Люди видят во мне противоречия оттого, что я не повторяюсь. Они видят во мне противоречия, потому что их ум обучен в некой аристотелевской логике. Аристотелевская логика утверждает, что это либо белое, либо черное. Если это белое, то оно не может быть черным; если это черное, то оно не может быть белым. Аристотелевская логика учит вас: либо то, либо это. Это основа всего научного ума. Религиозный ум говорит, что они совпадают: белое — также черное, черное — также белое. Иначе быть не может, ведь религия видит настолько глубоко, что противоположности становятся одним целым.
Жизнь должна быть также и смертью, смерть — также и жизнью, потому что в какой-то точке религиозный ум, религиозное сознание приходит к пониманию того, что они встречаются — они встречаются уже в вас. Что-то умирает, что-то рождается. Каждый миг я вижу, как вы умираете, каждый миг я вижу, как вы возрождаетесь. Вы не являетесь непрерывностью. Каждый миг что-то растворяется, каждый миг в существование приходит что-то новое. Но вы не осознаете это, поэтому вы не умеете видеть промежуток. Оттого, что вы не в силах увидеть промежуток, он выглядит как целостное.
Религия верит, что противоречий не существует — их не может быть, — потому что существование одно. Религия верит и видит, что не существует полярности. Даже если и есть полярность, она не полярна и не противоположна, она дополняет, поскольку существование не двойственно; оно одно. Жизнь нельзя отделить от смерти, а ночь нельзя отделить от дня, и лето нельзя отделить от зимы, и преклонный возраст нельзя отделить от детства. Детство растет в старость, ночь сменяется днем, день сменяется ночью. Нет и да — не вопрос или/или, оба они вместе. Две точки на одной линии, возможно, на противоположных концах, но линия то одна.
Таким образом, когда бы ни существовал религиозный человек, он не может быть точно таким же последовательным, как ученый. У него более глубокая логичность. Она не проявляется на поверхности; она глубоко в его естестве.
Я — не философ, и я не пытаюсь доказать вам какую-либо теорию, и я здесь не для того с вами разговариваю, чтобы доказать какую-нибудь гипотезу. Доказывать нечего. Есть правда, уже данная. Религии нечего доказывать; у нее нет теории о себе. Она просто дает вам способ, как видеть то, что уже есть. Я продолжаю говорить с вами не потому, что у меня есть теория. Если у меня будет теория, тогда я буду последовательным. Я всегда буду смотреть, согласуется ли это с моей теорией или нет: если совпадает, хорошо; если не подходит, я ее отбрасываю. Но у меня нет теории. Мне все подходит. Если бы у меня была теория, то я вынужден был бы на нее оглядываться. Тогда факт становится вторичным, а теория становится первичной. Если факт согласуется с теорией, то все нормально, если не согласуется, то мне следует проигнорировать его.
У меня нет теории. Каждый факт, - просто уже потому, что он факт, - подходит мне, прекрасно со мной согласуется. Лишь очень немногие осознают это. Поэтому не переживайте. Если другие видят противоречия, то у них — аристотелевская обусловленность.
Все мои усилия направлены на то, чтобы помочь вам растаять. Так ваша структура растворяется, и мало-помалу вы можете начать видеть, что противоположности дополняют друг друга. Если вы любите меня, это произойдет тотчас же, поскольку сердце не ведает противоречий. Даже если на поверхности есть противоречие, сердце знает, что где-то глубоко внизу должно быть постоянство, это противоречие должно где-то встретиться, оно должно быть удержано чем-то, что выходит за пределы противоречия.
Я есть единство. Если вы наблюдаете за мной, если вы любите меня, вы сможете увидеть согласие. Стоит вам увидеть мое единство, и все, что бы я ни говорил, исходит из единства.
Оно должно быть последовательным. Рационально ли вы способны понять или же нет, это не суть важно. У сердца — свои собственные причины, и эти причины глубже, нежели причины причин.
Когда меня слушают люди, которые никак не вверены мне, люди, которые никак ко мне не привязаны, люди, которые не путешествуют со мной в неизведанное, то все, что бы я ни говорил, они понимают по-своему — они интерпретируют это. Тогда это не то, что я сказал. К этому примешалось что-то еще: их толкование. А из-за их интерпретации меняется весь цвет, теряется чистота, а затем возникают проблемы. Эти проблемы — их собственного изготовления.
Я слышал такую историю:
Патрик пришел на исповедь и сказал священнику:
— Отец, я люблю мою соседку. Священник ответил:
— Прекрасно. Я рад видеть, как твое посещение служб нашей церкви принесло тебе пользу и наставило тебя на пути Господа. Заверши же хорошее дело. Вот все послание Иисуса: Возлюби своего ближнего как самого себя.
Патрик вернулся домой, переоделся в более комфортную одежду и юркнул в соседнюю дверь. Он позвонил в колокольчик и спросил:
— Все в порядке? Отозвалась дама:
— Знаешь, Альберта нет, но сейчас день и очень светло. Кто-нибудь может заметить, как ты сюда приходил.
— Все в порядке, — успокоил ее Патрик, — у меня от отца О'Брайена особый завет.
«Возлюби своего ближнего как самого себя». Когда это произносит Иисус, он имеет в виду нечто диаметрально противоположное. Когда это толкует Патрик, это становится совершенно другим. «Возлюби своего ближнего» — это молитва, медитация, весь способ бытия, но когда это слушает обычный ум, все приобретает иной оттенок. Любовь становится сексом. Молитва становится безрассудной страстью. А ум очень хитрый: он постоянно принимает любую поддержку — все что угодно, откуда угодно — до самой смерти.
Когда вы слушаете меня, будьте осторожны. Вы можете толковать меня по-своему. Когда я говорю «свобода», вы можете интерпретировать это как «официальное разрешение». Будьте начеку. Когда я говорю «любовь», вы можете интерпретировать это как «секс». Будьте настороже. Присматривайтесь к своим толкованиям, потому что они — ловушки, а потом вы отыщете во мне много противоречий, ведь меня там большенет:теперь это вы отразили. У вас внутри много противоречий. Вы почти полностью перепутаны. Внутри вас много умов, и вы бесконечно толкуете многими способами, а потом вы видите противоречия — в своих собственных толкованиях.
Слушайте меня. Даже более чем слушайте — будьте со мной. Тогда исчезают все противоречия.
Третий вопрос — прекрасная история, рассказанная Деватиртхой:
Ошо,ваш рассказ о дядеДадлинапоминает мне другую историю из Западной Виргинии. В ней говорится о том, как один человек, неместный, искал, как пройти куда-то, заблудился, и вот он остановился спросить дорогу у старого фермера.
Старик ответил:
—Идите три мили на север, через мост, сверните направо, идите прямо шесть миль до разрушенного амбара, за забором из пекана поверните налево... Не, так не пойдет.
Он начал заново:
—Ступайте прямо по этой дороге четыре мили, через ручей, у излучины возле каштанового дерева сверните направо, ступайте по этой дороге около двух миль,сверните налево у знака «стоп»... Не, опять не то…
Тут старик еще раз попытался объяснить:
—Отправляйтесь на запад, пока не упретесь в магазинГрубера, ступайте направо через мост пять миль, у желтого дома сверните направо, пройдите три холма, пока не придете к развилке дорог, держитесь права... Не, и так не пойдет…
—Простите,—заключил старый фермер после серьезного размышления, — вы не можете попасть туда отсюда.
Мне всегда нравилась эта история. Она невероятно показательна.