Она мечтательно смотрела через стол на расплывшегося в улыбке Уилфреда Джефферсона Джелликоу. В пепельнице между ними тлели недокуренные сигареты. В центре стола стояла большая двустворчатая раковина с витым дном, наполненная спиртным и украшенная ломтиками ананаса и подвядшими цветами. Из нее торчали две длинные соломинки. Одну Сильвия придерживала рукой, другая смотрела прямо в рот Джелликоу. А моя-то клиентка была уверена, что ее Джелли никоим образом не мог оказаться в компании звезды Сильвии Ардент и ни за что на свете не переступил бы порог такого заведения, как "Клетка пантеры".
Я перевернул снимок и на обороте снова прочел название: "Клетка пантеры". У миссис Джелликоу, видно, была склонность заблуждаться.
Вытащив из кармана фотокарточку, которую мне дала Глэдис Джелликоу, я стал внимательно ее изучать. Хотя сходство между двумя людьми уловить было нелегко, это все же был он, Уилфред Джефферсон Джелликоу. Но из двух мужчин один наверняка не был Джелли.
* * *
"Клетка пантеры" находилась на Голливудском бульваре. В такую рань – около десяти утра – это заведение выглядело не столь заманчиво, как после захода солнца. Музыка звучала лишь по радио. Рок-группа исполняла незнакомую мне песню, без конца повторяя один и тот же припев: "Держись, крошка, не сдавайся!"
Справа от входа находился бар. Напротив него на небольшом возвышении апатичная танцовщица в одних трусиках, расшитых блестками, крутила бедрами и совершала банальные телодвижения, не испытывая никакой радости от своей скучной работы. Задняя стена представляла собой одно большое зеркало, давая любителям возможность наблюдать исполнительниц со всех ракурсов.
Я сел на табурет у края стойки и подождал, пока ко мне не подошел бармен в золотом пиджаке. Я представился и сказал, что выполняю поручение миссис Джелликоу.
– Кто-то позвонил ей в пятницу утром и сообщил, что найден оброненный здесь накануне бумажник. Это были не вы?
– Нет. Звонил Джордж. Он работает днем. А я – по ночам, со вторника до конца недели. Но бумажник нашел я и оставил его Джорджу с запиской, когда уходил.
Я выложил на стойку прихваченную мною фотографию Сильвии и Джелликоу, пьющих из раковины. Пока бармен ее разглядывал, я положил рядом снимок, который мне дала клиентка:
– Вот мужчина, которому принадлежит бумажник. Он был здесь в четверг ночью?
– Да. Он и эта... надо же! Сильвия Ардент! – Бармен взглянул на снимок, сделанный в клубе, потом на фотокарточку девять на двенадцать. – Это один и тот же человек?
– Один и тот же.
– Наверное, он был болен, когда снимался.
– Но в четверг он больным не выглядел?
– Нет, что вы! Он выглядел как Бог. В золотом пиджаке, почти как у меня. Я сначала подумал, что он официант, пока он не стал швырять деньги направо и налево, как если бы они были фальшивые. О, он выглядел вполне здоровым. На нем были медного цвета брюки и рубашка, белый галстук и темные очки. Он выглядел вполне здоровым. Но на следующий день, ручаюсь, ему нездоровилось. Еще бы! Выпить восемь, а то и десять хайболов, а потом еще и "Кубок страсти"!
– "Кубок страсти"?
Бармен ткнул пальцем в огромную раковину на снимке:
– Вот такой. Это наш фирменный напиток. Стоит восемь долларов. Рассчитан на шесть человек. А они выпили вдвоем. Я за ними наблюдал. Смотрел я больше на нее, но пил в основном он. А когда у него сломалась соломинка, он схватил раковину и вылакал все до дна, будто это была кружка пива.
Я покачал головой:
– Мне думается, такие способности у мистера Джелликоу развились совсем недавно. Вы сказали, он швырял деньги направо и налево. В буквальном смысле? Разбрасывал деньги?
– Нет, раздавал. Десять баксов дал мне. Ни за что, просто так. Сказал: "Вот тебе, дружище, небольшой подарок". Ну что ж, за десять долларов можно и дружищем стать.
– Он был тогда сильно пьян?
– Это уже нельзя назвать опьянением, он был в каком-то другом, особом состоянии. Но он был счастлив. – Бармен помолчал, улыбаясь. – Разве можно быть несчастным с такой красоткой, как эта Ардент?
Да, вопрос хороший. Сильвия, конечно, главный свидетель в деле. И мой долг – допросить ее, И как можно скорее.
Джелликоу и Сильвия появились в "Клетке пантеры" около восьми вечера, выпили, обильно пообедали, еще выпили, прикончили "Кубок страсти" и ушли. Джелликоу пошатывался, Сильвия как будто была более трезвой, по крайней мере, относительно своего кавалера.
Джелликоу отвалил сотню долларов метрдотелю, полсотни – старшему официанту, двадцать пять – обслуживавшему их официанту и по десятке практически всем вокруг. Надо полагать, вечерок в этом заведении ему обошелся не меньше чем в две с половиной сотни баксов. И тем не менее – интересная деталь! – в бумажнике, который потерял Джелликоу, оставалось, как утверждает бармен, еще около тысячи долларов. Среди них – шесть новеньких сотенных банкнотов.
– Бумажник еще у вас? – спросил я.
– Нет. Клиент забрал его у Джорджа в субботу утром. – Бармен усмехнулся. – В записке, что я оставил Джорджу, я сообщил те же приметы, что и вам: мужик выглядел как Бог. А Джордж говорит, что он больше походил на мертвеца. Ну еще бы! – расхохотался бармен. – Вылакать столько виски и закончить "Кубком страсти"! Даже ангелы с деревьев бы попадали...
Последние слова я слушал вполуха, хотя он громко смеялся и хлопал ладонью по стойке. Мне пришла в голову неожиданная мысль – шальная, даже глупая: а может, Джелликоу мертв? Я вдруг подумал, что, если Джелликоу остался с Сильвией Ардент, она могла бы и убить такого тщедушного мужичонку. Не умышленно, конечно, а...
Я прервал свои размышления вопросом:
– Так, значит, Джелликоу приходил за своим бумажником? В каком часу это было?
– Рано. Примерно как сейчас. Чуть позже десяти. – Бармен помолчал и добавил: – Он плохо себя чувствовал, но поступил по справедливости. Дал Джорджу пятьдесят баксов. А тот поделился со мной.
Я улыбнулся, оставил бармену свою визитку и попросил связаться со мной, если Джелликоу объявится снова. Потом поблагодарил его и ушел, оставив на стойке банкнот. Не пятьдесят, конечно, и даже не десять долларов. Но ведь я, в конце концов, не называл его "дружище".
* * *
От Глэдис я узнал, что у Джелликоу был счет в банке "Континенталь", который находился рядом с его отелем. Служащий банка, мистер Констанс, суховатый чопорный тип, глянул на меня с подозрением, когда я поинтересовался суммой вклада Уилфреда Джефферсона Джелликоу.
Уговорить его было нелегко, но я все же узнал, что за две недели до последней среды, то есть до тридцатого августа, на сберегательном счете Джелликоу было чуть больше четырех долларов, а на чековом – ровно триста двадцать баксов. Но в среду мистер Джелликоу, получив по выписанному на его имя чеку пять тысяч долларов, положил четыре тысячи на чековый счет, а себе оставил десять новеньких стодолларовых купюр.
– Значит, сейчас у него на чековом счете четыре тысячи триста двадцать долларов?
– Видите ли, в пятницу, два дня спустя, он пришел и снял с чекового счета всю сумму. Вид у него был... нездоровый.
– В какое время он приходил?
– Насколько я помню, в половине одиннадцатого или в одиннадцать... но то, что в первой половине дня, – это точно.
– Интересно, а вы, случайно, не знаете, от кого был чек? Кто выдал мистеру Джелликоу чек на пять тысяч долларов?
Мистер Констанс поджал губы:
– Простите, я и так сообщил вам больше, чем следует. А вопрос о происхождении предъявленного чека – интересы не мистера Джелликоу, а другого лица или фирмы.
– Мне бы это очень помогло...
– Нет.