Зое было жаль унижавшегося пса, но чем больше она жалела Бокса, тем сильнее становилась ее ненависть к его хозяину. Трудно сказать, какой катастрофой закончилась бы вся эта история при нормальном, так сказать, ходе вещей, но Дыходымов переусердствовал и сам навлек беду на свою голову.
Стоял прекрасный светлый вечер, когда Бокс давал очередное представление. Оба - и он, и хозяин - были в ударе. Они увлеклись настолько, что совсем позабыли об окружающем, забывать же об окружающем не рекомендуется никогда и нигде, а на железнодорожной станции тем более.
В тщетной надежде привлечь внимание Зои, Бокс прыгал, ложился, носил поноски, ходил на задних лапах... Увы, без всякого успеха: Зоя не замечала его усердия. На самом деле Зоя, конечно, прекрасно все видела, но очень искусно (какая девушка не сумеет этого сделать!) выказывала полнейшее пренебрежение к происходившему.
Но у Бокса и Дыходымова были зрители и более впечатлительные. Неподалеку от киоска на куче вещей в ожидании поезда сидела какая-то женщина с трехлетней дочкой. Женщина, по-видимому очень уставшая, то и дело задремывала. Зато девочка глаз не могла оторвать от четвероногого артиста. Чтобы лучше его видеть, она рискнула даже отойти от матери.
В это время, известив о себе гудком, по первому пути проходил резервный паровоз "ФД". Длинная, покрашенная свежей зеленой краской машина шла быстро и почти бесшумно.
- Голос! - скомандовал вошедший в раж и не видевший никого и ничего, кроме Зои, Дыходымов. - Бокс, голос!
Азарт хозяина передался Боксу, и он гавкнул несколько раз так оглушительно, что даже взрослые зрители шарахнулись в сторону, девочка же кинулась бежать не разбирая направления. Из двух зол - очень страшного на вид пса и бесшумно катившегося паровоза - она выбрала то, что казалось ей наименьшим, - паровоз - и побежала к краю перрона. Зоя отчетливо видела, как мелькнуло красное платьишко падавшей на рельсы девочки.
Не только Зоя, но и все присутствующие, кроме одного Дыходымова, оцепенели от ужаса. Огромная машина судорожно затряслась от усилия тормозов, пытавшихся сковать страшную силу инерции. Мать девочки, приведенная в себя лаем Бокса и криками пассажиров, вскочила и бросилась за дочерью, под колеса еще не остановившегося паровоза.
Случай был не таков, чтобы его можно было спокойно наблюдать из-за стеклянной стены! Бросив киоск вместе с товарами на произвол судьбы, Зоя кинулась навстречу событиям (при этом она по чистой случайности задела рукой физиономию попавшегося ей на пути Дыходымова) и вовремя успела схватить и оттащить от края перрона обезумевшую женщину. В следующую секунду они обе - и Зоя, и мать девочки - исчезли в облаке густого пара, выброшенного паровозом...
Зоя была моложе и сильней своей противницы, но ею руководил спокойный рассудок; мать же девочки действовала по велению слепого инстинкта... В Зое она видела в эту минуту самого заклятого, самого непримиримого врага, пытавшегося разлучить ее с дочерью. Зоя только удерживала женщину, та же била ее, царапала ей лицо и пыталась кусать руки.
Но паровозный пар быстро рассеялся, и на глазах у всех произошло чудо. Сзади остановившегося паровоза поднялся небольшой красный комочек. Это была девочка, поставленная на край перрона чьими-то очень грязными, но несомненно сильными и добрыми руками. Эти руки показались Зое знакомыми. Она сразу же отпустила женщину, а та, схватив ревущую девочку, побежала по перрону так быстро, будто им грозила новая опасность.
Кто был виноват во всей этой истории? Многие были виноваты: мать, задремавшая и переставшая следить за девочкой, Бокс, с излишним рвением выполнявший приказания хозяина. Его хозяин. Возможно, в какой-то мере были виноваты машинист паровоза и люди, обязанные следить за порядком.
Но все произошло так быстро, что вина машиниста и транспортной милиции была не так уж велика. Они могли вмешаться в ход событий только с опозданием. Машинист, переживший несколько страшных секунд, это и сделал.
- Чья собака? - спросил он, выскакивая из будки, хотя вопрос был излишен: конец сворки находился в руках Дыходымова.
- Вон со станции, негодяй! - неожиданно выкрикнул машинист. - Чтоб духу твоего здесь не было, бездельник!
Это приказание Дыходымовым сразу выполнено не было, возможно, по той причине, что он утратил присутствие духа еще раньше.
Тогда, схватив собаковладельца за шиворот, машинист повернул его лицом к "Выходу в город" и проводил ударом под зад. Обретя таким образом способность двигаться, Арсений Дыходымов рысью побежал в заданном направлении.
Если можно было найти виновников несостоявшегося происшествия, то о людях, сумевших его предотвратить, не могло быть спора. Это была Зоя, удержавшая женщину от намерения броситься под паровоз, и... Но кто же выхватил из-под колес паровоза девочку и затем, когда паровоз прошел, вернул ее на перрон?
Пока судили да рядили, его и след простыл!.. Могла бы сказать по этому поводу кое-что одна Зоя, но она, исцарапанная, окровавленная, с запухшим глазом, горько плакала и не могла ничего выговорить. Продолжала она горько плакать и при перевязке на медпункте, и позже, сидя в темном киоске...
Если вначале Зоя плакала от боли, то Потом от обиды и одиночества.
Заходил к ней, правда, директор Николай Иванович, но не сумел ни одного теплого слова сказать, только по обыкновению "однакнул":
- После такого случая тебе, однако, отдохнуть надо. Иди домой, успокойся, а мы, однако, здесь без тебя обойдемся...
И все так! Все норовят обойтись без нее, никому она не нужна! Пришли было соседки киоскерши. Поговорили две минуты о Зоиных ушибах и царапинах и сразу же перевели разговор на полиартрит...
Уходя, тоже посоветовали пойти домой. И невдомек им было, что и дома Зоя одна-одинешенька. Если бы Валя была - дело другое, но вот уже две недели, как Валя уехала на каникулы в родную Хакассию...
Выплакав все слезы, Зоя притихла. Сидит в темном киоске и видит сквозь стекла, как плавно и спокойно, точно по рельсам, катится, идет обычная вечерняя жизнь.
Как легко можно обойтись без Зои! Нет ее - и никому нет дела. Пассажиры с подошедшего поезда проходят мимо закрытого киоска, как мимо пустого места...
Внезапно на Зою падает тень. Кто-то, приложив ладонь козырьком ко лбу, всматривается через стекло, потом обходит киоск сбоку. Дверь заперта на крючок, но подошедший потихоньку стучится пальцем.
- Хозяйка дома?
Постучался бы кто другой - ни за что не открыла бы дверь настроенная на грустный лад Зоя, но голос знакомый. Тому, кто спас ребенка, Зоя не может не ответить.
- Я здесь, - говорит она, откидывая крючок и чуть-чуть приоткрывая дверь: ей не хочется показывать забинтованную голову и запухший глаз.
- Слышал, не повезло тебе, одна ты пострадавшая оказалась?
В голосе звучит непритворное сочувствие, и Зоя озабоченно спрашивает:
- Ты-то ужинал сегодня?
- Не до того было.
- Пирожки остались. Может, закусишь?..
- Так и решил: либо у тебя ужинать буду, либо голодным останусь.
- А здесь тебя искали, - вспоминает Зоя. - Хотят тебе благодарность вынести.
- Ну их с благодарностью! Я и без благодарности знаю, когда и что делать.
- Ишь ты, какой гордый, - сомневается Зоя. - Будто бы всегда знаешь, что делать надо?
- Всегда. Сейчас мы, например, с тобой в кино пойдем. Как раз на последний сеанс успеем.
- Вот и выходит, что ты глупый! Как же я с забинтованной головой пойду?
- Так и пойдешь, никакого позора в повязке нет. Вот доем пирожки и пойдем. Я для такого случая помылся и галстук нацепил.