Не только папа Бенедикт, но уже несколько его предшественников думали и пеклись об окатоличении славянских земель; еще в 956 году в Германии при Магдебургском епископе были учреждены две новые епархии «Patribus infideli-um»[2] для Польши и для Руси.
Самовольно учредив эти епархии, Оттон I и папа Иоанн XI продолжали действовать, назначили «епископом русским Адальберта, послали его в Киев.
Однако княгиня Ольга сразу поняла, чего добивают! германский император и папа римский, — не стала даже раз говаривать с «епископом русским», а русские люди выгна ли Адальберта из Киева и перебили всю его свиту. — — Мы тоже начнем переговоры с киевским князем, — на конец поднимает голову и говорит епископу Льву папа Бе недикт. — Ты не будешь долго отдыхать, епископ, а выедешт через несколько дней в Кведлинбург и потом на Русь. Епископ смотрит на папу испуганными глазами.
— Боюсь, что меня там ждет участь Адальберта.
— История с Адальбертом не должна повториться, — успо-коил перепуганного епископа папа. — Епархии для язычни-ков ныне не существует, русского епископа в Магдебурге нет, а говорить с русскими князьями мы можем и должны.
— Эти князья — язычники, варвары!
— Нет, варвара и язычника князя Святослава больше не существует. Император Оттон известил меня, что в Киеве ныне сидит его сын Ярополк. Он христианин, его окружают знатные люди, среди них немало христиан, а кое-кто тайно исповедует нашу веру. Ты, епископ, по дороге в Киев заедешь в Кведлинбург и будешь иметь беседу с Оттоном. Желательно, чтобы он послал с тобой своего человека, разумеется, под видом священника. Мы, — заканчивает он, — пошлем послов в Киев, а за ними пойдут легионы Оттона, или же, наоборот, пускай Оттон шлет свои легионы, а мы можем пойти на Русь следом за ними!
На берегах Тибра тихо. Рим спит. Пора отдохнуть и папе.
Глава третья
1
Кесарь Борис покинул Константинополь, быстро миновал Аркадиополь и Адрианополь, ибо весь юг Болгарии был захвачен акритами, и уже приближался к Родопам, видел вдалеке зеленые предгорья, белые, укрытые снегами вершины хребта.Он был не один, рядом с ним ехал на коне брат Роман, их окружала сотня переодетых в болгарскую одежду легионеров — все, что мог ему дать проэдр Василий. Конечно, опираться на такую вооруженную силу не приходилось — что такое сотня легионеров для кесаря Бориса, который хотел захватить наследственный престол и отвоевать у Шишманов всю Болгарию?
Поэтому кесарь, переезжая по ночам от града до града и от села к селу, разыскивал старых бондов, кметов и боляр, просил у них помощи, советовался, как быть. Кметы и боля-ры в беседах с Борисом охотно поддерживали его, но, когда дошло до дела и кесарь попросил дать подмогу — денег, а главное, людей, они наскребли лишь сотню, обещая позже прислать еще. Так и приближался кесарь к Родопам — с сотней переодетых легионеров и сотней молодых боляр. Он сердился на проэдра Василия, который дал ему не легион закованных в броню воинов, а малочисленную и слабую дружину, искоса поглядывал на брата Романа, которого проэдр послал с ним — помочь он не может, а думает, должно быть, сам о короне кесаря. Кесарь Борис ярился, что не может надеть на голову корону болгарских каганов, а крадется по болгарской земле, как вор.
Кесарь Борис надеялся, что, когда он минует клисуры в Родопах и приблизится к древней Преславе, там его встретят боляры, которые окружали его в Золотой палате Пре-славского дворца, там соберет он войско, двинется с ним против Шишманов.
Как— то утром, когда кесарь Борис, переночевав с дружиной в овчарских катунах на одном из перевалов, проснулся на рассвете и хотел продолжать путь, он увидел множество болгар -смуглых от солнца и ветра, в убогой одежде, со звериными шкурами на плечах.
«Овчары, как видно», — подумал кесарь Борис, наблюдая, как эти люди, сбившись в кучки под деревьями, стоят и присматриваются к ним.
— Дружина! — воскликнул кесарь Борис, набрасывая на плечи черное корзно и готовясь вскочить в седло. — Мы идем дальше, на Преславу…
Сесть на коня кесарь не смог, никто из его дружины не шелохнулся. Болгары, толпившиеся под деревьями, двинулись вперед, разворачиваясь полукругом.
— Кто вы? — закричал Борис.
— Мы болгары, — ответил бородатый седой человек, у пояса которого Борис заметил длинный меч.
— Это хорошо, — сказал кесарь Борис, обрадовавшись, что увидел здесь, в горах, так много болгар. — Тогда слушайте! Я -сын покойного кесаря вашего Петра, внук кагана Симеона Борис, я сам был вашим кесарем… Царство мое, — вдохновенно завопил он, — родная земля, я возвращаюсь к тебе!
Суровы и задумчивы были лица людей, встретивших прежнего кесаря.
— Ты сказал правду, — произнес бородатый болгарин, — был у нас кесарь Симеон, мир праху его, был у него и сын Петр, но внука его Бориса мы не знаем и не хотим знать. Ты ошибся, Борис! Это не твоя земля! Ты же не болгарин, а грек, пес ромеев.
— Как смеешь ты, раб, так говорить со мной, кесарем Болгарии?
Лицо бородатого было сурово и неумолимо.
— Не я один это говорю, так говорит вся Болгария, земля и люди… Убирайся, грек!
Борис выхватил меч.
— Дружина! — прозвучал его надтреснутый, хриплый голос.
Но что это? Оглянувшись, он увидел, что легионеры вскакивают на коней и поворачиваются к нему спинами, а болярские сынки все быстрее разбегаются в ущелья и по кустам.
Меч задрожал в руках Бориса, но не дрогнула рука бородатого человека — он рассек кесарю голову.
Люди, встретившие кесарей-беглецов на перевалах Родо-пов, были вовсе не овчарами, а воинами. Оставив мертвое тело Бориса в добычу воронам и взяв с собой Романа, они направились тропинками среди скал и зарослей к ущелью, где паслись их кони, оседлали их и двинулись в горы.
Через неделю воины очутились в Водене — крепости, которая притаилась на крутой скале над бурным потоком среди гор и долин, — это была новая столица Болгарии.
В Водене сидел тогда Самуил, самый младший сын коми-та Николая Шишмана, который в грозные времена, когда над Дунаем, в Родопах, а потом и на равнине шла ожесточенная борьба между Иоанном Цимисхием и князем Святославом и когда болгарские каганы Петр и сын его Борис продались императорам, провозгласил свободной Западную Болгарию и объявил себя врагом Византии. Отца поддержали и комитопулы, четыре его сына — Давид, Моисей, Аарон, Самуил.
Однако Николай Шишман и сын его Давид, который после смерти отца занял его место, не сделали того, что могли и должны были сделать. Это к ним, взяв древнюю столицу Болгарии — Преславу, обращался князь Святослав, предлагая объединить силы, чтобы громить войско императора Иоанна Цимисхия в долине за Родопами, под Аркадиополем и Адрианополем. Они не пришли на помощь Святославу, не ударили Цимисхию в спину. Домовитые, богатые комитопулы в этот трудный, решающий для Руси и Болгарии час сидели в своих городах и областях, ждали, кто же возьмет верх: Цимисхий или Святослав, и даже когда победил Святослав, не пошли к нему, выжидали, когда русские воины оставят Преславу и Доростол, чтобы самим забрать в свои руки всю Болгарию.
Это было великой ошибкой комитопулов Шишманов, большим несчастьем для Болгарии, последствия которого сказались много позже — через столетие. Когда русский князь Святослав отошел, заключив мир с ромеями, за Дунай и Шишманы бросились освобождать и объединять Болгарию, было уже поздно: вся Восточная Болгария с ее реками и долинами была захвачена ромеями. Шишманам остались горы и горные равнины на западе.