Отец же подарил Дезире нефритово‑зеленые глаза и полные, четко очерченные губы. Симметрию генетических влияний можно было заметить, глядя на фотографию, стоявшую на столе Тревора Стоуна. На ней Дезире была снята вместе с отцом и матерью и одета в ярко‑красную мантию с шапочкой – наряд выпускницы, – а за ее спиной простирался кампус колледжа Уэллсли; руки девушки обнимали родителей за шею, притягивая к ней их головы. Все трое улыбались и, казалось, так и излучали здоровье и благополучие, в то время как лицо девушки счастливо сочетало в себе нежную красоту матери с отцовским выражением несгибаемой воли.
– За два месяца до катастрофы, – сказал Тревор Стоун, на секунду взяв в руки фотографию. Он поглядел на нее, и нижнюю часть его обезображенного лица исказила судорога, в которой я распознал улыбку. Потом он поставил фотографию обратно на стол, а мы сели напротив него.
– Вам обоим известен частный детектив по имени Джей Бекер?
– Джея мы знаем, – сказал я.
– Работает в «Сыскном агентстве Хемлина и Коля», – сказала Энджи.
– Правильно. И какого вы о нем мнения?
– В профессиональном смысле?
Тревор Стоун пожал плечами.
– Он свое дело знает, – сказала Энджи. – Хемлин и Коль берут к себе только самых лучших.
Стоун кивнул:
– По‑моему, несколько лет назад они и вам обоим делали предложение перейти к ним.
– Как это вы пронюхали? – удивился я.
– Но ведь это так, верно?
Я кивнул:
– И, насколько я понимаю, это было щедрое предложение. Почему же вы отказались?
– Мистер Стоун, – сказала Энджи, – на случай, если вы не заметили, мы не принадлежим к типу людей, отливающихся в кругах бизнесменов и политиков.
– Ну а Джей Бекер – человек другого типа?
Я кивнул:
– Он несколько лет прослужил в ФБР – до того, как сделал выбор в пользу больших денег, которые платят в частных фирмах. Он любит хорошие рестораны, красивую одежду, красивые многоэтажные дома и всякое такое. И костюмы на нем сидят хорошо.
– И, как вы сказали, он отменный специалист.
– Замечательный! – воскликнула Энджи. – Ведь именно его стараниями были доказаны связи Бостонского федерального банка с мафией.
– Да, знаю. Кто, вы думаете, нанял его на эту работу?
– Вы, – сказал я.
– И еще несколько видных бизнесменов, потерявших деньги во время краха на рынке недвижимости и падения курса доллара и фунта в 1988 году.
– Если вы обращались к нему раньше, почему вас интересует наше мнение о нем?
– Потому, мистер Кензи, что не так давно я привлек мистера Бекера, как и все «Агентство Хемлина и Коля», к розыску моей дочери, поручив им это дело.
– Розыску? – переспросила Энджи. – Сколько же времени она отсутствует?
– Четыре недели, – ответил Стоун. – Тридцать два дня, чтобы быть точным.
– Джей нашел ее? – спросил я.
– Не знаю, – сказал Стоун, – потому что теперь пропал и мистер Бекер.
На улице в то утро было холодно, но не слишком, так как ветер был несильным, а столбик термометра показывал тридцать с небольшим. Такой холод ощущается, но до костей не пробирает.
Однако на заднем дворе Тревора Стоуна ветер задувал с Атлантики, с его газона видны были барашки волн, и холод ударял в лицо, как снежком. Я поднял воротник кожаной куртки, защищаясь от океанского бриза, а Энджи сунула руки поглубже в карманы и съежилась, втянув голову в плечи.
Я поднял воротник кожаной куртки, защищаясь от океанского бриза, а Энджи сунула руки поглубже в карманы и съежилась, втянув голову в плечи. Но Тревор Стоун вышел на ветер. Провожая нас, он надел лишь легкий серый плащ, и плащ этот с хлопаньем бился о его тело в то время, как он стоял лицом к океану, храбро бросая вызов пронизывающему ветру.
– "Хемлин и Коль" вернули мне деньги, отказавшись от поручения, – сказал он.
– По какой причине?
– Не объяснили.
– Это неэтично, – возмутился я.
– Ну и что вы мне предлагаете?
– Обратиться в гражданский суд, – сказал я. – И выиграть дело.
Оторвав взгляд от морских далей, он обратил его к нам и не отводил, пока мы не догадались.
– Любое исковое заявление бессмысленно, – заметила Энджи.
Он кивнул:
– Потому что я умру раньше, чем дело дойдет до судебного разбирательства.
И он опять повернулся лицом к ветру, а к нам спиной, и слова его долетали до нас вместе с резкими порывами ветра.
– Я привык к тому, что пользуюсь влиянием, любое неуважение в мой адрес мне в диковинку, как и чувство страха. Теперь же я бессилен. Каждый знает, что я умираю. Каждый знает, что времени для борьбы у меня не осталось. И каждый, я уверен, внутренне посмеивается.
Я пересек газон и встал рядом с ним. Он стоял на самой кромке, там, где кончалась трава, обнажая черный камень утеса, угольно поблескивающий на фоне штормового моря.
– Так почему же именно мы? – спросил я.
– Я наводил справки, – сказал он. – Все, к кому я ни обращался с расспросами, уверяли меня, что вы двое обладаете теми двумя качествами, которые мне так нужны.
– Какими? – спросила Энджи.
– Честностью.
– В той мере, в какой...
– ...в какой это возможно в нашем развратном мире, да, мистер Кензи. Но вы честны с теми, кто завоевал ваше доверие. А я намерен ваше доверие завоевать.
– Похищение – не лучший для этого способ.
Он пожал плечами:
– Я дошел до крайности, и часовой механизм внутри меня запущен и тикает. Вы закрыли свой офис и отказываетесь вести дела и даже встречаться с возможными клиентами.
– Да, это так, – сказал я.
– На прошлой неделе я названивал вам обоим по домашним телефонам и в офис, но у вас нет автоответчиков.
– У меня он есть, только на время я его отключил, – сказал я.
– Я писал вам.
– Он не вскрывает почту, за исключением конвертов со счетами, – сказала Энджи.
Стоун кивнул, словно в некоторых кругах это дело обычное.
– Вот поэтому я был вынужден прибегнуть к таким крайним мерам, чтобы знать наверняка, что буду выслушан. Если вы откажетесь браться за мое дело, я готов выплатить вам двадцать тысяч долларов в качестве компенсации за потраченное время и причиненное вам неудобство.
– Двадцать тысяч! – выдохнула Энджи. – Долларов!
– Да. Деньги перестали теперь для меня что‑либо значить, а наследников, кроме пропавшей Дезире, у меня нет. Кроме того, потрудившись разузнать обо мне, вы бы обнаружили, что двадцать тысяч долларов в сравнении с тем, что я имею, – сущая мелочь. Так что, если пожелаете, можете вернуться ко мне в кабинет, из верхнего правого ящика стола вынуть деньги и вновь жить, как жили до этого дня.
– Ну а если мы не откажемся, – сказала Энджи, – что вы поручите нам делать?
– Отыскать мою дочь. Я допускаю, что она мертва. Понимаю даже, что это весьма вероятно. Но я не хочу умирать, не узнав всего доподлинно.