– А нечеловеческая еда, это что?
– Кошачьи консервы, – доложил Мар. – В смысле, консервы для кошек, мясные. Мы когда‑то промышляли поставками поддельной тушенки: этикетки переклеивали и продавали кошачий корм как тушеную говядину. Вот, пяток банок завалялось…
– Давай пару, на пробу, – решился Семен. – Кошка дрянь есть не будет! Значит и для нас сойдет, за неимением ничего другого. Давай‑давай, а то жрать хочется до невозможности!
– Как пожелаешь, – грустно сказал медальон. – Но учти – какую либо ответственность за возможные хреновые последствия я на себя не беру. Сам попросил!
– Какую ответственность? – насторожился Семен, разглядывая появившиеся у его ног консервные банки. – Отравиться можем, что ли?
– Не. А ну как вы мяукать после начнете и хвостами обзаведетесь? – расхохотался Мар. – Пушистыми, трубой!
– Шутник, – буркнул Семен, присаживаясь. – Остряк. Слушай, комик ты наш, а кошачьего пива у тебя, случаем, нету? До кучи.
– Брага есть, – все еще похихикивая, ответил медальон. – Но вы ж такое не пьете! Ни ты, ни Хайк.
– Давай брагу, – Семен уселся по‑турецки, открыл банку, дернув за кольцо на крышке. – И стаканы давай! В походных условиях и не такую дрянь пить можно… А она не слишком гнусная?
– Не слишком, – заверил Мар. – Блевать, надеюсь, не будете.
…Семен и Хайк сидели на берегу, пальцами выковыривая из банок кошачий корм и регулярно чокаясь гранеными стаканами: объемистая бутыль с мутным пойлом была уже на треть пустой; Олия еще не вернулась и Семен уже начинал беспокоиться, но пускаться на розыски пока что не стоило – вряд ли за прошедшие полчаса с ней могло что‑нибудь произойти. Вряд ли. Не маленькая ведь! Походит, посмотрит и вернется…
– Слушай, Хайк, – Семен проглотил очередной безвкусный кусочек мяса, в который раз удивившись, почему кошки так любят эти дурацкие консервы, – и все же, если не секрет, почему ты удрал от Яны? Конечно, можешь не отвечать, если не хочешь, но все же?
Хайк помолчал, заглянул в свой пустой стакан, налил браги себе и Семену, все молча. Потом чокнулся с Семеном, выпил и сказал:
– Я, друг Симеон, был нужен ей не как муж, а как палач‑телохранитель, как наказатель государственного масштаба, вот таким образом… Эдакий король‑убийца, всенародное пугало, которым непослушных детей стращают! Плохой король и хорошая королева, нда…
– Не понял, – Семен уставился на Хайка поверх стакана. – Совсем не понял!
– Чего ж тут непонятного, – Хайк сосредоточенно выуживал из банки закуску. – Опоила она меня чем‑то, пока ты ей подарок к коронации искал, я и перестал соображать: что говорила мне, то и делал… Мы, кстати, так и не повенчались – я как раз перед свадьбой удрал. Очнулся и удрал.
У Яны, между прочим, любовник есть, какой‑то хлыщ из придворных… А, может, и не он один, запросто! Я раньше не замечал всего, вернее, замечал, но не понимал, а уж когда отпустило, тогда да, вспомнил и понял. – Хайк вытрусил из банки остатки кошачьей еды, кинул их в рот, глянул на Семена и неожиданно подмигнул ему.
– Ни фига себе… – у Семена отвисла челюсть от услышанного. – Вот так скромница, вот так принцесса‑одуванчик! А я‑то и подарок ей особый, и наилучшие пожелания… Какой же дурак! – Семен расстроено покачал головой. – Ну и дамочка! Зараза в юбке.
– Дамочка еще та, – с серьезным видом сказал Хайк. – Очень себе на уме… Я, Симеон, последнее время ни с того, ни с сего тосковать начал. Вроде все славно: и свадьба скоро, и невеста‑красавица, и королевскую мантию уже мне шьют, а – тоска! Словно не жениться я собрался, а вешаться… Ну, я по старой привычке раздобыл кой‑каких травок, однажды вечерком набил ими трубочку и покурил чуток, для поднятия настроения.
Вроде все славно: и свадьба скоро, и невеста‑красавица, и королевскую мантию уже мне шьют, а – тоска! Словно не жениться я собрался, а вешаться… Ну, я по старой привычке раздобыл кой‑каких травок, однажды вечерком набил ими трубочку и покурил чуток, для поднятия настроения. Курю и чувствую: что‑то со мной происходит, словно какая тяжесть с плеч сваливается – от травы, правда, несколько другой эффект должен быть, ну да ладно, все одно хорошо! Докурил я трубочку и… И пришел в себя. То есть все вспомнил, в один миг – как Яна мной надменно командовала, хоть бы раз слово ласковое сказала… ухмылки‑перемигивания придворных и шепоток за спиной вспомнил… и то, что Яна категорически запретила мне сегодня к ней в опочивальню заходить. Впрочем, она меня туда и не пускала никогда… ты понимаешь, о чем я. – Хайк криво усмехнулся, плеснул себе браги в стакан, выпил залпом. – Я взял и прямиком направился в ту опочивальню, плевать мне было на приказ, очень уж сильно я разозлился! Там‑то все и увидел… Яна с дружка своего соскочила – как была разгоряченной, так и соскочила, в глаз мне с размаху врезала, еще и ногтями прошлась, – Хайк потрогал щеку. – Сказала: "Пшел вон, скотина!" Я развернулся и пошел… Ну не убивать же ее, в самом деле! – Хайк с тоской посмотрел на Семена. – Женщина, как‑никак! Хотя и змея подколодная… Переоделся я в свое, забрал сумку с шаром предсказаний из сокровищницы, деньжат еще прихватил на дорожку и отправился тебя искать. На том, Симеон, моя королевская женитьба и закончилась, – Хайк, не замечая того, сжал в кулаке пустую консервную банку, та хрустнула; несостоявшийся жених швырнул жестяной комок за спину.
– Ситуация, блин, – вздохнул Семен. – Единственно, что радует – это то, что ты вовремя в себя пришел, не натворил зверств с подачи Яны Первой, доброй и всемилостивой! Эх, Яна, Яна… – Семен рассеянно покатал стакан в ладонях. – Вон почему за тобой жандармы‑сыскари бегали‑то! Мстила тебе Яночка, факт… Кстати, а как они тебя нашли?
Вместо ответа Хайк распахнул куртку и ткнул себе в грудь: там висели два медальона, один знакомый Семену – круглый, размером со стандартный имперский жетон, дымчато‑золотистый и полупрозрачный, личный жетон Хайка, – другой прямоугольный, стальной, с вычеканенной на нем зубчатой короной. Семен хмыкнул, почесал в затылке и признался:
– А я его в упор не заметил, даже когда ты купался. Хотя тогда вовсе не до разглядываний было, с той развеселой экскурсией! С самоупадательной.
Хайк снял с шеи цепочку с прикрепленным к ней прямоугольным жетоном, подбросил его пару раз на ладони, словно примериваясь, и неожиданно швырнул тяжелый медальон далеко в озеро: стальная пластинка сверкнула красной искоркой в лучах заходящего солнца и беззвучно ушла в воду.
– Королевский медальон с транспортными заклинаниями мне Яна на грудь повесила, – хмуро объяснил Хайк. – Собственноручно. Чтобы я мог по ее приказанию вершить суд и расправу там, где она посчитает нужным. И не только в ее королевстве! И не только в Изумрудном Мире… Сказала, что по этому замечательному подарку она меня всегда сможет отыскать, если я ненароком заблужусь в других Мирах. Такая, черт ее побери, трогательная забота, – Хайк зло сплюнул. – Я бы от него раньше избавился, но тебя надо было найти… А теперь пусть меня в этом озере ищут! Авось решат, что я утонул.
– Из всего сказанного меня удивило лишь одно, – с усмешкой в голосе поведал Мар. – Не двуличность нашей зеленоглазой королевы, нет, это для настоящего монарха в порядке вещей и является свойством естественным, как яд у гадюки… Удивило меня то, что наш друг ухитрился самостоятельно освободиться от чар любовного зелья. Повезло мужику! Оно, конечно, всякую разную дурман‑траву курить вредно, врачи не советуют, но если от нее просветление в мозгах наблюдается, причем радикальное, то отчего ж и не покурить? Семен, ты название травки на всякий случай узнай: ежели и тебя любовная хандра ненароком скрутит, забьешь косячок, пару раз полезного дымку глотнешь и – порядок! Снова веселый и холостой.