Молодой человек! Странное посещение! И он бросил через плечо: - Не уходите, когда он явится, Грэдмен, я о нем ничего не знаю. Мир меняется, люди умирают, марка падает, но Грэдмен всегда тут - седой, верный; воплощенная преданность и надежная опора, настоящий якорь. Послышался скрипучий, вкрадчивый голос Грэдмена: - Эти французские дела - нехорошо, сэр. Горячая публика. Я помню, как ваш батюшка, мистер Джемс, пришел в тот день, как была объявлена франко-прусская война, - он совсем еще был молодым, лет шестьдесят, не больше, Я точно помню его слова: "Ну вот, - сказал он, - я так и знал". И до сей поры ничего не изменилось. Ведь немцы и французы - что собака с кошкой. Сомс, который повернулся было к Грэдмену, снова уставился в пустую стену. Бедный старик Грэдмен совсем устарел! Что бы он сказал, если бы узнал, что Сомс принимает участие в страховании иностранных контрактов? Оттого, что перед ним сидел старый, верный Грэдмен, ему как-то легче стало думать о будущем. Сам он, возможно, проживет еще лет двадцать. Что он увидит за это время? Какой станет старая Англия к концу этого срока? "Что бы ни говорили газеты, мы не так глупы, как кажется, - подумал он. - Только бы нам суметь удержаться от всякой наносной чуши и идти своим путем". - Мистер Баттерфилд, сэр! Гм! Юноша, видно, поторопился. Под прикрытием добродушно-вкрадчивых приветствий Грэдмена Сомс "произвел разведку", как выражался его дядя Роджер. Аккуратно одет, отложной воротничок, шляпу держит в руке - совсем обыкновенный, скромный малый. Сомс слегка кивнул ему. - Вы хотели меня видеть? - Наедине, сэр, если разрешите. - Мистер Грэдмен - моя правая рука. Голос Грэдмена ласково заскрипел: - Можете излагать ваше дело. За эти стены ничего не выносится, молодой человек. - Я служу в конторе ОГС, сэр. Дело в том, что я случайно получил некоторые сведения, и теперь у меня неспокойно на душе. Зная, что вы адвокат, сэр, я предпочел обратиться к вам, а не к председателю. Скажите мне как юрист: должен ли я, как служащий Общества, всегда в первую очередь считаться с его интересами? - Разумеется, - сказал Сомс. - Мне неприятно это дело, сэр, и вы, надеюсь, поверите, что я пришел не по личным причинам, а просто из чувства долга. Сомс пристально посмотрел на него. Большие влажные глаза юноши казались ему похожими на глаза преданной собаки. - А в чем дело? - спросил он. Баттерфилд облизнул сухие губы. - Дело в страховании наших германских контрактов, сэр. Сомс насторожил уши, и без того слегка торчащие кверху. - Дело очень серьезное, - продолжал молодой человек, - и я не знаю, как это отразится на мне, но должен сказать, что я сегодня утром подслушал частный разговор. - О-о, - протянул Сомс. - Да, сэр. Вполне понимаю вас, но после первых же слов я должен был слушать. Я просто не мог выдать себя после того, как услышал их. Я думаю, что вы согласитесь, сэр. - А кто говорил? - Наш директор-распорядитель и некий Смит - судя по акценту, его фамилия, наверно, звучит несколько иначе. Он один из главных агентов по нашим германским делам. - Что же они говорили? - спросил Сомс. - Видите ли, сэр, директор что-то говорил, а потом этот Смит сказал: "Все это так, мистер Элдерсон, но мы не зря платили вам комиссионные; если марка окончательно лопнет, вам уж придется постараться, чтобы ваше Общество нас выручило". Сомсом овладело острое желание свистнуть, но его остановило лицо Грэдмена: у старика отвалилась нижняя челюсть, заросшая короткой седой бородой, и он растерянно протянул: - О-о! - Да, - сказал молодой человек, - это был номер! - Где вы были? - резко спросил Сомс. - В коридоре, между кабинетом директора и конторой. Я только что разобрал бумаги в конторе и шел с ними, а дверь кабинета была приоткрыта пальца на два. Конечно, я сразу узнал голоса. - Дальше? - Я услышал, как мистер Элдерсон сказал: "Тс-с, не говорите об этом", - и я поскорей юркнул обратно в контору. С меня было достаточно, уверяю вас, сэр! Подозрение и догадки совершенно сбили Сомса с толку.
Правду ли говорил этот юнец? Такой человек, как Элдерсон... чудовищный риск! А если это правда - в какой мере ответственны директоры? Но доказательства, доказательства?! Он посмотрел на клерка: тот был бледен и расстроен, но стойко выдержал его взгляд. Встряхнуть бы его хорошенько! И он строго сказал: - Вы понимаете, что говорите? Дело в высшей степени серьезное! - Я знаю, сэр. Если бы я думал о себе, я бы ни за что к вам не пришел. Я не доносчик. Как будто говорит правду! Но осторожность не покидала Сомса. - У вас были когда-нибудь неприятности по службе? - Никогда, сэр, можете справиться. Я ничего не имею против мистера Элдерсона, и он ничего не имеет против меня. Сомс внезапно подумал: "О черт, теперь он все это свалил на меня! Да еще при свидетеле! И я сам оставил этого свидетеля!" - Имеете ли вы основания предполагать, что они заметили ваше присутствие? - спросил он. - Не думаю, сэр, они не могли заметить. Запутанность положения с каждой секундой росла, как будто рок, с которым Сомс умело фехтовал всю свою жизнь, внезапно нанес ему удар исподтишка. Однако нечего терять голову, надо все спокойно обдумать. - Вы готовы, если нужно, повторить это перед правлением? Молодой человек стиснул руки. - Право, сэр, лучше бы я молчал, но раз вы считаете, что надо, что ж делать - придется. А может, лучше, если вы решите оставить это дело в покое; может быть, все это вообще неправда... Но тогда почему мистер Элдерсон не сказал ему: "Это наглая ложь!" Вот именно! Почему он смолчал? Сомс недовольно проворчал что-то невнятное. - Что еще скажете? - спросил он. - Ничего, сэр. - Отлично. Кому-нибудь говорили об этом? - Никому, сэр. - И не надо, предоставьте это мне. - Очень охотно, сэр, конечно. Всего хорошего! - Всего хорошего! Нет, хорошего мало! И ни малейшего удовлетворения от того, что его пророчество относительно Элдерсона сбылось. Ни малейшего! - Что скажете об этом юнце, Грэдмен? Лжет он или нет? Грэдмен, выведенный этими словами из оцепенения, задумчиво потер свой толстый лоснящийся нос. - Как сказать, мистер Сомс, надо бы получить больше доказательств. Но я не знаю, какой смысл этому человеку лгать? - И я не знаю. Впрочем, все возможно. Самое трудное - достать еще доказательства. Разве можно действовать без доказательств? - Да, дело щекотливое, - сказал Грэдмен. И Сомс понял, что он предоставлен самому себе. Когда Грэдмен говорил, что "дело щекотливое", - это значило обычно, что он просто будет ждать распоряжений и считает даже вне своей компетенции иметь какое-либо мнение. Да и есть ли у него свое мнение? Ведь из него ничего не вытянуть. Будет тут сидеть и тереть нос до второго пришествия. - Я торопиться не стану, - сердито проговорил Сомс. - Мало ли что еще может случиться! Его слова подтверждались с каждым часом. За завтраком, в своем клубе в Сити, он узнал, что марка упала. Неслыханно упала! Как это люди еще могут болтать о гольфе, когда он поглощен таким делом, - просто трудно себе представить! "Надо поговорить с этим типом, - подумал он. - Я буду настороже, может быть, он прольет свет на эту историю". Он подождал до трех часов и отправился в ОГС. Приехав в контору, он сразу прошел в кабинет правления. Председатель беседовал с директором-распорядителем. Сомс тихо сел и стал слушать и, слушая, разглядывал лицо Элдерсона. Оно ничего ему не говорило. Какую чепуху болтают - будто можно по лицу определить характер человека! Только лицо совершенного дурака - открытая книга. А здесь был человек опытный, культурный, знавший каждую пружинку деловой жизни и светских отношений. Его лицо, бритое и сухое, выражало огорчение, обиду, но не больше, чем лицо любого человека, чья политика потерпела бы такой крах. Падение марки погубило всякую надежду на дивиденды в течение ближайшего полугодия. Если только эта несчастная марка не поднимется - германские страховки будут лежать на Обществе мертвым грузом. Право же, настоящим преступлением было не ограничить ответственность. Каким образом, черт возьми, мог он упустить это, когда вступил в правление? Правда, узнал он обо всем этом много позже.