Она явно не испытывала интереса к научной стороне трагедии.
– Что ты думаешь по поводу падения интеллектуального коэффициента Виктора? Это не может быть смазанной формой того же явления, ведь он был примерно в таком же возрасте, когда это случилось?
– Возможно, – ответил Виктор. – Но я не знаю.
Маша медленно обвела глазами лабораторию. Теперь она воспринимала все это оборудование, казалось, пришедшее из будущего, по-иному. Научное исследование может подарить надежду на излечение ныне смертельного заболевания, но оно же может привести к совершенно обратным последствиям.
– Я хочу уйти отсюда, – неожиданно сказала Маша, поднимаясь. От резкого движения стул, на котором она сидела, покатился, вращаясь, к центру комнаты и ударился о холодильную установку, в которой хранились зиготы. Виктор подхватил стул и поставил его на место, около стеллажа. К этому времени Маша уже вышла в коридор. Виктор быстро запер лабораторию и поспешил за ней. Он протиснулся сквозь закрывавшиеся двери лифта. Маша отодвинулась от него. Она чувствовала боль, злобу, омерзение. Но сильнее всех этих чувств было чувство тревоги. Ей хотелось скорее домой, к сыну.
Они молча вышли из здания. У Виктора хватило ума не заговаривать с ней. Снег начал подмерзать, и им приходилось ступать осторожно, чтобы не поскользнуться. Пока они садились в машину. Маша чувствовала, что муж наблюдает за ней. Она по-прежнему молчала. Однако после того как они переехали Мерримак, Маша неожиданно заговорила:
– Мне казалось, что эксперименты на человеческих эмбрионах запрещены законом. – Она понимала, что преступление Виктора, скорее, относится к области морали, но пока что была не в силах принять всю правду.
– Отношение к этому всегда было нечетким, – сказал Виктор, чувствуя облегчение от того, что ему не надо касаться этических вопросов. – В Федеральном своде законов был опубликован небольшой указ, запрещающий подобные эксперименты. Но он относился только к государственным учреждениям, финансируемым из федерального бюджета. Он не относится к частным учреждениям типа «Кимеры». – Виктор не стал дальше распространяться на эту тему. Он понимал, что его действия не подлежат оправданию. Некоторое время они ехали молча, затем он снова начал говорить:
– Я тебе не рассказывал все это только потому, что хотел, чтобы ты относилась к Виктору как к обычному ребенку.
Маша посмотрела на мужа, наблюдая за игрой света фар проходящих машин на его лице.
– Ты не говорил мне, потому что сознавал, что это все ужасно, – выдавила она наконец.
Они повернули на Уиндзор-стрит.
– Может быть, ты права. Да, я действительно чувствовал свою вину. До того как родился Виктор, я думал, у меня будет нервный шок. Потом, после того как снизился его коэффициент, я опять почувствовал, что не перенесу этого. И только за последние пять лет я как-то успокоился.
– Тогда почему ты опять использовал зиготы?
– К этому времени казалось, что эксперимент прошел блестяще. Кроме того, эти семьи, они идеально подходили для того, чтобы воспитывать необычных детей. Но мне не следовало этого делать. Теперь я это понимаю.
– Понимаешь?
– О Господи, да!
Когда они въехали на подъездную аллею, Маша – впервые с того момента, когда он демонстрировал ей крыс, – почувствовала, что когда-нибудь она, пожалуй, сможет простить мужа. И тогда, может быть, – если с Виктором-младшим все будет в порядке, если ее тревоги за сына беспочвенны – они смогут продолжать оставаться одной семьей. Очень много «если». Маша закрыла глаза и начала молиться. Потерявшая одного сына, она молила Бога сохранить второго. Еще одну потерю она бы уже не перенесла.
Свет в комнате Виктора-младшего все еще горел. Каждый вечер он либо читал, либо занимался. Как бы отчужденно он ни вел себя, он был, в сущности, хорошим ребенком.
Как бы отчужденно он ни вел себя, он был, в сущности, хорошим ребенком.
Виктор нажал кнопку автоматического открывания гаражных дверей. Как только машина остановилась, Маша выскочила, желая удостовериться, что с сыном все в порядке. Не дожидаясь мужа, она попыталась своим ключом открыть дверь в задний холл.
Дверь не открывалась. Подошел Виктор, но тоже не смог отпереть замок.
– Дверь на предохранителе, – сказал он. – Наверное, Виктор-младший запер ее, когда мы уехали.
Маша стала стучать кулаком в дверь. Гараж наполнился звуками ударов. Виктор-младший не отвечал.
– Как ты думаешь, с ним все в порядке? – спросила Маша.
– Я уверен, что все нормально. Но он никак не сможет тебя услышать, если только он не в общей комнате. Пошли попробуем переднюю дверь.
Они вышли из гаража, обошли дом и подошли к фасаду. Виктор попробовал открыть дверь ключом. Но и эта дверь оказалась запертой на предохранитель. Виктор позвонил. Ответа по-прежнему не было. Он позвонил еще, начиная волноваться. Когда они уже собирались попробовать еще одну дверь, то услышали чистый голос Виктора-младшего. Он спрашивал, кто стучит.
Как только входная дверь открылась. Маша попыталась обнять сына, но он уклонился от объятий.
– Где вы были? – спросил он.
Виктор посмотрел на часы. Без четверти десять. Они отсутствовали около полутора часов.
– Мы были в лаборатории, – сказала Маша. Это было не похоже на Виктора-младшего – как-либо показывать, что он заметил их отсутствие. Он был абсолютно самостоятельный.
Виктор-младший посмотрел на Виктора.
– Тебе звонили. Меня попросили передать, что твоя жизнь осложнится, если ты не одумаешься и не будешь вести себя разумно.
– Кто это звонил? – спросил Виктор.
– Они не назвались.
– Это была женщина или мужчина?
– Я не определил. Говорили не в трубку, во всяком случае, звук был приглушенный.
Маша переводила глаза с мужа на сына. Виктор, в чем дело?
– Конторские интриги. Здесь нет оснований волноваться.
Маша повернулась к сыну.
– Звонивший тебя напугал? Мы заметили, что все двери заперты.
– Немножко, – признался Виктор-младший. – Я потом только понял, что они не стали бы звонить и говорить все это, если бы действительно собирались прийти.
– Похоже, ты прав, – согласилась Маша. У сына была впечатляющая привычка анализировать ситуацию. – Почему бы нам не пойти на кухню. Я бы выпила чаю.
– Я не буду, спасибо. – Виктор-младший повернулся, чтобы идти в свою комнату.
– Сын! – позвал Виктор.
Виктор-младший, поднимавшийся по лестнице, остановился.
– Хочу тебе сказать, что завтра утром мы едем в детскую больницу в Бостон, чтобы ты прошел обследование.
– Я не хочу проходить обследование, я ненавижу больницы.
– Я тебя прекрасно понимаю. Тем не менее тебе придется пройти обследование, так же как иногда это приходится делать нам с мамой.
Виктор-младший посмотрел на Машу. Она хотела обнять его, узнать, не болит ли у него голова и вообще не беспокоит ли его что-нибудь. Но она не шевельнулась: она боялась своего собственного сына.
– Со мной все в порядке, – повторил Виктор-младший.
– Вопрос закрыт, – сказал Виктор, – дискуссия окончена.
Сжав свои ангельские губы, мальчик в упор посмотрел на отца, затем повернулся и пошел наверх.
Войдя в кухню. Маша поставила чайник. Она знала, что пройдут годы, прежде чем она сможет разобраться в чувствах, вызванных сегодняшними откровениями. Шестнадцать лет замужества – а знала ли она своего мужа?
Ветер метал снег в окно, и оконные стекла подрагивали в рамах. Маша посмотрела на часы. Половина первого ночи. Сна не было. Она слышала ритмичное дыхание мужа, спящего рядом.