Конечно, не Лизен: она была малообразованной женщиной. И, наверное, не мистер Дэвис, настоятель Честера. Но кто-то ей сказал об этом, и она запомнила эту фразу.
Она не хочет походить на Марию или Элизабет, и уж тем более на королеву Анну. Та правила позднее. Анна, женщина весьма недалекая, находилась под влиянием фаворитов, и народ смеялся над ней, так же как над ее бедным сумасшедшим дедом Георгом и ее дядюшками, принцем-ренегатом и королем Вильгельмом. Вот их портреты висят на стенах позади нее. У нее в жилах течет та же кровь, что и у этих людей, но они были глупцами, и она не собирается становиться похожей на них.
Конингем не ждал от нее многого. Она поняла это, когда он целовал ей руку. Наверняка подумал, что она еще девчонка, ни на что не годна, и решил не обращать на нее внимания. Но ему придется поменять свое мнение. Она лучше других понимала, что такое корона, если даже до последнего времени ее носил клоун-матрос, которого никто не воспринимал всерьез.
Виктория закрыла окно и тщательно заперла его. Она ненавидела что-либо не доводить до конца.
Потом она пошла вдоль длинного зала и примерно в центре неожиданно повернулась и сделала несколько веселых танцевальных па. Но, едва приблизившись к двери, перешла на степенный шаг.
Они все собрались за дверью: герцогиня Кента, баронесса Лизен, в своем халате напоминающая взволнованную ворону с крючковатым носом и быстро бегающими черными глазками. Здесь была и леди Флора Гастингс, любимая дама герцогини, и ревизор финансов лорд Джон Конрой. Лорд Конингем и архиепископ уже уехали, но все остальные спустились вниз, чтобы узнать, что же случилось с Викторией.
Когда дверь открылась и она предстала перед ними, герцогиня инстинктивно шагнула вперед. Ее полное лицо было краснее обычного.
Она кипела от возмущения при виде своей дочери, такой спокойной и собранной. Из-за безудержных вспышек гнева герцогиня уже нажила себе множество врагов и сейчас прямо-таки была вне себя оттого, что девушка так долго пробыла внизу, когда ей ясно приказали сразу же подниматься наверх.
Она открыла рот, чтобы потребовать от Виктории объяснений, но слова застряли у нее в горле, когда в первый раз в жизни она увидела прямой, устремленный на нее взгляд дочери. Довольно выпуклые голубые глаза Виктории, которые лишь с натяжкой можно было назвать привлекательной чертой ее лица, скользнули по ней и устремились на толпу леди и джентльменов. И вдруг кто-то склонился в реверансе.
Герцогиня впоследствии не могла понять, почему она так смутилась, но все присутствующие один за другим начали приседать и кланяться, пока не осталась только новая королева, спокойно стоящая в дверях. Мать и дочь еще раз взглянули в глаза друг другу. Герцогине Кентской показалось, будто этот момент длился столетия. Наконец она побагровела и тоже присела в реверансе.
Стояла мертвая тишина, пока королева прошла мимо них, слегка кивнув головой, и спокойно начала подниматься по лестнице, чтобы переодеться и быть готовой к новому дню.
– Лорд Мельбурн, ваше величество!
Собравшиеся в небольшой гостиной герцогини были весьма напряжены. Маленькая группа состояла из придворных дам и самой герцогини с каменным лицом и красными глазами оттого, что она прорыдала полдня. Была здесь и баронесса Лизен, одетая в лучший наряд из черного шелка. Она постаралась как можно ближе придвинуться к своей бывшей воспитаннице. Виктория в глубоком трауре восседала в большом старинном кресле, которое прежде занимала ее мать.
Она встречалась со своим премьер-министром сегодня уже третий раз. Сначала он появился в девять часов утра, одетый в мундир члена Тайного Совета, поцеловал ее руку и преподнес текст речи, которую королева должна была произнести на первом заседании Совета.
Лорд Мельбурн был очень высоким и благообразным мужчиной с начинающими седеть волосами, и казалось, что ему гораздо меньше, чем пятьдесят восемь лет, Виктория посмотрела на него и улыбнулась.
– Мадам, ваше королевское высочество. Прежде всего он ей очень низко поклонился, и она увидела легкую заговорщическую улыбку, прежде чем он повернулся к ее матери.
– Позвольте сказать вам, мадам, что ее величество произвело фурор на утреннем совещании. Я слышал, все только об этом и говорили. Герцог Веллингтонский заявил, что королева не просто вошла в комнату – она наполнила ее своим присутствием! Сегодня счастливейший день для Англии, и вы должны этим гордиться.
– Я всегда старалась выполнять свой долг. – Герцогиня запнулась, чуть не заплакав опять. – И поверьте, я делала это, не рассчитывая на награду. Если я сумела воспитать мою дорогую дочь так, чтобы она могла с честью выполнять свое великое предназначение, то, значит, я уже получила свою награду.
– Мадам, вы прекрасно справились со своей задачей, – ответил ей Мельбурн и быстро взглянул на маленькую фигурку в кресле. – Ваше величество были очень добры, когда позволили мне еще раз навестить вас сегодня вечером, – тихонько сказал он Виктории. Она ему улыбнулась.
– Вы правы, милорд. Вы мне так необходимы! Я не знаю, что бы я делала без вас. – Она повернулась к матери. Мельбурну было забавно наблюдать за ней, и он подумал, что никогда не видел такого холодного и равнодушного взгляда. – Мама, сегодня был такой важный день, но, пожалуй, слишком утомительный для вас, как мне кажется. Я приду и пожелаю вам доброй ночи, когда уйдет лорд Мельбурн.
Герцогине не оставалось ничего иного как встать, гневно подобрав шуршащие юбки. Она была из тех женщин, у которых всегда шуршали юбки, решил Мельбурн. Быстро попрощавшись с дочерью, герцогиня вылетела из комнаты. Гувернантка Лизен продолжала сидеть, глядя вслед герцогине с явной радостью.
– Дорогая Лизен, доброй ночи.
Ей тоже пришлось покинуть помещение, хотя Мельбурн обратил внимание, что девушка ласково пожала ей на прощанье руку. Он остался наедине с королевой. Она выглядела совсем девчонкой, очень милой в черном. Внимание привлекали ее ярко-голубые глаза и розовый ротик, который не полностью прикрывал мелкие зубы. В этот момент вы забывали о надменном подбородке и решительном крючковатом носе. Королева покраснела и протянула к нему руку. Улыбка осветила лицо, и она стала почти хорошенькой.
– Дорогой лорд Мельбурн! Как вы были добры ко мне сегодня! Идите, сядьте рядом со мной. Мне нужно поговорить с вами о многом. Я даже не знаю, с чего начать.
– Начнем с тайного советника, – предложил он. – Я уже сказал вашей матери, что вы были великолепны, мадам. Просто великолепны!
– Герцог Веллингтонский и в самом деле так сказал? Ну, будто я заполнила комнату?.. А что он имел в виду?
– Он хотел сказать, что вы привнесли в помещение достоинство монархии. Очень красивая фраза! Мне бы хотелось самому придумать нечто подобное. Вы хорошо произнесли речь и растрогали некоторых весьма твердых джентльменов до слез.
– Но это была ваша речь! – заметила Виктория. – Вы написали ее для меня. Все прошло хорошо, и я вам вдвойне благодарна. – Она улыбнулась. – Признаюсь, я очень волновалась, но рада, что пришла туда одна. Мне не хочется, чтобы кто-либо думал, будто я не смогу самостоятельно справиться с возложенными на меня обязанностями.
– Никто и не думает этого, – уверял ее Мельбурн. – После сегодняшнего дня так не думает никто. Раскрыть вам один секрет, мадам?
Виктория порывисто кивнула головой, и снова его поразил контраст. Он видел импульсивный темперамент за сдержанной внешностью. То же самое поразило ее министров и пэров.