— В покушении на убийство, — важно сказал капитан, подняв вверх палец. — Все опрошенные свидетели единогласно утверждают, что у вас с ню Монтером были длительные разногласия на деловой и личной почве.
— Были, — согласился полугном, — но мы их давно разрешили. Об этом вам сказали?
— Сказали, — скривился капитан. — Но это не существенно. Вы могли затаить злобу и дождаться благоприятного момента для совершения мести.
— Да если бы мы хотели, мы бы давно его убили… ай! — Отто с силой наступил мне на ногу и я решила больше ничего не говорить.
— Мы вас задерживаем до выяснения обстоятельств, — сказал капитан.
— У нас завтра защита диплома, — сказал Отто.
— Значит, ее придется отложить, — любезно сообщил Анксе Любме.
Нас развели по разным камерам — чтобы мы не выработали общие показания.
Женская камера была переполнена. Многочисленные девицы самых разнообразных внешних видов сидели и лежали на нарах, что-то шумно обсуждая. Я помялась у входа, не представляя, как нужно себя вести в уголовной среде и решила, что элементарная вежливость — это лучше всего.
— Здравствуйте, девушки! — сказала я.
— О, еще одна! — воскликнула бойкая блондинка в открытом вечернем платье. — Хочешь, угадаю, за что ты здесь?
— Давай.
— За покушение на убийство Блондина Лима!
— Да, — удивилась я, — а откуда ты…
— А мы все тут — потенциальные убийцы Блондина, — сообщила блондинка. — Я, Блия, была заподозрена в том, что не ограничилась бурным расставанием с Лимом весной, а задумала убить его. Тяку, — Блия кивнула в сторону тихой девушки в аккуратном платье, скромно сидевшей в углу, — Блондин пытался опорочить и она его заказала. Вон та купеческая дочь, извини, опять забыла, как тебя зовут…
— Селестиниадиранта, — прогудела крепкая краснощекая девица то ли с примесью великанской крови, то ли просто любительница очень часто хорошо покушать.
— Да, Селести… Селестин… короче она не поделила с ним торговые интересы, а вон Витка — так она преследовала Блондина с целью женить его на себе последние полгода.
— А ей-то зачем было Лима убивать? — удивилась я, пораженная разносторонности Блондиновых интересов.
— А чтобы никому не достался, — охотно сказала тоненькая вертлявая девчушка. — А ты чего пыталась его убить?
— Да мы когда-то деловые сферы не поделили, к тому же я ему отказала. И еще Лим очень не любит моего жениха.
— Добро пожаловать в семью, — хихикая, сказала Блия, освобождая мне место на нарах.
— Я не поняла, сюда что, садят всех, кто был хоть как-то знаком с Блондином?
— Нет, кто имел хоть какую-то причину его убить, — сказала Витка. — Нас поначалу садили в одну камеру со всякими уголовницами, но потом пришлось выделить нам отдельное помещение. Все-таки мы, в основном, из приличных семей.
— Один, два, три… семнадцать, восемнадцать, — пересчитала я девушек, для верности тыкая в них пальцем. — Ах, да! Я — девятнадцать! И что мы здесь все делаем?
— Задержаны до выяснения обстоятельств.
— Абсурд какой-то!
— У Блондина папашка — начальник большой, — сказала Блия. — Надо же ему отчет предоставить о проделанной работе.
— Меня не одну взяли, с другом. Интересно, он с уголовниками сидит или тоже с такими же «до выяснения»?
— Да парней уже две камеры набили, — поделилась Витка. — Мне стражник по секрету рассказал.
Я вздохнула с облегчением, потому что волновалась за Отто. А если он сидит с такими же добропорядочными, как и он сам, то полугном найдет чем заняться! Будет заводить полезные знакомства и слушать последние сплетни.
— А у меня завтра экзамен — защита диплома, — пожаловалась я.
— Это еще что! Вот меня вытащили из постели одного красавчика, у которого я осталась после вчерашней вечеринки, — весело сказала Блия.
Теперь я поняла, почему ее платье было таким открытым и воздушным. Да, не повезло девушке!
На обед нам дали на тарелке нечто, похожее на сероватый склизкий блин.
— Что это за гадость? — спросила Тяка.
— Овсянка! — радостно сказала я, понюхав варево. Впрочем, чтобы догадаться что это, мне не обязательно было нюхать. Овсяная каша, забытая на плите в большом количестве воды всегда превращалась в подобную малоаппетитную массу.
— Я это есть не буду!
— Ну и зря, — сказала я, глотая кашу. На вкус она оказалась ничем не хуже моей собственной стряпни, в каше даже было масло. — До вечера больше ничего не дадут, будет у тебя желудок урчать.
— Не будет, я редко ем. Я питаюсь духовной пищей, — прошептала Тяка, вздыхая так, что грудь в ажурном платьице стала похожа на работающие кузнечные мехи. — Вам, предпочитающим земную пищу, этого не понять!
— Куда уж нам, — согласилась я.
— Отдай мне свою порцию, — попросила купеческая дочь с непроизносимым именем.
Я почувствовала досаду — я тоже хотела еще кашки, чего бы не набить желудок на дармовщинку.
— А кто хочет мою кашу? — спросила одна из девиц.
— И мой чай, он невкусный, без меда!
Слопав четыре порции каши и напившись чая, я почувствовала потребность прилечь — набитый желудок требовал горизонтального положения для процесса переваривания. Развалившись на верхней полке, я удовлетворенно срыгнула и подумала, что в тюрьме, в сущности, не так уж и плохо. Если бы еще пиво давали!
Вечером, плотно отужинав перловой кашей с малосольным огурчиком, я потребовала начальство. Начальство явиться не пожелало. Тогда мы с Виткой быстро организовали концерт — аккомпанировали тарелками и ложками тоскливым завываниям Тяки (которые назывались «душещипательные романсы о любви»). Стражники не долго выдержали высокое искусство и прислали небезызвестного капитана Анксе.
— Спокойно, девицы! — попросил он, вытирая пот с лысины.
— Мы требуем переговоров! — заявила я. — Иначе мы продолжим наш концерт!
— Нет, мы его усилим! — поддержала меня Блия.
Капитан вздрогнул.
— Какие ваши требования?
— Вы дадите мне справочку, что я сидела в тюрьме, а не прогуливала экзамен? — спросила я.
— Мне нужна теплая одежда! Ночью холодно! — закричала Блия.
— Дайте нормальной еды!
— Подушки!
— Одеяла!
— Чаю с медом!
— Перинку!
— Расческу!
— Почему в камере нет зеркала?
Капитан стражи кивал головой, потом не выдержал и сбежал.
— Девочки, готовься! — скомандовала Блия. — Поем «Плач по загубленной молодости»!
— Она длинная очень, я всех слов не знаю, — сказал кто-то!
— Ничего, будем петь, пока помним, а потом начнем сначала!
Через полчаса нам принесли подушки, теплые одеяла, полосатые фуфайки и огромную кастрюлю картошки с мясом.
— Между прочим, наш ужин вам отдали, — бурчал стражник, раздавая нам подушки.
— Вы можете его забрать, — предложила я, — а мы споем песню голодных студентов.
— Не надо, — испугался стражник. — Мы потерпим.
— Вам не нравится наше пение? — грустно спросила Тяка.
— Что вы, что вы, — фальшиво заулыбался стражник. — Вы очень хорошо поете. Хоть в армию прочив нечисти в Сумеречные горы отправляй.
— Зачем? — удивилась купеческая дочка.
Стражник сбежал в коридор, закрыл за собой решетку и только после этого ответил:
— Чтобы вся нежить разбежалась, а та, что послабее, вообще сдохла!
— Ах ты, негодяй! — закричала Тяка. — Да я три года пению училась!
«Бедный учитель!» — подумала я, прыгая на месте, чтобы перловка утрамбовалась в желудке и освободилось место для картошки.
Спали мы под трубный храп купеческой дочки. «А Ирга все-таки свинья! — успела подумать я, прежде чем заснуть. — Обвинять в том, что я храплю! Да мне никогда с этой Селести-как-там-ее не сравниться!»
Утро началось мрачно. Не привыкшие к дискомфорту девицы стонали и жаловались на жизнь, к туалету за занавесочкой выстроилась очередь, вода из крана текла ледяная. Закаленная суровыми общежитскими буднями, я чувствовала себя прекрасно, с нетерпением ожидая завтрака.
Однако вместо пищи телесной в камеру пожаловала пища духовная — мой Наставник. Взвизгнув от радости, я слетела со своей койки и кинулась к нему. Никогда ранее я не была так рада его видеть!
— Наставник! — счастливо прошептала я, хватаясь за его черную мантию как утопающий за спасительный круг.
— Ну-ну, — сказал он, похлопывая меня по спине. — успокойся, Ольгерда! Пойдем, нам нужно спешить на экзамен.
Радость от встречи мгновенно потухла. Мы зашли за Отто, который выглядел вполне довольным жизнью, если не считать бороды, своим видом напоминающей воронье гнездо.
У входа в Управление митинговала толпа разгневанных родителей, пытающихся извлечь из застенка своих дочерей. Капитан Анксе потел и краснел, стоя на ступеньках. Ему не давали вставить ни слова. Он проводил нас тоскливым взглядом, и попытался успокоить горожан, по всей видимости, собирающихся брать штурмом здание.
— Разные у меня были ученики, — говорил Беф, быстро шагая к Университету. — Но чтобы вызволять их из тюрьмы перед защитой диплома — такого еще не было!
— Гордитесь, Наставник, — заметила я. — Мы такие у вас единственные и неповторимые!
Издав короткий смешок, Беф сказал:
— Я предпочитаю обычных учеников, с ними хлопот меньше.
— Зато с нами — веселее, — не унималась я.
— Что да, то да, — согласился Наставник. — И седых волос больше.
— А нам придется возвращаться в тюрьму? — спросил Отто.
— Надеюсь, что нет, — ответил Беф. — Управлению стражи не с руки ссориться в Университетом. Тем более, что ваша вина не доказана.
Наставник бросил на нас проницательный взгляд.
— Надо было его добить, — пробурчала я, а Отто закатил глаза.
Времени переодеваться у нас уже не было, поэтому мы направились сразу к учебному полигону. На удобных стульях за величественными столами уже сидела экзаменационная комиссия, на скамьях для зрителей расположились защищающиеся. Все они были одеты в выглаженные мантии, на головах у девушек были аккуратные прически. Мы с Отто выглядели как помятые воробышки среди стаи ворон.
— Извините за внешний вид этих студентов, — обратился Беф к комиссии. — Просто пришлось их только что их тюрьмы вытаскивать!
— Я так и знал, что этим все закончится! — не сдержался Декан.
— Мы как раз были не при чем! — возмутилась я.
— Это было недоразумение, — подтвердил Беф.
На лице Декана отразилось разочарование.
— Сдавайте свои артефакты, — сказал Профессор Свингдар, вручая нам по нашему дипломному изделию.
Мы сели на крайнюю скамью, игнорируя любопытные взгляды соучеников.
— Ола! — раздался шепот.
Я обернулась и увидела Иргу, машущего мне рукой. Пришел!
— Хоть что-то хорошее сегодня случилось, — сказал Отто, пытаясь привести в порядок свою бороду. — Если Ирга рядом, то я не волнуюсь за свою сохранность. Если что-то случится, тебя он вытащит, и меня за компанию прихватит.
— Не каркай!
— Отто дер Шварц и Ольгерда Ляха! — вызвал ответственный секретарь.
— Как? Мы же только пришли! — удивилась я.
— Пойдем, пойдем, — Отто успокаивающе пожал мне руку.
— Мы подумали, что вас нужно побыстрее отпустить, вы, наверное, поесть хотите и помыться, после тюрьмы-то, — сказал Декан, елейно улыбаясь.