В бордель, если точнее. Ну, вино, шампанское, девочки, то да се… А хозяйка борделя, мамаша Ли по кличке Веселый Рождер – она раньше на пиратском корабле ходила, то ли при капитане была, то ли сама капитанила, дело давнее, темное, – на него глаз положила. Может, потому что Римми золотом сыпал не скупясь, а может, просто мордой вышел, хрен его знает… И короче, когда мой хозяин дошел до нужной кондиции, затянула мамаша Ли его к себе в постель. Одновременно с этим в бордель явились матросы с только что прибывшей “Розовой жемчужины” – это клипер такой был, шерсть туда‑сюда по морю возил – и, разумеется, в стельку пьяные…
– Так‑так, – согласно покивал Семен, разворачивая газету и слушая рассказ Мара вполуха, – пьяные матросы, а как же… – Семен зашелестел страницами.
–. в прошлый раз этих залетных матросиков кто‑то из местных девочек обчистил, вот ребятки и решили набить морду Веселому Рождеру, – похохатывая продолжат Map, – задним числом, стало быть. А так как никто им не объяснил, что Веселый Рождер – это, в натуре, бордель‑маман, а не бордель‑папан, то, естественно, из кровати первым был вынут Весельчак Римми. Никакой… Матросики, тоже никакие, с трудом смогли задать ему лишь один, но главный вопрос: “Весеро?..”, что, видимо, означало: “Веселый Роджер?” На что получили не менее исчерпывающий ответ “Весери…” Разницу в одну букву никто из матросов не заметил. А после… э‑э… – Ну, что случилось после, и так понятно.
Короче, подзадержались мы в том борделе надолго лечились мы там, значит. В смысле, не я лечился, а мой хозяин, м‑да‑а… Заказ, конечно, тю‑тю, аванс назад отобрали… Хорошо хоть бить Весельчака Римми заказчики не стали, куда уж дальше было его бить! И так живого места на нем не осталось… Но нет худа без добра, – рассудительно сказал Map – Веселый Роджер… Веселая Роджера… Тьфу! Бордель‑маман, пока выхаживала Римми, воспылала к моему хозяину такой любовью, что предложила ему остаться при заведении Типа вышибалой… или барменом, или оценщиком краденого… или кем он сам захочет: заведение‑то было многопрофильное! В смысле – не только одними девочками зарабатывало, хе‑хе.
Так что я года три пожил на одном месте, пока Весельчака Римми в пьяной драке не прирезали. Веселая Роджера сама и прирезала – к новенькой спьяну приревновала, а потом и сама повесилась. Вот такая, понимаешь, любовь. – Map вздохнул. – Трагедия высоких чувств.
– Бывает, – согласился Семен, внимательно рассматривая что‑то на одной из газетных страниц, – Map. гляди сюда! Интересное дело с нашим профессором получается…
На предпоследней газетной странице, в разделе “Скандалы недели”, имелась заметка о случившемся несколько дней тому назад конфузе с участием известных в городе лиц. Конфуз заключался в том, что некий весьма известный в определенных кругах научный работник – “профессор‑археолог”, как уклончиво обозначили в статье главного виновника скандала, – устроил несанкционированный дебош в городской мэрии. С разбиванием двух стульев и одного окна
Причиной дебоша явилось официальное постановление мэра о запрещении нахождения в городе лиц чужого вида – таких, как прибывшая недавно с частным визитом биологическая пара альфы и беты, – постановление, несомненно говорившее лишь о патриотизме мэра и никоим образом не о зажиме демократии на местах.
Причем в дебоше участвовал не только известный научный работник, но и поименованные выше альфа и бета. Чем, разумеется, только подтвердили мудрость и прозорливость мэра.
Что произошло после скандала, какие меры были приняты к дебоширам – в заметке не указывалось. Зато была черно‑белая фотография разъяренный профессор Шепель с ножкой от стула в кулаке и прячущийся у профессора за спиной большеголовый карлик‑альфа; карлик исподтишка показывал фигу толстому мужчине в казенном деловом костюме – толстый мужчина висел в воздухе, удерживаемый за казенный шиворот мощной, покрытой шерстью когтистой рукой‑лапой (сам владелец руки, бета, в кадр не попал).
У толстого мужчины было сосредоточенное выражение липа, словно он и на весу продолжал решать в уме народнохозяйственные задачи. Это, наверное, и был мэр.
– Во как, – растерянно пробормотал Map. – Даже так… Семен, а не кажется ли тебе, что гражданин Лео Шепель круто повязан с чужими? И не для них ли он пытается достать из мавзолея ту важную шкатулочку, а? Вон и машинка с кнопочками у него тоже от чужих… Которая картинки показывает.
– Кажется. – Семен сложил газету. – Однако надо с профессором держать ухо востро! Боюсь, что… – Семен не закончил мысль, зевнул. – Завтра видно будет, – решил он. – Мне все равно в мавзолей сходить надо. За браслетом. А сейчас спать… Map, ну‑ка запакуй это все добро в себя! Фазанов, закуски, вино… Не оставлять же добро неизвестно кому. Тем более оплаченное. У тебя есть свободное упаковочное заклинание?
– Как не быть! – обиделся медальон. – А как же! Пароль вызова сам назначишь или мне доверишь?
– Сам. – Семен потер нос. – Пусть будет… м‑м… Да хотя бы “Жрать давай”, чем не пароль!
– Готово, – доложил Map
Семен глянул мельком в сторону стола – тот был пуст, в бронзовой лохани остались только куски подтаявшего льда, – и отправился в спальню.
… Профессор Шепель прибыл в гостиницу к обещанному времени: ровно в девять он постучал в дверь баронского номера.
– Открыто! – крикнул Семен из ванной. – Входите! – Он только что закончил приводить себя в порядок, умылся и побрился; бритву Семен позаимствовал в Лесном Мире, в “Пятничной ресторации”, и с тех пор всегда носил ее с собой. Как память о братко Иване.
Сегодня профессор выглядел менее торжественно, чем вчера, – смокинг и парадные брюки сменились короткой курткой на меху, плотными рабочими штанами наподобие джинсов и обязательными унтами. На голове у профессора была вязаная шапочка, в руке – туго набитый брезентовый портфель‑баул. Вся одежда – включая и обувь, и шапочку, – имела грязно‑болотный цвет, и Шепель был похож на полевого боевика, тайно пробравшегося в город для закупки спичек, соли и патронов.
Семен тут же организовал себе нечто похожее, только, конечно, без портфеля – портфель ему был не нужен. Да и не делал костюм таких вещей, не для того он был предназначен!
– Готовы? – Шепель придирчиво оглядел Семена, одобрительно кивнул. – Нормально. Сойдет. Ну, поехали. – Профессор пошарил у себя за пазухой, выудил оттуда свой жетон‑медальон и что‑то тихо сказал в него, точь‑в‑точь как секьюрити в служебный микрофон. Но ничего не произошло. Вообще ничего.
– Что такое? – Шепель недоуменно глянул на Семена. – Ваша, что ли, работа?
– В каком смысле? – Семен точно с таким же недоумением уставился на профессора.
– Номер блокирован на перемещение из него, – пояснил Щепель, с тревогой оглядываясь по сторонам. – Если не вы, то кто? Полименты? Этого еще не хватало!
– Э‑э, какие полименты‑шмолименты, – с пренебрежением отозвался Map. – Это гостиничная магия выделывается… Семен, ты ведь за номер и за ужин не расплатился! Вот тебя и не выпускают. Что они, с баронами раньше не сталкивались, что ли?! Да бароны все как один стараются втихаря удрать из таких заведений, ни копейки не заплатив по счету. Но, как правило, платят, куда им деваться от охранной магии! Плати скорее, а то и впрямь полиментов могут вызвать, не ровен час!
– Все нормально, – успокоил Семен профессора, – я за номер забыл заплатить. – Семен полез под куртку, за кошелем с золотом; профессор облегченно вздохнул, уронил жетон на грудь и присел в ближайшее кресло.