– Изящная деталь гардероба.
– В стиле хай‑тек, – добавил Шатун.
И кто‑то рассмеялся, а кто‑то запустил стартер, и я почувствовал себя дурак дураком. Тут и Кью изумился бы.
– Голова болит, – сказала Энджи.
Она сидела возле меня на черном кожаном диване, и руки ее, как и у меня, были скручены за спиной.
– Ну а вы, мистер Кензи? – осведомился голос. – Как ваша голова?
– Под впечатлением, – отозвался я. – Чтобы не сказать, идет кругом.
Я повернул голову в направлении голоса, но глаза мне ослепило лишь пятно желтого цвета, окаймленное мягко‑коричневой тенью. Я заморгал, и комната слегка качнулась.
– Простите за наркотики, – сказал голос. – Если б можно было сделать это иначе...
– Не извиняйтесь, сэр, – проговорил другой голос, и я узнал Шатуна. – Сделать это иначе было невозможно.
– Джулиан, дай, пожалуйста, аспирину госпоже Дженнаро и мистеру Кензи, – вздохнул голос за ослепительным пятном желтого цвета, – и, будь добр, развяжи их.
– А если они начнут двигаться? – поинтересовался голос Недотепы.
– Проследите, чтоб не начали, мистер Клифтон.
– Да, сэр. С удовольствием.
– Меня зовут Тревор Стоун, – сказал человек, прятавшийся за пятном света. – Это вам что‑нибудь говорит?
Я потер красные следы на запястьях.
Энджи тоже потерла свои красные следы и хватанула несколько глотков кислорода. Помещение, как я полагал, было кабинетом Тревора Стоуна.
– Я задал вам вопрос.
Я взглянул на пятно света.
– Задали. С чем вас и поздравляю. – Я повернулся к Энджи: – Как ты?
– Запястья ноют, и голова тоже...
– А в остальном?
– Настроение в целом скверное.
Я опять устремил взгляд на пятно света.
– У нас скверное настроение.
– Надо думать.
– Твою мать!
– Остроумное замечание, – послышалось из‑за пятна приглушенного света, и Недотепа с Шатуном негромко прыснули.
– Остроумное замечание, – эхом откликнулся Недотепа.
– Мистер Кензи, госпожа Дженнаро, – проговорил Тревор Стоун, – я даю вам слово, что не хочу причинять вам неприятности. Возможно, мне придется вам их причинить, но это будет против моего желания. Мне нужна ваша помощь.
– Да бросьте вы! – Я поднялся на неверных ногах, Энджи тоже поднялась и встала рядом.
– Если один из ваших остолопов подвез бы нас домой... – начала Энджи.
Я схватился за ее руку, так как меня качнуло к дивану, а комната немного накренилась вправо. Шатун ткнул указательным пальцем меня в грудь так легко, что я едва почувствовал касание, и мы с Энджи упали обратно на диван.
Еще пять минут, сказал я своим ногам, и мы сделаем новую попытку.
– Мистер Кензи, – предупредил Тревор Стоун, – вы можете опять пробовать встать, а мы можем легким толчком отправлять вас обратно на диван, по моим подсчетам, еще примерно в течение минут тридцати, так что расслабьтесь.
– Похищение людей, – сказала Энджи, – насильственное задержание... Вам знакомы эти термины, мистер Стоун?
– Да...
– Хорошо. Вы осознаете, что и то и другое является преступлением против федеральных законов, влекущим за собой суровое наказание?
– М‑м.
.. – промычал Тревор Стоун. – Госпожа Дженнаро и вы, мистер Кензи, хорошо ли вы осведомлены о том, что смертны?
– У нас были случаи, когда можно было это заподозрить, – сказала Энджи.
– Это мне известно, – сказал он.
Подняв брови, Энджи взглянула на меня. Я поднял брови ей в ответ.
– Но речь шла лишь о случаях и, как вы выразились, подозрениях. Отдельные разрозненные догадки. Однако сейчас вы оба живы, молоды и имеете веские основания считать, что будете топтать эту землю еще лет тридцать – сорок. Мир с его законами и установками, с его обычаями и непреложными карами за преступления против федерального законодательства имеет над вами власть, в то время как я ныне ему неподвластен.
– Это призрак, – шепнул я, и Энджи толкнула меня локтем под ребро.
– Совершенно верно, мистер Кензи, – сказал Стоун, – совершенно верно!
Желтое пятно света переместилось, метнувшись прочь от меня, и я заморгал в сменившей его темноте. Белая точка в ее середине, сделав кульбит, превратилась в оранжевые круги побольше, подобно трассирующим пулям, они замелькали перед моими глазами. Затем зрение мое прояснилось, и я увидел Тревора Стоуна.
Верхняя часть его лица была словно вытесана из светлого дуба – нависшие брови бросали тень на жесткие зеленые глаза, орлиный нос и выпиравшие сероватые скулы.
Однако под скулами плоть резко шла на убыль. Челюсть с двух сторон будто смялась, а кости, расплавившись, перетекли в рот. Подбородок, исхудавший до состояния желвака, глядел вниз, болтаясь в резиновой кожной складке. Рот же вообще потерял форму, на его месте плавало что‑то амебообразное с белыми высохшими губами.
Лет ему можно было дать сколько угодно – от сорока до семидесяти.
Горло его покрывали нашлепки рыжеватых пластырей, казавшихся влажными. Поднявшись из‑за массивного письменного стола, он оперся на трость красного дерева с золотым набалдашником в виде головы дракона. Серые в шотландскую клетку брюки пузырились вокруг тощих ног, но синяя хлопковая рубашка и черный льняной пиджак облегали массивные плечи и грудь плотно, как вторая кожа, и словно сроднились с ними. Уцепившаяся за трость рука, казалось, была способна единым махом вбивать в пыль и плющить мячи для гольфа.
Навалившись на подрагивающую под его тяжестью трость, он глядел на нас.
– Вот, полюбуйтесь на меня хорошенько, – сказал Тревор Стоун, – а потом позвольте я расскажу вам о своей потере.
– В прошлом году, – сказал Тревор Стоун, – моя жена возвращалась после вечера в Сомерсет‑клубе, что на Бикон‑Хилле. Вам он знаком?
– Мы там оттягиваемся, – сказала Энджи.
– Да. В общем, у нее сломалась машина. Она позвонила мне в офис в центре – я как раз кончал работу, – чтобы я ее подвез. Забавно.
– Что именно? – осведомился я.
Он заморгал.
– Просто я вспомнил, как редко мы себе это позволяли. Проехаться вдвоем. Из‑за моей всегдашней занятости совместные поездки превратились в нечто исключительное. Казалось бы, что может быть обыденнее – посидеть рядом в машине в течение двадцати минут, а нам это удавалось не больше пяти‑шести раз в году.
– И что же произошло? – спросила Энджи.
Он откашлялся.
– На спуске с Тобин‑бридж нас стала подрезать и теснить с дороги какая‑то машина. Автомобильное пиратство – так это, кажется, называется. Автомобиль у меня был новый, незадолго перед тем купленный «ягуар‑ХКЕ», и я не собирался дарить его шайке хулиганов, убежденных, что стоит только захотеть – и все будет как им заблагорассудится. Вот я и.