– Уверяю тебя, я говорю совершенно серьезно. Мне стало известно о чудовищном заговоре, цель которого – уничтожить наш пароход и всех пассажиров.
И я в строгой последовательности развернул перед ним цепь собранных мною доказательств.
– Ну, Дик, – сказал я в заключение, – что ты теперь думаешь, а главное, что я, по-твоему, должен делать?
К моему удивлению, он от души расхохотался.
– Если бы я услышал это от кого-нибудь другого; а не от тебя, – заявил он, – то, может быть, испугался бы. Ты, Хеммонд, всегда попадал пальцем в небо. У тебя опять проявляется твоя старая склонность. Помнишь, как ты клялся в школе, что видел в вестибюле призрак, а потом оказалось, что это было твое собственное отражение в зеркале? Кому это понадобится уничтожать пароход? – продолжал он. – Крупных политических тузов на борту нет, наоборот, большинство пассажиров – простые американцы. Вдобавок в наш трезвый девятнадцатый век даже самые закоренелые преступники избегают жертвовать своей жизнью. Без сомнения, ты не понял их и принял за адскую машину фотоаппарат или какую-нибудь другую безобидную вещь.
– Ничего подобного, – ответил я, задетый за живое. – Боюсь, вскоре ты убедишься, что я ничего не преувеличил и передал все совершенно точно, но будет уже слишком поздно! Ну, а такого ящика я еще никогда не видел. Судя по тому, как они с ним обращались и говорили о нем, я убежден, что там спрятан какой-то сложный механизм.
– Ну, если это считать неопровержимым доказательством, – заметил Дик, – тогда тебе каждый сверток с каким-нибудь скоропортящимся продуктом должен показаться торпедой.
– Но фамилия одного из этих людей – Фленниген, – заявил я.
– Не думаю, чтобы подобное доказательство имело на суде большое значение, – отозвался Дик. – Но я уже выкурил сигару. Что ты скажешь, если мы пройдем в салон и разопьем бутылочку красного вина? Заодно ты покажешь мне этих двух Орсини, если они там.
– Хорошо. Я решил весь день не спускать с них глаз, – заявил я. – Только не смотри на них слишком пристально, чтобы они не заметили, что за ними наблюдают.
– Будь спокоен, – заверил меня Дик, – я буду вести себя, как невинный ягненок.
Мы спустились с палубы и вошли в салон.
За огромным столом в центре комнаты собралось довольно многочисленное общество. Некоторые пассажиры возились с непослушными саквояжами, другие закусывали, третьи читали или чем-нибудь развлекались. Тех, кого мы искали, здесь не было. Покинув салон, мы обошли все каюты, но безуспешно. «Боже милостивый! – подумал я. – Может быть, в этот самый момент они находятся у нас под ногами – в трюме или машинном отделении – и собираются пустить в ход свое дьявольское изобретение!»
Лучше уж узнать самое худшее, чем пребывать в неведении!
– Официант, еще какие-нибудь пассажиры здесь есть? – спросил Дик.
– Да, двое – в курительной комнате, сэр, – ответил тот.
Небольшая, но уютная и роскошно обставленная курительная комната находилась рядом с буфетом. Мы толкнули дверь и вошли. Вздох облегчения вырвался у меня из груди. Я увидел мертвенно-бледное лицо Фленнигена с немигающими глазами и решительной складкой губ. Против него сидел Мюллер. Они играли в карты и пили вино. Я толкнул Дика локтем, подтверждая, что наши поиски увенчались успехом, а затем мы с самым непринужденным видом уселись рядом с ними. Заговорщики не удостоили нас даже взглядом. Я стал внимательно наблюдать за ними. Они играли в «наполеона».
Оба были тонкими знатоками игры, и я не мог не восхищаться самообладанием, с каким эти люди, скрывая свою страшную тайну, хладнокровно подбирали длинную масть или ловили королеву. Деньги быстро переходили из рук в руки, но чернобородому явно не везло.
В конце концов он с раздражением швырнул карты на стол, выругался и заявил, что больше не намерен играть.
– Будь я проклят, если еще соглашусь тянуть эту канитель! – воскликнул он. – За пять конов у меня ни разу не было больше двух карт одной масти!
– Ничего, – ответил его товарищ, сгребая выигранные деньги. – Проиграть или выиграть несколько долларов – какое это будет иметь значение после того, что произойдет сегодня вечером?!
Меня поразила наглость этого мерзавца, но я с самым бесстрастным видом продолжал разглядывать потолок и попивать вино. Я чувствовал, что Фленниген пристально смотрит на меня своими волчьими глазами, проверяя, не вызвал ли у меня подозрений этот намек. Затем он что-то шепнул своему товарищу, но я не расслышал, что именно. Очевидно, это было предупреждение, так как тот сердито ответил:
– Чепуха! Что хочу, то и говорю! Излишняя осторожность как раз и может погубить все дело.
– Ты, видно, не заинтересован в успехе, – ответил Фленниген.
– Ничего подобного, – буркнул Мюллер. – Ты отлично знаешь, что если я делаю ставку, то надеюсь выиграть. Но я никому на свете не позволю отчитывать меня и одергивать. Я не меньше, пожалуй, даже больше тебя заинтересован в успехе нашего дела.
Ом весь кипел от злости и некоторое время яростно дымил сигарой. Его компаньон тем временем посматривал то на Дика Мертона, то на меня. Я понимал, что нахожусь рядом с человеком, готовым на любой шаг, что стоит ему заметить хотя бы легкую дрожь моих губ, и он тотчас же меня укокошит. Однако я проявил больше самообладания, чем мог от себя ожидать в столь трудных обстоятельствах. Что касается Дика, то он оставался невозмутимым и бесстрастным, как египетский сфинкс.
Несколько минут в курительной комнате царило молчание, нарушаемое только шуршанием карт, которые тасовал Мюллер перед тем, как положить в карман. Он по-прежнему казался рассерженным. Бросив окурок в урну, он вызывающе взглянул на своего спутника и повернулся ко мне:
– Не можете ли вы сказать, сэр, когда на берегу получат первую весть о нашем пароходе?
Теперь они оба смотрели на меня, и хотя я, быть может, немного побледнел, но ответил спокойным голосом:
– Я полагаю, сэр, первое известие о нашем пароходе будет получено, когда мы достигнем Куинстауна.
– Ха-ха-ха! – рассмеялся сердитый человечек. – Я знал, что вы так скажете. Не толкай меня под столом, Фленниген, я не выношу этого. Я знаю, что делаю. Вы заблуждаетесь, сэр, – продолжал он, вновь поворачиваясь ко мне, – глубоко заблуждаетесь.
– Возможно, о нас еще раньше сообщит какой-нибудь встречный корабль, – высказал предположение Дик.
– Нет, вовсе не корабль.
– Погода прекрасная, – заметил я. – Разве корабль не увидят, когда он прибудет к месту назначения?
– Я этого не говорю, но о нас услышат еще раньше и в другом месте.
– А где же? – полюбопытствовал Дик.
– Этого я вам не скажу. Но сегодня еще до темноты узнают, где мы находимся, причем самым необычайным, таинственным способом. – И он снова хихикнул.
– Пойдем-ка на палубу, – проворчал Фленниген. – Ты хлебнул лишнего, и этот проклятый коньяк развязал тебе язык. – Схватив Мюллера за руку, он чуть не силой вывел его из курительной комнаты, и мы слышали, как они, спотыкаясь, поднялись по трапу на палубу.
– Ну, что ты теперь скажешь. Дик? – спросил я прерывающимся от волнения голосом.
Но мой друг по-прежнему казался невозмутимым.
– Что я скажу? Да то же самое, что и его приятель. Мало ли чего не наболтает человек спьяну? От него так и разит коньяком.
– Чепуха, Дик! Ты же видел, как другой старался заткнуть ему рот!
– Конечно. Но он просто не хотел, чтобы его друг валял дурака перед незнакомыми людьми. Возможно, что коротышка – это сумасшедший, а другой – приставленный к нему санитар. Вполне возможно.