Если Ференц внезапно не оглох, он должен был слышать этот дикий, полный ужаса вопль и немедленно попытаться выяснить, что случилось.
Боуман побежал к главной улице; на полпути юркнул в темную аллею, так как услышал шаги приближающегося Ференца и на мгновение увидел его, пробегающего в конце аллеи с пистолетом в одной руке и ножом в другой. Он не знал, успел ли Ференц перезарядить пистолет и применит ли его, находясь так близко от деревни. Но даже в этот момент наивысшего напряжения Ференц, обладавший необыкновенным инстинктом самосохранения, держался середины дороги, чтобы не попасть в засаду, устроенную безоружным человеком. Его губы были растянуты в злобном оскале, на лице отражались ярость, ненависть и страх; это было лицо безумца.
Глава 3
Не каждая женщина, разбуженная среди ночи, сядет на кровати, выпрямившись, и, закутанная по шею в простыню, с растрепанными волосами и слипающимися глазами, будет выглядеть так же привлекательно, словно она собралась на бал. Сессиль Дюбуа была одной из немногих. Она похлопала ресницами немного дольше, чем сделала бы, притворяясь, танцовщица, затем внимательно и оценивающе посмотрела на Боумана – возможно, потому, что в результате лазания среди руин и падения по каменистому склону его одежда потеряла свой первоначальный блеск. Фактически он впервые за ночь обратил внимание на свою одежду, которая превратилась в грязные, покрытые пятнами лохмотья. Он ожидал ее реакции – саркастической, возможно, циничной или просто раздраженной, но она оказалась непредсказуемой женщиной.
Она произнесла:
– Я думала, что ты уже в другом графстве.
– Я чуть не побывал на том свете. – Он убрал руку с выключателя и прикрыл дверь, оставив небольшую щель. – Но я вернулся. За автомобилем. И за тобой.
– За мной?
– Именно за тобой. Побыстрей вставай и одевайся. За твою жизнь я не дам и ломаного гроша, если ты останешься здесь.
– Моя жизнь? Но почему я...
– Вставай, одевайся и собирай свои вещи.
Боуман подошел к кровати, посмотрел на девушку; хотя выглядел он непривлекательно, но говорил достаточно убедительно, поэтому сначала Сессиль слегка поджала губы, затем кивнула. Боуман вернулся к двери и посмотрел через щель, которую специально оставил. «Мисс Дюбуа, хотя и темноволоса, но очень привлекательная женщина», – отметил он про себя. Однако это не означало, что она соответствует его идеалу красивой брюнетки; просто она быстро принимала решения, соглашалась с тем, что считала неизбежным, и стандартная в подобной ситуации фраза: «Если вы думаете, что я буду одеваться, пока вы находитесь здесь...» – очевидно, даже не приходила ей в голову. Не то чтобы Боуман всерьез возражал против всего этого – просто в данный момент все его мысли были прикованы к неизбежному возвращению Ференца.
Его интересовало, что могло задержать его. Он должен был помчаться со всех ног к отцу с сообщением, что они встретили неожиданные трудности при выполнении своего задания. Возможно, он уже направлялся туда, когда Боуман видел его крадущимся по переулкам Ле Боу с пистолетом в одной руке, ножом в другой и с жаждой убийства в сердце.
– Я готова, – сказала Сессиль.
Боуман обернулся в некотором изумлении. Она даже слегка причесалась, закрытый чемодан с ее вещами лежал на кровати.
– И упаковалась? – спросил Боуман.
– Вчера ночью. – Она замолчала в нерешительности. – Послушай, я не могу так просто уйти...
– Лила? Оставь ей записку. Напиши, что вы встретитесь на почте в Сен‑Мари. Я вернусь через минуту. Мне нужно собрать свои вещи.
Он оставил ее, быстро прошел к своей комнате и на мгновение остановился перед дверью. Он слышал, как южный ветер пробегает по кронам деревьев, как струи фонтана падают на поверхность бассейна, и это было все, что он услышал.
Он слышал, как южный ветер пробегает по кронам деревьев, как струи фонтана падают на поверхность бассейна, и это было все, что он услышал. Он вошел в свою комнату, кое‑как запихал вещи в чемодан и вернулся в комнату Сессиль ровно через минуту, как и обещал. Она все еще быстро и старательно писала.
– Почта, Сен‑Мари – это все, что тебе нужно написать, – сказал Боуман язвительно. – Историю твоей жизни она, очевидно, знает.
Сессиль мельком взглянула на него без всякого выражения, как на надоедливое насекомое, и, не обращая внимания на его слова, продолжала писать. Она была в очках, что не особенно удивило его. Еще секунд через двадцать она подписала записку своим именем, что показалось Боуману вовсе излишним, учитывая сложность и срочность момента, спрятала очки в футляр и кивнула, показывая, что готова. Он взял ее чемодан, и они вышли, выключив свет и закрыв за собой дверь. Боуман прихватил свой чемодан, подождал, пока Сессиль подсунула сложенную записку под дверь Лилы, затем оба быстро и бесшумно прошли по террасе и по тропинке вышли на дорогу, которая огибала отель. Девушка молча шла рядом с Боуманом. Он начал уже в душе поздравлять себя, как быстро она усвоила его методы воспитания, когда она схватила его за левую руку и остановила. Боуман взглянул на Сессиль и нахмурился, но это не произвело на нее никакого впечатления. «Близорукая», – подумал он снисходительно.
– Мы здесь в безопасности? – спросила она.
– На какое‑то время – да.
– Поставь чемоданы.
Боуман поставил чемоданы. Придется пересмотреть методы воспитания.
– Здесь и сейчас же, – сказала она сухо. – Я была послушной маленькой девочкой и делала все, о чем ты меня просил, так как считала, что имеется один шанс из ста, что ты не сумасшедший. А остальные девяносто девять требуют объяснения, и сейчас же.
«Ее матери тоже не удалось воспитать ее, – подумал Боуман. – По крайней мере, она не получила светского воспитания. Но в то же время у нее есть очень положительное качество: если она расстроена или напугана, то никоим образом не покажет этого».
– Ты попала в беду, – вслух сказал Боуман, – по моей вине, и сейчас мой долг спасти тебя.
– Я попала в беду?
– Мы оба. Трое цыган из этого каравана дали понять, что хотят расправиться со мной и с тобой. Но сначала со мной. Они гнались за мной до Ле Боу, а затем через деревню и руины.
Она взглянула на него недоверчиво. Не обеспокоенно и не озабоченно, как он ожидал.
– Но если они гнались за тобой...
– Я избавился от них. Сын вожака цыган, милый парнишка по имени Ференц, возможно, еще ищет меня там с пистолетом в одной руке и ножом в другой. Когда он не найдет меня, он вернется и расскажет обо всем своему отцу, и тогда несколько человек из этого табора ринутся в наши комнаты, твою и мою.
– Да что же я такого сделала?! – требовательно спросила она.
– Тебя видели со мной целый вечер, ты дала мне приют. Вот что ты сделала.
– Но... но это же смехотворно! Я имею в виду, удирать таким образом. – Она отрицательно покачала головой. – Я была не права в отношении одного процента, ты действительно сумасшедший.
– Возможно. Это справедливая точка зрения.
– Я хочу сказать, тебе только нужно позвонить по телефону.
– И?..
– Полиция, глупый.
– Никакой полиции, я как раз не глупый. Сессиль, меня бы арестовали за убийства.
Она взглянула на него и медленно покачала головой, не веря или не понимая его, или то и другое вместе.
– Было непросто избавиться от них сегодня вечером, – продолжал Боуман.