Она осветила меня белозубой улыбкой и с усмешкой проговорила:
– Я уж было подумала, что в это дело замешана еще и третья женщина Эвридика. Оказывается, ты кричал, как Архимед, только что вылезший из бочки.
– В бочке сидел Диоген...
– Так ты нашел снимок? Ну и что же?
– Нет. Эврика.
– Ничего не понимаю...
– Тебе ничего и не нужно понимать, Спри, дорогуша. Вот оно – до-ка-за-тель-ство! И я протянул ей пожелтевшую и поблекшую за столько лет фотокарточку, как мне показалось. Но черт! Порой рефлексы подводят меня, когда я перевозбужден или глубоко о чем-то задумаюсь. Вот и сейчас, вместо левой руки с фотокарточкой, я протянул ей правую, с лупой. Здоровенное стекло, сантиметров двадцать в диаметре, на длинной черной ручке почти коснулось ее оголенной груди, увеличив то, что я видел, еще раз в двадцать.
– Шелл! – воскликнула Спри. – Что ты делаешь? Неужели тебе мало?!
– Да нет, теперь вполне достаточно, – успокоил я ее, глядя в сторону. Потом повернулся к ней и, увидев ее удивленно распахнутые глаза, поспешно извинился:
– О, извини, дорогая. Я просто протянул тебе не ту руку. Хотя увеличительное стекло тебе тоже понадобится. Взгляни через него на это.
Спри приняла из моих рук и лупу, и фото. Выражение обеспокоенности постепенно сошло с ее личика.
– Это точно моя старая фотокарточка! – радостно пропела она, прижимая снимок к груди. – О, Шелл, я не видела ее 20 лет, но все еще помню, когда она была сделана. Я была в общественном бассейне "Ривервью" и...
Она говорила что-то еще. Рассказала довольно много, но я пропустил все мимо ушей как несущественное. Поскольку, увлекшись, Спри держала фото обеими руками, совершенно забыв поддерживать правую чашечку бюстгальтера, но в то же время умудряясь скрывать часть "бабочки" на левой груди.
Она весело щебетала, предавалась воспоминаниям розового детства. Потом спохватилась, заметив мою неадекватную реакцию, и смущенно прикрыла руками свое голое великолепие. Округлив глаза, она пролепетала:
– О, я, кажется, увлеклась и... показала тебе больше, чем следовало.
– Я не в обиде.
– Извини, я просто не подумала.
– А я подумал...
Некоторое время мы смотрели друг на друга. Прочитав в ее глазах нечто ободряющее, я присел рядом с ней на диван. Не в силах оторвать взгляд от поразительно красивого лица Спри, я наслаждался ее красотой, разлетом бровей, пушистыми натуральными ресницами цвета светлого пива, нежностью щек, мягким изгибом пухлых розовых губ, которые так и просились на поцелуй. Наклонившись, я утонул в зеленом омуте ее прекрасных глаз. А она... Она смежила веки, полураскрыла лепестки губ и слегка склонила головку на одну сторону. В следующий момент я порывисто прильнул к ее влажному ищущему рту, как припадает к роднику путник, пересекший без воды Сахару. Она обвила мою шею руками и нежно притянула меня к теплой благоухающей груди, которую я тут же покрыл страстными поцелуями.
Однако волшебный миг длился недолго, как все хорошее. В следующий момент она разомкнула объятия, и я почувствовал, что она отталкивает меня в грудь, нежно и в то же время достаточно настойчиво.
Я умоляюще взглянул ей в глаза и прочитал в них нерешительное "нет", подкрепленное артикуляцией губ.
– Нет, Шелл, не надо, – покачала она головой.
Я глубоко, с сожалением вздохнул и хрипло произнес:
– Иногда "нет" звучит как "да", но, кажется, это не тот случай?
– Нет, не тот.
– Кажется, я тоже слегка увлекся... Извини. Надеюсь, ты не...
– Нет, Шелл. Я на тебя не сержусь. Это скорее моя вина, чем твоя. Даже целиком моя вина. – Она помолчала, потом рассудительно проговорила: – Однако, Шелл, если я... действительно тебе небезразлична, тебе не кажется, что нам следует знать друг друга не час, а чуть-чуть побольше?
– Согласен, – весело ответил я.
– Тогда почему бы тебе не разбудить меня минут через двадцать?
Она улыбнулась. Я тоже. Но очарование момента прошло, и мы оба это поняли.
Хотя воспоминание чуда осталось. Нет, теперь мне никогда не забыть сладостное ощущение ее мягких податливых губ, прильнувших к моим, прикосновение к ее божественным грудям, нежные руки вокруг моей шеи и... ожидание еще большего чуда.
* * *
В 9.30 утра я позвонил Клоду Романелю домой, в Парадайз Вэлли.
Спри согласилась поехать со мной в Аризону. Правда, она не была уверена, что подпишет бумаги, подготовленные Уортингтоном, но все же решилась сначала ознакомиться с ними, а уж потом решать, как ей поступить. И потом, несмотря на все "негодяйство" отца, она хотела вновь увидеться с ним.
Мы сидели в разных концах дивана, на котором все началось. Я придвинулся ближе к телефону и бросал на нее косяка, на который она отвечала благожелательной улыбкой, от которой у меня сладко ныло сердце и сосало под ложечкой от голода совершенно не гастрономического происхождения.
А улыбалась она много и с каждым разом все притягательнее и соблазнительнее.
– Хелло? – Тот же энергичный голос, только несколько грубее, глуше.
– Мистер Романель?
– Да. Клод Романель. Чем могу?
– Шелл Скотт говорит.
– Мистер Скотт! С нетерпением ждал вашего звонка! Вы нашли мою дочь? Мою маленькую Спри?
– Я нашел большую Спри, мистер Романель. Вам нужно привыкнуть к мысли, что...
– Где вы находитесь? И где она? С ней все в порядке?
– Естественно, она в порядке. В данный момент мы с ней находимся... – Я оборвал себя. Не резон выкладывать по телефону, что она в моей квартире. – Сейчас мы в Голливуде. Все под контролем. Надеюсь, вечером будем в Аризоне.
– Великолепно! Хорошая работа, мистер Скотт. Уортингтон не преувеличивал ваши способности. Каким рейсом вы прилетите? Я поручу кому-нибудь вас встретить, а потом...
– Не так быстро, мистер Романель. Я еще не знаю, во сколько мы вылетаем. Необходимо еще кое-что сделать здесь, на месте. Кроме того, я не хочу, чтобы нас кто-то встречал. Когда мы приземлимся в Финиксе, то сначала сделаем то, о чем мы с вами договаривались, а уж потом я привезу Спри к вам. О'кей?
– Ах, да... А о чем мы с вами договаривались?
Подобный вопрос меня озадачил. Старый склеротик. У него явно начались осложнения после перенесенных потрясений. Глубоко в подсознании шевельнулось смутное подозрение, и я произнес четко и раздельно:
– Вы сами установили правила, мистер Романель. Я точно говорю с Клодом Романелем? У вас какой-то... возмужалый голос?
– Ну, конечно, это я, идиот!
– Приятно познакомиться.
– Извините, мистер Скотт. Конечно, мы имели в виду Уортингтона. Да, естественно, первым делом загляните к нему. Только поторопитесь. А то я перевозбужден, даже немного нервничаю. Как-никак, двадцать лет. Впрочем, вам не понять. У вас никогда не было детей...
Он зашелся кашлем, потом нервно похихикал, покашлял еще немного и, как я понял, шумно высморкался.
– Простите, мистер Скотт. Я себя не так хорошо чувствую, хи-хи-хи, как 20 лет назад.
– Простуда так и не прошла? – подкинул я контрольный вопрос.
– Какая к черту простуда? – рявкнул он раздраженно. – У меня болячки посерьезнее. А всю оставшуюся простуду клизмачи вычистили из меня вместе с четырнадцатью порциями метастаз в брюхе, которые подозреваю, перелезли ко мне в легкие. В медицинских кругах это называется, маленький клин большим клином вышибать или лечение зубов через задницу, а геморроя через рот... – Он подумал еще немного, потом добавил:
– Поэтому сейчас я здоров как бык после африканской засухи. Такой ответ вас удовлетворяет, мистер Скотт?
– Вполне, особенно ваш рассказ о наисовременнейших методах лечения, – ответил я, ухмыляясь.