Так посудите сами, какую же опасность может представлять мой шестичасовой сон в аэропорту?..»
«Не ставьте меня в затруднительное положение, — ответил тот. — Поскольку завтра это будет известно в парламенте, и мне придется отвечать за то, что я вам это разрешил».
Так что мне пришлось на шесть часов сесть за решетку. Мне было объяснено, что это единственное место, где мне позволено находиться.
А на другой день вопрос об этом инциденте рассматривался в парламенте. И меня не перестает удивлять ответ, который был дан на него: «Человек этот чрезвычайно опасен». И что ни у кого в парламенте недостало соображения поинтересоваться: «Допустим, этот человек и опасен, но какую же опасность мог представлять его шестичасовой сон в зале отдыха аэропорта? Какая же в этом опасность?» Но ни один член парламента не задал подобного вопроса.
Короче, я поставил министра иностранных дел Греции в известность о том, что я приеду. Мне просто необходимо приехать.
В принципе, я собирался пробыть в Греции дольше, и моя виза давала мне возможность оставаться там еще в течение пятнадцати дней. Но архиепископ Греции пригрозил правительству, что если я не буду депортирован из Греции немедленно, то дом, в котором я остановился, будет взорван и сожжен вместе со мной и моим окружением.
Напуганное возможностью осложнений, правительство предпочло немедленно выслать меня. Я спал, когда меня арестовали. Спящих нельзя арестовывать. И у властей не было никаких оснований для ареста: ведь я не покидал дома в течение пятнадцати дней. Я попросил их предъявить мне какие-либо основания для депортации. Мне ответили, что никаких оснований, помимо распоряжения свыше, не существует. А распоряжения эти были основаны на страхе перед архиепископом. Это был все тот же архиепископ, что отлучил от церкви Казанцакиса. Эти люди, живущие практически вне времени. Их даже нельзя назвать современниками.
Ко дню моей депортации с острова люди знали обо мне, по большей части, понаслышке... Но, ощутив неловкость в связи с угрозами архиепископа, они говорили мне: «Чем же мы можем помочь? Мы лишь бедные люди».
Я отвечал: «Приходите все в аэропорт, чтобы архиепископ увидел, сколько людей на его стороне, а сколько на моей, хотя я здесь всего пятнадцать дней, а они — два тысячелетия». В результате с архиепископом в церкви было всего шесть престарелых женщин, а в аэропорту собрались три тысячи человек — целый остров.
И, тем не менее, они отказываются понять, что не нужны больше, что время их истекло. Они все талдычат: «возлюби врага своего и ближнего своего» или «Бог есть любовь» и при этом грозят ни в чем не повинному человеку сожжением его заживо вместе со всеми друзьями. А в этом большом особняке пребывало со мною, по крайней мере, двадцать пять человек.
Данный пример лишний раз доказывает, что сознание Запада еще не созрело до духовности, любви и отказа от насилия, но остается приверженным, абсолютно материалистическому подходу.
Два тысячелетия спустя после того, как был распят Иисус, этот человек, представитель Иисуса Христа в Греции, угрожает мне сожжением заживо. Так кто же он: представитель Иисуса Христа или же он был одним из тех раввинов, которые его распяли?
Сознание западного священника встало на пути постижения Западом сущности медитации. Но настало удивительное революционное время. По крайней мере, для нового поколения, которое не придерживается старых проповедников и старой церкви.
Взгляды нового поколения Запада обращены на Восток. И это вселяет великую надежду.
То Зорба ищет Гаутаму Будду.
Любимый Бхагван,
Мысли о смерти часто посещали меня в годы моего ученичества.
Как может ученик умереть в присутствии мастера, особенно если последний физически находится далеко от него?
Бхагван, является ли Махакашьяпа единственным ответом?
Вопрос состоит не в том, находитесь ли вы в присутствии мастера, но в том, полны ли вы любви и доверия к нему.
Физическая близость ничего не значит. Важна лишь духовная близость.
Любви и доверия достаточно. Вы можете находиться хоть на Луне — мастер будет рядом. На самом-то деле он будет внутри вас, поскольку по мере усиления вашей любви что-то в мастере, какие-то его энергии начнут плавиться и перетекать в вас, сливаться с вами.
Страх перед физическим расстоянием — это лишь страх перед нехваткой любви и доверия.
Махакашьяпа — недостаточный ответ. Каждый должен найти ответ сам для себя. Махакашьяпа пребывал подле Будды и умер сразу вслед за ним, не в силах жить без него. Но в том и уникальность Махакашьяпы. И это не единственный ответ.
Для пояснения расскажу еще несколько историй, связанных с Буддой.
Ананда жил 45 лет подле Будды. Никто иной не прожил рядом с Буддой так много лет. Никому иному это не было дозволено. И вот в чем дело: Ананда был двоюродным братом Будды, да к тому же - старшим. А по восточной традиции... Перед принятием посвящения Ананда как старший брат, обратился к Гаутаме Будде с такими словами: «Послушай, Сиддхартха (таково было его родовое имя) После посвящения я стану делать все, что бы ты мне ни сказал. Я сделаюсь твоим учеником, ты — моим мастером. Но пока еще я для тебя старший брат, а ты для меня младший. И ты должен выполнить все, что я скажу тебе. Запомни же три вещи и не забывай о них, когда я сделаюсь твоим учеником». Это очень красивая история.
«Что это за три вещи?» — спросил Будда.
И Ананда ответил: «Во-первых, я всегда буду жить с тобой, и ты не сможешь никуда отослать меня для распространения учения. Во-вторых, если я пожелаю, чтобы ты с кем-либо встретился, случись то хоть среди ночи, ты не должен отказать мне — такова будет моя личная привилегия. И в-третьих, я буду спать в одной спальне с тобою. Даже во время твоего сна я буду подле тебя». Будда пообещал, и соблюдал все условия на протяжении сорока двух лет.
Однако Ананда не достиг просветления. Каковы же были его муки и страдания: пришедшие к Будде гораздо позже него, становились просветленными, он же пребывал в прежнем неведении.
«Что же теперь будет со мною?» — сокрушался он в день смерти Будды. — «Ведь если я не сумел достичь просветления, даже находясь подле тебя двадцать четыре часа в сутки, в течение сорока двух лет, плюс-минус день, без тебя у меня и вовсе не остается надежды на это».
«Тебе не ведомы законы развития жизни», — отвечал ему Будда. — «А что, если ты сможешь достичь просветления лишь после моей смерти? Что, если как раз я-то и являюсь для тебя преградой, поскольку воспринимаем тобою, как некая гарантия? Еще в тот день, когда ты поставил три своих условия, я подумал, что они станут барьером на твоем пути. Ты никак не способен абстрагироваться от мысли, что ты мой старший брат. Даже сейчас ты не в силах забыть о своих привилегиях перед другими, о том, что лишь для тебя одного согласился я выполнить три условия. Возможно, сама моя смерть поможет тебе».
Будда умер. А через двадцать четыре часа все его просветленные ученики собрались вместе, чтобы записать все, о чем он говорил в течение этих сорока двух лет. Но возникла проблема, ни один из них не находился неотлучно подле Будды на протяжении всех сорока двух лет. Ананда, не будучи просветленным, не имел права на участие в собрании: как могли они полагаться на слова несведущего, непросветленного человека, ведь в таком случае нельзя было бы сказать наверняка, действительно ли он это слышал или же просто вообразил, не упустил ли чего и не предложил ли собственной интерпретации! Это бы сильно осложнило дело.