«Венский лес», если не ошибаюсь.
– Попытайся на другой волне, Джордж, – предложил Тримбл.
Но едва Джордж успел коснуться ручки настройки, как радио вдруг умолкло.
– Черт, – пробормотал он, крутя ручки. – Надо же было лампе перегореть именно сейчас. Нет даже фонового шума.
– Может, это сделали марсиане? – предположил Уэйнрайт. Продолжим, Джордж, пока карты не остыли. Они у меня так и рвутся сорвать банк.
Джордж никак не мог решиться. Наконец посмотрел на Уолта Грейнера. Все пятеро приехали из Лагуны в машине Грейнера.
– Уолт, – обратился к нему Джордж, – у тебя в машине есть радио?
– Нет.
– Вот дьявол! К тому же у меня нет телефона – эта чертова телефонная компания не желает ставить столбы так далеко от... А, ладно, хватит!
– Если это тебя всерьез беспокоит, Джордж, – заметил Уолт, – мы все можем быстренько смотаться до города. Или только мы с тобой, а остальные пусть играют. Это не займет много времени. Можно будет потом посидеть подольше, чтобы возместить утрату.
– Если не наткнемся по дороге на космический корабль, полный марсиан, – вставил Джерри Дике.
– Бред! – воскликнул Уэйнрайт. – Джордж, твое радио просто перенастроилось на другую станцию.
– Мне тоже так кажется, – сказал Дике. – Да и что с того, если где‑то поблизости есть марсиане? Почему бы им самим не заглянуть сюда, если они хотят с нами познакомиться? Это наш покерный вечер, господа. Играем в карты, и пусть жетон идет к жетону.
Джордж Келлер вздохнул.
– Ну, ладно... – согласился он.
Вернувшись к столу, он сел, взял в руки карты и посмотрел в них, чтобы вспомнить, что там есть. Ах да, семерки и тройки. И его очередь прикупать.
– Сколько? – спросил Тримбл, поднимая колоду.
– Одну, – ответил Джордж, сбрасывая лишнюю карту. Однако Тримбл так и не подал ему новую. Внезапно с другой стороны стола Уолт Грейнер произнес каким‑то странным голосом:
– Господи Боже!
Все на мгновенье замерли. Потом уставились на него и тут же быстро повернулись, чтобы увидеть, на что он пялится.
Марсиан было двое. Один сидел на лампе, стоявшей на полу, другой стоял на приемнике.
Джордж Келлер, хозяин дома, первым пришел в себя, может, потому, что почти поверил в сообщение, переданное по радио.
– П‑привет, – неуверенно сказал он.
– Привет, Джонни, – ответил марсианин с лампы. – Слушай, бросай‑ка ты карты.
– Да?
– Точно говорю, Джонни. У тебя семерки и тройки, и ты купишь до фула, потому что сверху лежит семерка.
Тут вмешался второй марсианин:
– Это просто, Джонни. Ты отдашь штаны за свой фул, потому что вот этот субчик... – он указал на Гарри Уэйнрайта, открывающего торговлю, – ...вошел с тремя вальтами, а вторая карта в колоде – валет. У него будет каре.
– Можешь сыграть и убедиться, – добавил первый марсианин.
Гарри Уэйнрайт поднялся и бросил на стол перевернутые карты – в том числе три валета. Вытянув руку, он взял колоду у Боба Тримбла и вскрыл две первые карты. Это были семерка и валет.
Как и было сказано.
– Думал, мы тебя дурим, да, Джонни? – спросил первый марсианин.
– А‑а, чтоб тебя... – Уэйнрайт двинулся к ближайшему марсианину, под рубашкой его перекатывались мускулы.
– Успокойся! – окликнул его Джордж Келлер. – Гарри, помнишь сообщение по радио? Ты не сможешь их выкинуть, если не можешь коснуться их тела.
– Верно, Джонни, – признал марсианин. – Покажешь себя даже большим болваном, чем всегда был.
Опять встрял второй:
– Что ж вы не садитесь играть? Мы вам поможем, всем играющим.
Тримбл поднялся.
– Один твой, Гарри, – со злостью бросил он. – Я возьму второго. Если радио сказало правду, мы не сможем их выбросить. Но попытаться не мешает...
Не помешало. Но и не помогло.
6
Во всех странах в ту ночь – или в тот день, если говорить о восточном полушарии, – максимальные людские потери были среди солдат.
На всех военных объектах караулы применили оружие. Одни часовые кричали: «Стой, кто идет!» а потом стреляли, но большинство открывало огонь сразу и палило до опустошения магазинов. Марсиане смеялись, да еще и подзуживали их.
Солдаты, не имевшие под рукой оружия, побежали за ним. Некоторые взяли гранаты. Офицеры использовали пистолеты.
В результате среди солдат началась жуткая бойня, а марсиане пострадали разве что от грохота.
Самые же страшные моральные муки испытывали офицеры, ответственные за секретные военные объекты. В зависимости от остроты своего ума они быстро или медленно понимали, что нет больше никаких секретов. Только не от марсиан. А поскольку марсиане обожали сплетничать, то и вообще ни от кого.
Дело даже не в том, что они интересовались военными делами как таковыми. В сущности, на них не произвели никакого впечатления ни дислокация установок для запуска ракет с ядерными боеголовками, тайных складов атомных и водородных бомб, ни знание секретных документов и тайных планов.
– Слабовато, Джонни, – сказал один из марсиан, сидя на столе генерала, командующего базой Эйбл, в те времена наглухо засекреченной. – Слабовато. Со всем, что у тебя есть, ты не справишься даже со стойбищем эскимосов, если они будут знать, как вахрать. А мы можем их научить, учитывая все ваши игрушки.
– А что такое это ваше вахрание?! – рявкнул генерал.
– Не твое собачье дело, Джонни. – С этими словами марсианин повернулся к одному из своих; всего в кабинете их было четверо. – Эй! – позвал он. – Квимим к русским, посмотрим, что есть у них. А заодно расскажем им кое‑что.
Двое марсиан исчезли.
– Послушай, – сказал третий четвертому, – вот это цирк! И принялся читать вслух сверхсекретный документ из запертого сейфа в углу комнаты.
Его коллега презрительно рассмеялся.
Генерал тоже рассмеялся, но без презрения. Он так и смеялся, пока два адъютанта тихонько выводили его.
Пентагон превратился в сумасшедший дом, равно как и Кремль, хотя, надо признать, ни одно из этих зданий особо не привлекло к себе марсиан.
Марсиане были так же беспристрастны, как и вездесущи. Никакие места не интересовали их больше других. Белый ли Дом, публичный ли – не имело значения.
Ничто не интересовало их больше или меньше, будь то объекты в Нью‑Мексико, где строилась космическая база, или подробности сексуальной жизни беднейшего кули из Калькутты.
И повсюду, всеми возможными способами, они нарушали приватность. Я сказал «приватность»? Она просто перестала существовать.
И, разумеется, стало понятно, даже в ту первую ночь, что пока марсиане будут развлекаться, не будет покоя, не будет конфиденциальности ни в личных делах, ни в интригах правительств.
Их интересовало все, что касалось нас – индивидуально или в общем – все их смешило или вызывало отвращение.
Предметом исследований марсианской расы был человек. Животные сами по себе не интересовали их, однако они охотно пугали и дразнили животных, если это доставляло людям неприятности или прямой вред.
Лошади особенно боялись марсиан, и езда верхом – будь то ради спорта или ради передвижения – стала не то что бы опасна, а просто невозможна.