– Да, ты прав, – ответил из колодца возмутитель спокойствия, – но я знаю, кому я даю эту сому!
– Он действительно пьян, – злобчиво подытожил другой хотар, и мудрецы ушли прочь. По своим делам. Стали расходиться и другие зрители этого спектакля. Не ушли только Индра, Гарджа и ещё какой-то молодой человек, с интересом следящий за разговором.
– Послушай, маленький воин, я хочу говорить только с тобой! – донеслось из колодца.
– Не бывает маленьких воинов, – оскорбился Индра, – бывают воины и не воины.
– Да, ты прав, прости. Послушай меня. Скоро мы все окажемся в колодце. В одном колодце.
– Что я должен сделать? – перебил Индра. Гарджа смотрел на это странное соитие разумного и бредового, на удивительную совпадаемость их умохождения, потустороннего здравому смыслу, но в котором так очевидно обнаружилась сообразительность малыша. Смотрел и удивлялся. Потому что он понимал, что за всей этой белибердой скрывается что-то вполне разумное. И ещё Гарджа удивлялся зрелой мысли, зрелой речи и зрелому духу своего названого сына. Странным для его возраста. Смотрел, как посторонний при чужой беседе. Как ребёнок при беседе взрослых людей.
– Будь всегда в нужное время в нужном месте. Остальное придёт само.
– Ничто само не приходит, – покачал головой Индра.
– Именно это я и имел в виду. Если, конечно, ты тот, о ком я думаю.
– Пойдём, – сказал мальчик Гардже, и ничего не понимающий воин заторопился вслед уходящему сыну.
– Постой, разве ты уже поговорил с ним?
– Конечно. Я думал, что ты и сам это понял, – гордо ответил юный марут.
– Может быть, мы его вытащим?
– Не нужно?
– Почему?
– Что-то подсказывает мне, что он выберется сам.
– Почему?
– Папа, ты задаёшь слишком много вопросов. Знаешь, что по этому поводу говорил мой кумара-рита?
– Догадываюсь. Должно быть, то же самое, что и мой когда-то. Про дурака.
– Неужели они говорят одно и то же, – разочарованно вздохнул Индра.
– Послушай, тот, из колодца, преподнёс тебе сому. Хотя сому люди не пьют, её готовят для богов.
Индра взял у Гарджи бурдюк, развязал его и лизнул содержимое.
– Гадость! – сказал мальчик кривясь. – Но испить нужно.
– Зачем же пить, если гадость? – наивно поинтересовался Гарджа.
– Папа, ты опять забыл про дурака.
– Ладно, больше ни о чём не стану тебя спрашивать.
– Человек спрашивает только потому, что ленится сам искать ответ на вопрос, – назидательно изрёк Индра.
– Великие боги! Что бы было, останься ты в Амаравати хотя бы на год!
– Скоро нам вообще придётся забыть про Амаравати.
–Что?
Индра промолчал.
– Вот, значит, что поведал тебе тот чудак! – вздохнул воин. – Сумасшедшие и дети говорят на одном языке… Послушай, ведь он всё время предрекал нам место в колодце.
– Место рядом с собой, – пояснил мальчик.
– Теперь ясно зачем он туда залез, – понял Гарджа. – Что бы это значило? Болезнь? Войну? Ясно, что он говорил о могиле.
Индра пожал плечами:
– Нас ждут испытания. Но главное – быть в нужное время в нужном месте.
– Хорошие слова, – кивнул Гарджа, – запомни их. Правда ты кое что упустил.
Индра поднял брови и посмотрел на отца.
– Да, сынок. Речь шла именно о тебе. Он предрёк твою судьбу. Именно тебе следует быть в нужное время в нужном месте. Тогда всё само придёт. То есть ты будешь знать, что делать!
– Я это понял, папа.
Они помолчали. Свозя ногами грязь с раскисшей дороги.
– Ладно, пей свою сому. Раз уж нужно. Только мы как следует разведём её молоком, – решил Гарджа и снова развязал бурдюк. Индра посмотрел на содержимое фляги и отказался его пить.
– Не хочется что-то, – заупрямился ребёнок, – она горькая. Как-нибудь в другой раз.
Когда маруты ушли, последний оставшийся на площади человек заглянул в старый колодец.
– Эй! – крикнул он вниз. – Все ушли.
– Да? Почему же ты остался?
– Я хотел тебя расспросить кое о чём…
– А этот молодой воин тоже ушёл? – перебил сидящий внизу.
– Да, он тоже ушёл. Он понял всё, что ты ему сказал.
– Ты так решил?
– Уверен.
– Это хорошо. Как твоё имя?
– Дадхъянч.
– Послушай, Дадхъянч, помоги-ка мне вылезти.
Молодой риши скинул с себя плащ, скрутил его и опустил один конец в колодец.
– Ухватил? Поднимайся, я держу! – он упёрся босой пяткой в каменный обклад водяной ямы. Плащ натянуло и повезло в зияющее жерло. Дадхъянч чуть не полетел в грязь. Следом.
Снизу появилась сначала одна рука, обхватившая камень, потом другая и наконец лицо сумасброда.
– Это ты – Дадхъянч? – спросило лицо.
– Да, – с трудом ответил молодой риши, удерживая натянутый плащ.
Человек из колодца перемахнул через стену и оказался перед своим избавителем.
– А у тебя есть хвост дубоносого истукана? – спросил пророк с надеждой.
– И плавник усатки?
– Ясно, – разочарованно вздохнул сумасброд и с безразличием шагнул в сторону.
– Послушай! – крикнул ему вслед молодой риши. – Почему ты считаешь, что нам грозит гибель?
– Потому что бабка в дому!
– Ты выбрал не лучший способ сообщить о своём открытии.
Дадхъянч поплёлся следом. Он украдкой разглядывал этого странного человека. Вернее, его спину. Обёрнутую грубой медвежьей шкурой. По одежде пророк напоминал шудру.
– Куда ты идёшь? – вдруг спросил тот не оборачиваясь.
– За тобой.
– Разве я звал тебя?
– Да, так же как и других.
– Нет, – ответил человек в медвежьей шкуре, – с собой я не звал никого.
– Ну так позови! – крикнул ему Дадхъянч.
Колодезный крикун остановился, обернулся и посмотрел на своего выручателя, как на привязчивую муку. На зубную боль.
– Ты же сам этого хотел, – виновато сказал Дадхъянч.
– Ну, может быть, не именно этого…
Колодезный крикун вдруг скорчил рожу, растянул рот в безобразной улыбке, почмокал губами и скосил глаза. Дадхъянч воспринял увиденное равнодушно. Пророк вернулся к своим мыслям, отвлёкся от представления и поплёлся куда-то восвояси. Молодой риши увязался следом.
Они шли и молчали. Пророк иногда что-то выкрикивал и начинал неистово жестикулировать. Должно быть, он оживлял руками нахлынувшие мысли.
Через какое-то время человек из колодца заметил идущего рядом попутчика.
– Послушай, Дадхъянч, если бы ты не встретил Триту, чем бы ты сегодня занимался?
– Кого не встретил? – глуповато спросил бывший брахман.
– Я Трита, – заволновался пророк, – я, я, я!
– Сегодня тем же, чем и вчера. Познанием.
– Да? Познанием? Скажи, пожалуйста. Познанием, – пророк снова скорчил рожу, но его выходки нисколько не трогали Дадхъянча.
– А я, стало быть, твоя жертва? – уточнил Трита. – На пути познания?
– Но ты же сам назвал себя хотаром. Верховным жрецом того малыша. И колодец и ухмылки – что это, как не жертва?
Пророк метнул взгляд в глаза Дадхъянча, наткнулся в них на рассудительный покой и несгибаемую волю. Трита понял, что ему не отвертеться.
– Ладно, Дадхъянч, ну их к псам иносказания, ты всё равно мыслишь по обычаю. А Трита мыслит не так. Обычай – это я! – вдруг резко крикнул пророк. – Здорово, как считаешь?
Дадхъянч пожал плечами.
– Откуда я знаю про беды, про катастрофы, вот что хотел ты спросить? – Трита глубокомысленно вознёс глаза к небу. – Да пойми же, человек, здесь не нужны догадки. Всё открыто и так. Разве ты не видишь сам, что мы гибнем? Ну разве не видишь?
– Признаться, нет, – честно ответил молодой риши.
– Он не видит, что мы гибнем! – всплеснул руками Трита. – Тоже мне познаватель. Где борьба, я тебя спрашиваю? Где борьба за место под солнцем? Кшатрии зажирели. От безделья. Скотники только и думают, как бы свалить со своих трудов бесполезное воинство.