Дэнби и Уинтер даже поручили ему распространить частным образом роскошное нумерованное издание "Дуэта", которым они хотели покрыть убытки от простого издания этой книги. Сейчас Баттерфилд распространял книгу по списку: туда входили люди, которые как будто должны были поддержать автора этого небольшого шедевра. Такой личный подход к покупателю предложил сам Баттерфилд. - Видите ли, сэр, - сказал он Майклу, - я немного знаком с системой Куэ. Конечно, на торговцах ее не попробуешь - они ни во что не верят. Да и чего от них ждать? Каждый день они покупают всякие книги, руководствуясь только тем, что у них обычно идет в продажу. Вряд ли вы найдете одного из двадцати, который поддержал бы новое начинание. Но некоторым джентльменам и особенно некоторым леди можно внушить мысль, как делает Куэ, - внушать им ежедневно всеми способами, что данный автор становится все более и более знаменитым, - и десять против одного, что в следующий раз, когда вы к ним зайдете, эта мысль засядет у них в подсознании, особенно если вам удастся застать их после обеда или завтрака, когда они чуточку осовели. Дайте срок, сэр, и я это издание для вас продам. - Ну, знаете, - ответил Майкл, - если вы сможете внушить людям, что мой родитель имеет будущее, то вы заслуживаете больше, чем причитающиеся вам десять процентов. - Я могу это сделать, сэр. Тут вся суть только в вере. - Но сами-то вы неверующий? - Нет, что касается автора, то не совсем. Но я верю, что я могу их заставить поверить, вот в чем суть. - Понимаю, фокус с тремя картами: внушите людям, даже если сами не верите, что карта тут, и они возьмут ее. Ну, а разочарование наступает не сразу. Вы успеете закрыть за собой дверь. Что же, валяйте! Баттерфилд только улыбнулся... Неловкость примешивалось к гордости Майкла потому, что "Старый Форсайт" без конца повторял ему, что ничего не знает - не может сказать, верно ли то, что Баттерфилд рассказал об Элдерсоне, - и дальше ни с места... - С добрым утром, сэр. Можете уделить мне пять минут? - Входите, Баттерфилд. Засыпались с "Дуэтом"? - Нет, сэр. Я уже продал сорок экземпляров. Тут другое дело. - И, бросив взгляд на закрытую дверь, он подошел ближе. - Я иду по списку в алфавитном порядке. Вчера я дошел до "Э", - он понизил голос: - мистер Элдерсон. - Фью! - сказал Майкл. - Его-то вы можете пропустить. - В том-то и дело, сэр, что я его не пропустил. - Как? Пошли в атаку? - Да, сэр. Вчера вечером. - Молодец, Баттерфилд! Ну, и что же? - Я не назвал своей фамилии - просто просил передать ему карточку фирмы. Майкл заметил, что в голосе Баттерфилда зазвучало очень понятное злорадство. - Ну? - Мистер Элдерсон, сэр, кончал обедать. Я заранее подготовился и сделал вид, что я его никогда раньше не встречал. И поразило меня то, что он принял это как должное! - Не выкинул вас за дверь? - Наоборот, сэр. Он сразу сказал: "Запишите за мной два экземпляра". Майкл рассмеялся. - Ну и нахалы же вы оба. - Нет, сэр, в том-то и дело. Мистер Элдерсон был очень недоволен. Ему это было неприятно. - Не понимаю, - сказал Майкл. - Неприятно, что я служу у вас, сэр. Ведь он знает, что вы здесь компаньон и что мистер Форсайт - ваш тесть, не правда ли? - Знает, конечно. - Вот видите, сэр, и выходит, что два директора поверили мне, а не ему. Вот почему я его и не пропустил. Я решил, что это его немного встряхнет. Я случайно увидел его лицо в зеркале, когда уходил. Он, по-моему, здорово струсил. Майкл грыз указательный палец, испытывая что-то вроде сочувствия к Элдерсону, как к мухе, на которую паук накинул свою первую петлю. - Спасибо, Баттерфилд. Когда тот ушел, он сел, царапая перочинным ножом промокашку на столе. Что это, своеобразное "классовое" чувство? А может быть, просто сочувствие к преследуемому, нервная дрожь при мысли, что человеку некуда скрыться? Ибо тут, безусловно, были явные улики, и ему придется сообщить об этом отцу и "Старому Форсайту". Очевидно, храбрость покинула Элдерсона, иначе он бы сказал: "Наглый негодяй! Сейчас же убирайтесь вон!" Ясно, что это было бы единственно правильное поведение не повинного ни в чем человека и единственно разумное поведение человека виновного.
Очевидно, храбрость покинула Элдерсона, иначе он бы сказал: "Наглый негодяй! Сейчас же убирайтесь вон!" Ясно, что это было бы единственно правильное поведение не повинного ни в чем человека и единственно разумное поведение человека виновного. Что ж! Нервы иногда сдают - даже самые крепкие. Взять хотя бы корректуру, которую он только что закончил: ПОЛЕВОЙ СУД Я человек - не лучше вас, не хуже: Кровь, нервы, мускулы, костяк. Легко ль мне было драться в дождь и в стужу? Попробовали б сами так! Когда бы вы умели - не блистать Мундиром, выправкою бравой. А вместе с нами мерзнуть, голодать, Тогда б сказать имели право: "Его из всех, кто был тогда в бою, За трусость расстреляйте первым! Кто служит родине и королю, Не знает, что такое нервы!"<Рождественская песенка.>Эх, Уилфрид, Уилфрид! - В чем дело, мисс Перрен? - Письмо к сэру Джемсу Фоггарту, мистер Монт; вы просили вам напомнить. И потом - вы можете принять мисс Мануэлли? - Мисс Ман... О-о, да, конечно! Маленькая жена Бикета, чье лицо использовано для обложки сторбертовского романа, натурщица для картины Обри Грина! Майкл встал: она уже была в комнате. "Ага, помню это платье, - подумал он. - Флер никогда его не любила". - Чем могу быть полезен, миссис Бикет? А как поживает Бикет, кстати? - Ничего, сэр, спасибо. - Все еще торгует шарами? - Да. - Ну, все мы связаны с воздушными шарами. - Как вы сказали?" - Висим в воздухе - не так ли? Но ведь вы не об этом хотели со мной поговорить? - Нет, сэр. Легкий румянец на впалых щеках, пальцы теребят поношенные перчатки, губы неуверенно полуоткрыты; но глаза смотрят прямо - удивительное существо, честное слово! - Помните, сэр, вы дали мне записку к мистеру Грину? - Да, и я видел, что из этого вышло, - картина замечательная, миссис Бикет. - Да, но она попала в газеты; мой муж вчера увидел ее - а он ведь ничего не знает. Фью! Ну и подвел он эту девочку! - Я заработала на этом много денег, сэр, почти хватит на билеты в Австралию. Но теперь я боюсь. Он говорит: "Смотри, как похоже на тебя". Я разорвала газету, но что если он запомнил название галереи и пойдет посмотреть картину? Там я еще больше похожа на себя. Он может дойти до мистера Грина. Так вот, не поговорите ли вы с мистером. Грином, сэр, и не попросите ли его сказать, что это - совсем не я, в случае если Тони пойдет к нему? - Конечно скажу, - сказал Майкл. - Но почему вы боитесь, что Бикет рассердится, раз это вас так выручило? Ведь профессию натурщицы можно считать вполне приличным ремеслом. Викторина прижала руки к груди. - Да, - сказала она просто. - Я вела себя совершенно прилично. И я взялась за это только потому, что нам так хочется уехать, и я не могу выносить, не могу видеть, как он стоит на тротуаре и продает эти шары в сырости и в тумане. Но сейчас, сэр, я так боюсь. Майкл посмотрел на нее. - Да, - сказал он, - скверная штука - деньги. Викторина слабо улыбнулась: - Хуже, когда их нет, сэр. - Сколько вам еще не хватает? - Еще только около десяти фунтов, сэр. - Это я могу вам одолжить. - О, спасибо! Но не в этом дело - я легко могу их заработать, я уже привыкла; еще несколько дней не играют роли. - А как же вы объясните, откуда вы достали деньги? - Скажу, что выиграла на скачках. - Слабо, - сказал Майкл. - Слушайте, скажите, что вы пришли ко мне и я вам дал их в долг. Если Бикет захочет мне их прислать из Австралии, я могу снова переслать их туда на ваше имя. Я вас очень подвел, и я хотел бы вас выручить. - О нет, сэр! Вы мне оказали большую услугу. Я не хочу, чтобы вы лгали из-за меня. - Это меня ничуть не смущает, миссис Бикет. Я могу врать без запинки, если это безвредная ложь. Самое главное - это поскорее вам уехать. Много есть еще картин, писанных с вас? - Да, уйма, - только там меня не узнать - они такие странные, как будто из кубиков. - Обри-то нарисовал вас как живую. - Да, Тони сказал, что это вылитая я. - Вот именно. Ладно, я поговорю с Обри, я его увижу за завтраком. Вот вам десять фунтов. Значит - решено. Вы сегодня были у меня - понятно? Скажите, что вас просто осенило.