойном море.
– Помнишь, как мы привели сюда Рея Харриса? – спросил Вэл.
– Ясно, помню, – сказал Джимми. – Добрый старина Рей.
– А ведь Рей, – сказал Вэл, хлопнув по столу прямо перед носом Дейва, – был весельчаком, черт подери!
– Ага, – негромко сказал Джимми. – Забавный он был парень. Обхохочешься.
– Чаще его звали Простой Рей, – говорил Вэл, пока Дейв силился уразуметь, о ком это они говорят, – но я называл его Звонкий Рей.
Джимми щелкнул пальцами и упер палец в Вэла:
– И правильноназывал. Из‑за мелочи этой.
Наклонившись к Дейву, Вэл стал бормотать ему в ухо:
– Я ведь почему? Парень этот всегда носил в кармане долларов десять мелочью, и так каждый день, когда бы ни спросить. И никто не понимал почему. Просто любил он, чтобы мелочи в кармане было много, на всякий случай, мало ли – междугородний звонок какой‑нибудь, в Ливию или еще куда, так я думаю. А вообще кто его знает почему… Но только ходил он всегда руки в брюки и звенел мелочью весь день напролет. А ведь он вор был.