Пошатывающийся Ярл замыкал шествие, бережно держа в пасти слабо трепыхающегося Аэлта.
Пленительные светлые аллеи, усыпанные лепестками роз, безупречные ухоженные газоны – бархатный ковер цветов, пышные благоухающие клумбы, кусты и деревья, подстриженные в виде затейливых домиков, витых башенок и колышущихся теремов, умиротворенное пение птиц, – это был невозможно-прекрасный оазис посреди дремучей чащи. Но сомневаться было бессмысленно: аккуратная табличка «Заброшенный Лес. Добро пожаловать!», заботливо прикрепленная к скворечнику, убеждала колеблющихся лучше любого путеводителя.
Размеченные диагональные дорожки, мигающие указатели со стрелочками, кристально-чистый пруд с резвящимися русалками, уютный марципановый домик с крышей из леденцов, с гостеприимно распахнутыми дверьми, и… безутешно плачущий людоед на крылечке – друзьям определенно было грех жаловаться как на скуку, так и на везение.
Горообразные плечи, разрывающие расшитую золотым позументом ливрею, густая шерсть, выбивающаяся из-под атласной сорочки, крупные желтоватые зубы, каждый размером с палец, и горькие слезы, скатывающиеся из уголка глаз, – не каждый узнал бы в таком описании великана-людоеда, чьим именем пугали непослушных детей.
– Да не ем я людей, на диете я! Ведь всего-навсего хотел, дай, думаю, расчищу путь, будет дорога короткая в город, трактир заведу, пошлину за проезд и охрану брать буду, как человек заживу. Казалось бы, чего проще. Прикидывал, колдун злобный в лесу обитает, разбойник лютый али тать ночной – справился бы с ними уж как-нибудь. Кто ж знал, что сюда просто никто не заходит, оттого лес заброшенным и называется, даже преступникам он не нужен. Хоть бы отшельник какой завалящий завелся. А теперь средства потратил, дизайн-проект мой в три раза смету превысил (домиком полюбовались, правда, прелесть?), красоту навел, аж глаза слепит, бросить жалко, а пользы ни на грош.
И хотя жалеть хныкающего острозубого бизнесмена друзья не торопились, ситуация и впрямь была аховая. Надежду выбраться самим из Леса они потеряли в тот момент, когда начали узнавать все попадающиеся на их пути деревья и давать имена особо выдающимся. Сам людоед совершенно не горел желанием расставаться с ними.
– Уж как я только ни рекламировал: и объявления на пергаментах с гербовой печатью по дорожным столбам развешивали, и герольды с площадей приглашали, и в тавернах оплаченные трепачи по секрету нашептывали, – ничего не выходит. Какие только зазывные лозунги ни придумывал: «Отель на краю Ойкумены» – для искателей приключений, «Нетронутый первозданный уголок» – для любителей природы, «Останьтесь неузнанным с полным комфортом и первоклассной обслугой» – для утомленных знаменитостей. В стихах пробовал: «Ночлег да кормежка – короткая дорожка, не заметишь, доберешься, и наешься, и напьешься». Стыдно сказать, до «Незабываемая ночь с оголодавшим людоедом» докатился. Да я вас лично на руках до самой Ахтихии донесу, если вы мне поможете. Кстати, будем знакомы, я Питекантроп.
Поездку на ручках у людоеда друзья недоверчиво отклонили, усиленно стараясь не обидеть его подозрениями, зато сторговались на бесплатный харч и кров, что, по правде сказать, было встречено с куда большей неохотой.
Поняв, что других альтернатив не предвидится, они азартно принялись за поиски решения.
Недостаточность рекламных мер вряд ли могла служить причиной тотального отсутствия посетителей, ведь у рекламы поистине магический эффект, что ни предлагай, обязательно найдется желающий попробовать.
Зар уверял, мол, отель в лесу мало кого сможет соблазнить, особенно учитывая трудности, с какими они сами сюда добрались, но людоед возмущенно возразил, что все равно здесь проходит кратчайший путь в город, поэтому уж торговцы и путешественники должны были потянуться.
Ярл предположил, что где-то неподалеку есть другой лес с похожим названием и все по ошибке рванули туда, но это звучало неубедительно.
Перебор вариантов завершил практичный Урчи:
– Не верю я, что при всех предпринятых шагах никого не прельстило столь заманчивое предложение, наверняка что-то мешает. Либо все жаждущие заблудились и не могут найти дорогу в этот земной рай (людоед просиял), либо кто-то специально отваживает их.
Поэтому было решено всем вместе самим попробовать пройти тот путь, по которому шли к своему походному счастью предполагаемые клиенты, и убедиться, что никаких препятствий не наблюдается.
Переход по лесу превратился в идиллический пикник с переливистыми трелями соловья, вспыхивающим красочным оперением фазана, пряным ароматом цветущего базилика и неподвижно висящими ветвями клена.
Но, выйдя на самую окраину, они изумленно обнаружили совершенно другую картину. Целый палаточный городок пестрел внизу – дымились костры, горланились песни, готовились разнообразные кушанья под навесами, сновали официанты и уборщики, одетые в яркую униформу. Над всем этим великолепием развевалось огромное знамя, где еще издалека можно было прочесть: «Незачем идти дальше, Заброшенный Лес здесь!»
Друзья заинтригованно изучали таблички, развешанные на окраинных деревьях: «Отравленная пустошь», «Ядовитые змеи-душители», «Браконьеры – охотники за головами», «Клещи-мутанты», «Осторожно! Ямы-ловушки и самострелы», «Едкая пыльца и слепящий пух» и наконец любимое – «Администрация не несет ответственности за все виды несчастных случаев, которые с вами обязательно произойдут!».
Рядом висела карта, на ней весь Заброшенный Лес был представлен невнятным буро-болотистым пятном, усеян прикрепленными красными флажками, под каждым из которых имелось детальное описание тех несчастий, что там случились. И хорошо заметная издали надпись, опоясывающая наглядное пособие: «Местность полностью исследована, интереса не вызывает, но представляет опасность для неподготовленных путников». Урчи оценил изящество фразы – осторожных она отпугнет, а рисковых не заинтересует.
Но особо взбешенного великана покорила панорамная композиция, накрепко прибитая к огромному покореженному тису. На ней был изображен свирепый людоед, пожирающий белокурую красотку и тычущий пальцем в перепуганного зрителя, мол, тот сгодится на закуску. Он долго приглядывался к плакату, рассматривал с разных сторон, слюнявил палец и тер изображение, чуть не пытаясь залезть внутрь, пока не воскликнул:
– Да это же Троглодит, братец единокровный, ох не любим мы о нем часто вспоминать.
Урчи определенно не хотел портить себе сон, представляя паршивую овцу в семействе людоедов, но напрягать воображение не пришлось. Из леса, издавая истошные вопли, спасался какой-то турист, так и не выпустив из руки топор, а за ним мчался людоед, который, в свою очередь, не желал выпускать из рук нож и вилку. Питекантроп, на секунду застывший, будто матерый котяра в боевой стойке с вздыбленной шерстью и сузившимися глазами, бросился наперерез. Встреча была по-родственному трогательной – в ход пошли клыки и когти.
Великан-людоед, наконец-то осознавший, что ему намеренно портят весь бизнес и уводят клиентов, явно не был знаком с принципами всепрощения или, на худой конец, справедливой конкурентной борьбы.
Под жалобные вскрики и клочки летящей шерсти удалось восстановить всю картину развития событий: некий купец, проведав о возникшем интересе к Заброшенному Лесу, подсуетился и построил свою гостиницу неподалеку. А чтобы не терять дополнительный доход, решил отвадить неразумных клиентов от опасностей настоящего Заброшенного Леса (и то сказать, об их безопасности заботился, кто посмеет упрекнуть).