Фолк-музыка не приветствовалась в Лламедосе и исполнение ее сурово пресекалось; считалось, что если некто напоил коня и собирается приобнять жену, то он вправе расчитывать, что его дальнейшие шаги не будут запротоколированы и впоследствии исполнены под музыку. Гитары же отвергались из-за их, ну… чрезмерной простоты.
Он взял аккорд. Возник звук, подобного которому он не слышал никогда в жизни: резонанс и необычные отголоски, которые будто бы уносились прочь, пропадали в руинах инструментов и возвращались, обогащенные новыми гармониками.
От этого звука зазудел его спинной хребет.
Но вы не сможете быть даже самым распоследним музыкантом на свете, если у вас нет инструмента.
– Отлично, – сказал Глод. Он повернулся к старухе.
– Вы же не назовете это музыкальным инструментом, не так ли? – вопросил он. – Взгляните на него – от него тут не больше половины.
– Гллод, я не думаю… – начал Имп. Струны у него под рукой затрепетали.
Старуха посмотрела на эту штуковину.
– Десять долларов, – сказала она.
– Десять долларов? Десять долларов? – воскликнул Глод. – Да это не стоит и двух!
– Стоит, – сказала старуха. Она оживилась самым неприятным образом, как будто предвкушая схватку, в которой ничьим карманам пощады не будет.
– К тому же она старая, – сказал Глод.
– Антикварная.
– Вы слышали этот звук? Совершенно гиблый.
– Сочный. В наши дни уже не встретишь подобного мастерства.
– Только потому, что сейчас научились этого избегать!
Имп еще раз присмотрелся к штуковине. Струны резонировали сами по себе. Они слегка отблескивали синим и смазывались, как будто никогда не прекращали вибрировать.
Он поднес ее к губам и прошептал:
– Имп.
Струны умммнули.
Теперь он разглядел пометку мелом. Мел почти стерся, так что единственное, что можно было понять – это пометка. Просто меловой штрих.
Глода несло. Гномы считаются самыми энергичными дельцами, уступая в проницательности и наглости только маленьким пожилым леди.
Имп попытался сосредоточится на происходящем.
– Итак, – говорил Глод. – Мы догорились?
– Договорились, – отвечала маленькая пожилая леди. – И не пытайтесь плевать себе на руку, пока я не пожму ее. Подобное поведение негигиенично.
Глод повернулся к Импу.
– Думаю, я провернул дело просто замечательно, – сказал он.
– Хорошо. Посллушай, это очень…
– Есть двенадцать долларов?
– Что?
– Что-то вроде утешительного приза, я думаю.
Глухой удар донесся сзади. Катя перед собой здоровенный барабан и удерживая локтем стопку тарелок, появился Лайас.
– Я же говорилл, что у меня нет денег! – прошипел Имп.
– Да, но… слушай, люди всегда говорят, что у них нет денег. Это разумно. Ты же не будешь ходить повсюду и говорить, что у тебя полно денег. Значит, ты имел в виду, что у тебя их на самом деле нет?
– Нет!
– Даже каких-то двенадцати долларов?
– Нет!
Лайас свалил барабан, тарелки и пачку нот на стойку.
– Сколько за все? – спросил он.
– Пятнадцать долларов, – ответила старуха.
Лайас вздохнул и выпрямился. На секунду взгляд его приобрел отсутствующее выражение; затем он треснул себя по челюсти, залез пальцем в рот, пошарился там и извлек…
Имп вытаращил глаза.
– Так, дай-ка взглянуть, – сказал Глод. Он выхватил что-то из пальцев Лайаса и внимательно рассмотрел.
– Эй! Здесь как минимум пятьдесят карат! – воскликнул он.
– Я не возьму это, – заявила старуха. – Это побывало во рту у тролля.
– Яйца же вы едите, – сказал Глод. – Так или иначе, всякий знает, что у троллей алмазные зубы.
Старуха взяла алмаз и исследовала его в свете свечи.
– Если я отнесу его к одному из ювелиров на Улицу Совершенства, – сказал гном, – он скажет, что этот камушек стоит две тысячи.
– Ну а я скажу тебе прямо здесь, что он стоит пятнадцать, – ответила старуха.
Алмаз магическим образом преобразил ее. Она одарила их лучезарной улыбкой.
– А почему мы просто не забрали все это у нее? – спросил Глод, когда они оказались снаружи.
– Потому что она бедная беззащитная старая женщина, – сказал Имп.
– Точно!
Глод посмотрел вверх на Лайаса.
– Так у тебя полный рот этого добра?
– Угу.
– Слушай, я тут задолжал своему домовладельцу за два месяца и…
– И думать забудь, – сказал тролль ровным голосом.
Дверь за ними захлопнулась.
– Эй, не унывайте! – сказал Глод. – Завтра я устрою нам ангажемент. Не беспокойтесь. Я знаю всех в этом городе. Трое нас… это группа!
– Мы ведь даже не репетировалли вместе, – заметил Имп.
– Мы будем репетировать прямо по ходу дела, – заявил Глод. – Добро пожаловать в мир профессионалов!
Сьюзан не слишком хорошо знала историю. Она всегда казалось ей исключительно скучным предметом. Снова и снова какие-то скучные личности совершали одни и те же глупости.
В чем смысл? Один король в точности похож на всех остальных.
Класс изучал какую-то революцию, в течении которой некие крестьяне выказывали желание перестать быть крестьянами и, поскольку победили аристократы, они очень быстро перестали быть крестьянами. Стоило ли учиться читать и копаться в источниках, чтобы узнать – что стоят серпы и вилы против арбалетов и мечей?
Она скрепя сердце дослушала до середины, а потом скука взяла свое, она достала книгу и отключилась от окружающего мира.
– ПИСК!
Сьюзан оглянулась. На полу у ее стола маячила маленькая фигурка. Она была черезвычайно похожа на крысиный скелет в черном одеянии и с крохотной косой в лапах.
Сьюзан уставилась в книгу. Таких вещей не существует. Она вполне уверена в этом.
– ПИСК!
Сьюзан опять взглянула вниз. Видение все еще было тут. Вчера на ужин были тосты с сыром. Книги предупреждают нас, что следует ожидать подобного после сытного ужина.
– Тебя нет, – сказала она. – Ты просто кусок сыра.
– ПИСК?
Убедившись, что оно привлекло внимание Сьюзан, создание извлекло маленькие песочные часы на серебряной цепочке и настоятельно указало на них. Вопреки всем рациональным соображениям, Сьюзан наклонилась и подставила ладонь. Существо вскарабкалось на нее – ноги у него были как шпильки – и выжидательно уставилось на нее. Сьюзан подняла его на уровень глаз. Все в порядке, это, вероятно, просто плод ее воображения. Ей следует отнестись к этому серьезно.
– Я надеюсь, ты не будешь говорить ничего вроде «О, мои лапки и усики!», не так ли? – спросила она тихо. – Потому что если ты это скажешь, я пойду и сброшу тебя в уборную.
Крыса помотала черепом.
– А ты настоящая?
– ПИСК. ПИСКПИСКПИСКПИСК…
– Послушай, я не понимаю, – сказала Сьюзан терпеливо. – Я не говорю по-грызуньи. Из современных языков у нас только клатчский и я знаю, как сказать «Верблюд мой тетушки пропал в миражах». И если ты воображаемый, то попытайся стать более… привлекательным.
Скелет, даже такой маленький, трудно назвать привлекательным объектом, даже если он выражает сочувствие и улыбается. Однако ей казалось… нет, она вспомнила… память подсказала ей, что этот не только реален, но и на ее стороне. Это была непривычно. Ее сторону обыкновенно принимала только она сама.
Крыса напоследок глянула на Сьюзан, а потом, в одно движение, схватила маленькую косу зубами, сиганула с ладони на пол и поспешила прочь, лавирую между парт.
– И ничего не сказал про лапки и усики, – заметила Сьюзан. – Неправильный какой-то, в любом случае.
Крысиный скелет шагнул в стену.
Сьюзан вернулась к книге и яростно проштудировала Парадок Делимости Ноксиуса, который доказывал невозможность падения бревна.