Медея порывалась вернуться в привычный район и узнать, как идут дела у оставшихся без присмотра информаторов. Селеста удерживала ее:
— Не торопись. Прошло еще слишком мало времени.
— Но надо дать знать людям, что мы помним о них! Иначе мы рискуем потерять всех! Переедут на новые места, ищи их потом.
— Никуда они не денутся. И, вообще, следует изменить прежний порядок работы. Не дело, что мы вынуждены лично общаться с каждым агентом, это хлопотно и отнимает много времени.
— Зато снижает риск провала.
— С точностью до наоборот — принялась разжевывать очевидные истины предводительница. — Достаточно раскрыть одного информатора, и выйдут на нас. Мне не нравится чувствовать себя под прицелом. Нужно ввести промежуточное звено между руководством, то есть нами, и исполнителями. Да и работа упростится.
Медея прищелкнула пальцами.
— Как у этих, у бандитов… Ну ты рассказывала!
— Десятники и звеньевые.
— Точно!
— Ну, назовем их как-нибудь иначе, во избежание ненужных ассоциаций — усмехнулась Селеста. — Месяц понаблюдаем за оставшейся на свободе «старой гвардией», убедимся, что слежки нет, а потом начнем формировать новую сеть. Заодно подумаем, чем их занять. Сейчас они приходят, вываливают кучу сведений, и нам приходится из кучи мусора вылавливать полезные крохи. Лучше пусть деньги зарабатывают, себе и своим хозяевам!
— Это каким же образом?
— Еще не знаю. Но мысли — есть.
Идеи действительно появились, только сейчас Селеста думала в основном о других событиях. Явлениях, точнее говоря. Ее волновали произошедшие с ней после ритуала изменения. Исчезла существовавшая раньше раздвоенность, перепады настроения и способов мышления перестали ее беспокоить. Вроде бы, надо радоваться, ведь исчезла опасность получить в перспективе раздвоение личности или просто сойти с ума. Но как-то неловко. Раньше она точно знала, кто она такая — Андрей, пришелец из другого мира, случайно попавший в тело упырицы и ищущий способ вернуться домой. «Селеста» была просто маской, носимой для удобства общения, не более. Потом, постепенно, маска начала прирастать, словно обволакивая основное ядро. Мертвое тело не зависело от гормонов, условности человеческого общества и диктуемые им роли никак не влияли на сознание новосозданного существа. Однако память упорно сопротивлялась навязанному образу, поневоле провоцируя внутренний конфликт.
Сейчас раздвоенность исчезла.
Ощущая себя неким бесполым гомункулом, восставшая чувствовала определенное смущение и легкую грусть. Если бы она испытывала тягу к Медее, или тому же Хастину, ей было бы проще определиться. Но упыри крайне редко чувствовали плотское влечение. Да, Медея занималась сексом, уже в Талее иногда соблазняла мужчин, но не столько из любви к процессу, сколько из чувства самоутверждения. Ей нравилось соблазнять, чувствовать свою привлекательность, красоту женщина использовала как оружие. Сама постель, по сути, ей не нужна.
Селеста связывала происшедшие изменения с недавним ритуалом и испытанными тогда ощущениями. Прикосновение демонов изменило ее сознание. Поневоле задумаешься, не оставил ли посланник Мрака чего-то еще? Других подарочков, которые проявят себя в неясно какой момент. Поэтому она тщательно следила за собой, за своим поведением, выискивая нетипичные реакции и со страхом и надеждой не замечая появления странностей. Лучшим выходом из ситуации неопределенности стал бы разговор со специалистом, но оба известных ей жреца, способных дать совет, на роль исповедника не подходили. Карлон убьет ее без разговоров, Гарреш служит враждебной силе. Еще имелись дворцовые маги, но как до них добраться, Селеста представления не имела.
Оставались книги и самостоятельные эксперименты, при мысли о которых предводительницу пробивала дрожь. Нет, знать о породивших не-мертвых силах следует как можно больше, но действовать надо с предельной осторожностью и опираться на хоть какую-то базу. Иначе следующий ритуал может окончиться с намного худшими результатами, везение штука непостоянная. Поэтому Селеста не видела иного выхода, кроме как ждать, копить информацию и надеяться, что со временем упырям представится удачная возможность получить нужные знания.
Рихард слушал рассказ слуги, постепенно наливаясь тугим горячим бешенством.
— Значит, благородный господин ублюдок приказывает мне — мне! — отвести своих людей от стадиона?
— Да, хозяин — верный Борак хмуро кивнул. — Он говорит, что сам закончит очистку.
— Тварь! Он хочет погреть руки на моей добыче!
Рихард ругался минут пять, в ярости пиная все вокруг.
— Значит, мы разнесли логово, перебили самых сильных чудовищ, а он придет сюда и захапает все даром?!
— Он офицер, хозяин…
— Сам знаю!
— Вчера Затика из шестой сотни казнили за неповиновение.
— Заткнись!
Рихард нуждался в деньгах. Очень нуждался. Очень. Подарки штабным покровителям обходились ой как недешево, правда, польза от них была нешуточная. Ему уже обещано теплое место капитана форта второй линии. Первая линия, получившая название «Яшмовой», целиком состояла из деревень и поселений, распределенных между верными вассалами герцога. Богатейшие владения и, что особенно важно, безопасные, поэтому приближенные Динира чуть не передрались за право получить кусок земли на расстоянии одного дня пути от города. После Охоты здесь не останется чудовищ, если не считать самого страшного — человека. Дальше располагались еще немногочисленные укрепления «Нефритовой» линии, которую планировали очистить от мутантов до конца года, чтобы после следующей зимы начать планомерное заселение опустевших земель. Эти земли ценились не слишком высоко, неизвестно, насколько успешными окажутся действия армии и удастся ли в ближайшее время здесь закрепиться. Однако владения давались большими кусками и к каждому форту прикреплялась пара-другая деревенек. Фактически, капитан форта наделялся огромными полномочиями, превращаясь в мелкого самовластного феодала. Причем власти заранее давали понять, что офицерская должность будет переходить по наследству, если, конечно, новоявленный барон не оплошает со службой.
При таком подходе не вызывало ничьего удивления распределение постов. Естественным образом Яшмовые земли заполучило ближайшее окружение герцога, те, кто изначально пережидал Катастрофу во дворце. Графы Лаш, Молвлар, прочие фавориты, в чьей преданности Динир не сомневался. Нефритовая полоса досталась свите наиболее могущественных вассалов и выдвинувшихся офицеров, чем ближе к Талее, тем дороже ценились земли. То, что сюда сумел затесаться Рихард, лично он считал своим крупнейшим достижением и был абсолютно прав. Ведь обычно младшим офицерам, особенно таким, как он, бывшим главарям банд, предлагались места наподобие хранителей фортов третьей, «Бирюзовой» линии. А жизнь там точно будет нелегкой. Постоянные стычки, никакой возможности выдвинуться при дворе и разбогатеть, тупые и злобные ссыльные переселенцы, ненавидящие весь мир солдаты-шакалы…
Укрепления Бирюзовой линии предназначались не против одних только чудовищ. Маленькие городки, прежде обильно разбросанные по благодатным землям Сальватии, после Катастрофы по большей части опустели, их население погибло либо мигрировало в более пригодные для жизни места, наподобие той же Талеи. Однако некоторые поселения выжили, в них нашлись сильные и волевые лидеры, объединившие вокруг себя людей. Постепенно они приспосабливались к новому миру, учились бороться с враждебными существами и бандами мародеров, организовывали отряды воинов по образцу феодальных дружин. Иные из новоявленных «князьков» водили за собой до двух сотен мечников. Конечно, глупо сравнивать выучку и вооружение этих солдат хотя бы с регулярной армией герцога, однако вреда они могут нанести немало.
— Чего еще он хочет?
— Сотник приказывает очистить какой-то монастырь. Среди местных о нем ходят нехорошие слухи, поэтому я привез сотню стрел с посеребренными наконечниками.
Серебро по-прежнему действовало на темных существ, подобно яду, из-за чего стоило дороже золота. Даже дороже диниров. Стрелы с серебряными наконечниками и серебряные жала копий выдавались под расписку, учет шел строжайший, однако их все равно часто «теряли». Поэтому кузнецы быстро перешли на серебрение, только так армии удавалось экономить ценный металл.
— Какой еще монастырь?! Опять гнездо каких-нибудь монстров?! — Внезапно в его памяти словно что-то шевельнулось. — Погоди-ка… Какой, ты говоришь, монастырь? Не Судьи ли?
— Точно хозяин — кивнул Борак. Обернувшись, он тщательно осмотрелся вокруг. Только убедившись, что их не подслушивают, шепотом продолжил: — Тот самый, о котором старшая упырица говорила.
— Интересно… — протянул Рихард. — Очень интересно.
— Нехорошее это место, хозяин.
— Здесь куда ни ткни, любое место нехорошее. Лучше подумай, какая сука наш благородный сотник. Знает, что у меня в отряде половина бойцов ранена, а другая от усталости с ног валится, и посылает туда, куда даже упыри не решаются заходить! Ну, гадина, я тебе все припомню…
— Так что делать, хозяин?
— Сегодня здесь ночуем, отдохнем, выспимся. В монастырь пойдем завтра днем, пока кровососы спят. Перебьем мертвяков в постельках!
— А вдруг там еще кто есть?
— Вряд ли, Селеста ни о чем таком не рассказывала. Да и людей в броне у нас достаточно. Нет, монастырь мы быстро очистим, и даже с прибытком — подумай, сколько туда всего ценного упыри натащили! Не бойся, Борак, завтра будет хороший день.
Рихард не сомневался в успехе, он за свою жизнь не встречал мутанта, который бы выжил, отведав хорошего удара мечом. Мертвый там, не-мертвый, какая, нахрен, разница? Злило его иное. Командир должен был знать о большой мертвяцкой колонии, разведка выдавала офицерам неплохие карты, но не счел нужным предупредить подчиненного. Он что, думает, с Рихардом можно обращаться, как с обычным быдлом? Что человек, выживший среди трехгодичного кошмара, позволит себя безнаказанно игнорировать, презирать?
Ладно.
Хорошо же.
Пора кончать с заносчивым подонком.
Глава 17
Селеста смотрела на лежащее на полу тело с несвойственным ей мягким и расслабленным выражением лица. Хастин мог бы даже поклясться, что она улыбается, чего прежде не случалось. Похожая на девчушку, только-только вступившую в пору зрелости, восставшая на его памяти никогда не позволяла милосердию или жалости взять верх над трезвым расчетом, она всегда сосредоточенно шла к поставленной цели. Поэтому, видя нечто умилительное, наподобие щенка или маленького ребенка, Селеста прежде всего думала, можно ли его использовать.
Она не была жестокой. Просто не считала, что имеет право быть доброй.
Тем неожиданнее видеть у всегда собранной предводительницы проявление каких-то светлых эмоций. Направленных на совершенно отвратительный объект. Грязный, смертельно пьяный мужчина, допившийся до абсолютно невменяемого состояния, по любым меркам на королеву красоты не тянул, скорее наоборот. Его не пустили бы не то, что в приличное общество, не всякая каталажка согласится приютить такого субъекта.
И все-таки Селеста улыбалась.
Медленно, явно растягивая удовольствие, она закатала рукав липкой от вина рубахи, длинным острым когтем проткнула вену и с наслаждением принялась пить. Затем с неохотой оторвалась, предложила руку по-прежнему храпящего мужчины Медее, отошла в сторону.
— Тебя удивляет мое поведение, Хастин?
Если бы парень оставался человеком, он бы вздрогнул. Селеста не в первый раз угадывала его мысли, поражая сверхъестественной проницательностью.
— Ничего удивительного, — девушка улыбнулась, иронично и ласково одновременно — мы с тобой видим разные вещи. Ты глядишь на распластавшегося на полу пьяницу, я вижу перед собой возможность. Теперь нам не нужно таиться по закоулкам, нападать на прохожих, подвергаясь опасности. Отныне можно не только работать, но и жить!