Четыре месяца спустя после XVII съезда ВКП(б) Гитлер учинил кровавую расправу над своими старыми соратниками.
Есть много данных, свидетельствующих о том, что Сталин в начале 30-х годов с беспокойством наблюдал растущую оппозицию среди большевистской старой гвардии. Его интерес к событиям в Германии рос в соответствии с его собственными планами ликвидации любых признаков оппозиции к нему персонально. В течение лета — осени 1934 года он готовился к массовой «чистке» в СССР. 1 декабря 1934 года Киров, которого молва называла главным соперником Сталина, был убит в Ленинграде. И немедленно волна пропаганды против так называемых «врагов народа» прокатилась по всей стране, точно так же, как это случилось в Германии после убийства Рема и других. Сталин использовал опыт «ночи длинных ножей».
События 30 июня 1934 года были, вероятно, поворотным пунктом не только для оценки Сталиным германской ситуации, но и его собственных отношений со старой большевистской гвардией, которые давно уже тяготили его, так же как Гитлера тяготили и раздражали претензии «старых товарищей» из командования штурмовыми отрядами.
В расправе, учиненной Гитлером, Сталин усмотрел также окончание «партийного» периода в истории германского национал-социализма и начало «государственного». Прогноз Енукидзе, казалось, оправдывался. Но оставалось серьезное беспокойство. В новом издании «Майн Кампф» сохранилась без всякого изменения программа «Дранг нах Остен», и закрыть глаза на это было просто невозможно.
Карлу Радеку поручается вести кампанию в печати в пользу коллективной безопасности и против агрессивных поползновений нацизма. Сам Радек объяснял с циничной откровенностью руководителю военной разведки в Европе Кривицкому: «Только дураки могут вообразить, что мы когда-нибудь порвем с Германией. То, что я пишу, — это не может дать нам того, что дает нам Германия. Для нас порвать с Германией просто невозможно».
Радек имел в виду не только военное сотрудничество, но и большую техническую и экономическую помощь, полученную из Германии в годы первой пятилетки. Можно с уверенностью сказать, что иностранная экономическая помощь, и немецкая в частности, сыграла важнейшую роль в строительстве советской промышленности.
Одно за другим появляются предложения СССР Германии: дать совместную гарантию Прибалтийским государствам участвовать в «Восточном пакте», который должен гарантировать любому из его участников безопасность. Оба предложения Гитлером отвергаются.
Курс на организацию коллективной безопасности, то есть на сближение и на союз с Францией и Англией, усиливается. Теперь у Сталина возникает новая надежда, что боязнь окружения побудит Германию улучшить отношения с СССР.
Довольно прозрачный намек на общность интересов СССР и Германии был сделан Калининым при вручении ему верительных грамот новым германским послом в Москве фон Шуленбургом. Председатель ЦИКа сказал: «Не следует придавать слишком большого значения выкрикам прессы. Народы Германии и Советского Союза связаны между собой многими различными линиями и во многом зависят один от другого». Но в Берлине новому советскому послу Я. З. Сурицу был оказан Гитлером исключительно холодный прием.
Только в конце октября 1934 года Сталин соглашается с рядом предложений Димитрова об изменении методов работы Коминтерна и его постепенной реорганизации.
Тактика народного фронта, предложенная Димитровым в начале 1934 года, стала осуществляться компартиями параллельно курсу СССР на коллективную безопасность. (В 1934 году СССР вступил в Лигу Наций и предложил «Восточный пакт».
) Новая политика Коминтерна должна была подкрепить советскую внешнюю политику и особенно была важна для организации выступлений в защиту СССР, если бы оправдались самые худшие предположения и началась бы война с Японией на Дальнем Востоке при одновременной угрозе СССР с запада.
К исходу 1934 года завершилось формирование новой внешнеполитической концепции СССР. Но это вовсе не означало, что Сталин напрочь отказался от попыток оживления дружественных отношений с Германией Гитлера.
В марте 1935 года Германия порвала военные установления Версальского договора и ввела всеобщую воинскую повинность. Разрыв Версальского договора воспринимается Сталиным не только с пониманием, но и с одобрением. Беседуя с Иденом 29 марта 1935 года в Кремле, Сталин говорит: «Рано или поздно германский народ должен был освободиться от Версальских цепей… Повторяю, такой великий народ, как германцы, должен был вырваться из цепей Версаля». В этой беседе Сталин несколько раз повторяет: "Германцы — великий и храбрый народ.Мы этого никогда не забываем " (выделено мною. —А. Н .). Он говорит не «немцы», а «германцы», то есть так, как называли воинственные племена на рубежах Римской империи и как называли немецких солдат русские во время первой мировой войны. В разговоре с Иденом Сталин подчеркивает не культурные достижения немцев, а их воинские качества: германцы «великие» и «храбрые». Именно это импонирует Сталину больше всего. Его ничуть не заботит, что речь идет не о Германии вообще, а о национал-социалистической Германии.
У Сталина в этом разговоре есть, конечно, своя цель: немного попугать английского министра, отвратить Англию от попыток сговориться с Германией за счет СССР — комбинация, которая больше всего беспокоила Сталина. Он сообщает Идену, что переговоры с Германией о кредитах включают "такие продукты, о которых даже неловко говорить: вооружение, химию и т.д.
Иден(с волнением). Как? Неужели германское правительство согласилось поставлять оружие для вашей Красной Армии?
Сталин.Да, согласилось, и мы, вероятно, в ближайшие дни подпишем договор о займе".
Всего три с половиной месяца спустя после визита Идена в Москву, в июле 1935 года, Сталин приказывает торгпреду в Берлине Давиду Канделаки прощупать возможность улучшения советско-германских политических отношений. Можно только предположить, почему поручение было дано торгпреду, а не полпреду Сурицу. Это объясняется не только личной близостью Канделаки к Сталину, земляческими или родственными связями, а общей оценкой Сталиным природы германского фашизма. Канделаки вел переговоры о советско-германских экономических отношениях с Хьялмаром Шахтом — президентом Рейхсбанка, тесно связанным с германскими финансовыми и промышленными кругами. А по мнению Сталина, монополии суть хозяева Гитлера. Обращаясь к Шахту, он таким образом обращался как бы непосредственно к хозяину. Другим лицом, с которым вел переговоры Канделаки, был Герман Геринг. Его в Москве полагали как бы связующим звеном между германскими монополиями и правительством. Оба, Шахт и Геринг, могли бы оказать решающее воздействие на изменение курса германской политики.
Параллельно разговорам Канделаки с Шахтом и Герингом и как бы в ответ на заявление Шахта, что политические переговоры должны вестись через германский МИД, Тухачевский и Литвинов в Москве, посол Суриц и советник советского посольства в Берлине Бессонов подкрепляют «инициативу Канделаки» собственными настойчивыми призывами к улучшению отношений между Германией и СССР. 21 декабря 1935 года Бессонов прямо говорит о желательности дополнить Берлинский договор о нейтралитете 1926 года «двусторонним пактом о ненападении между Германией и Советской Россией».