– Что это?!
– Чистый джин!
– Но я не пью! – попытался я отбиться, потому что не знал, во что превращусь после целого стакана этого пойла неизвестного происхождения и сомнительных достоинств.
– Ну и как прикажете с вами работать? – обиженно спросил Питер и сам отхлебнул джина. – Вам надо расслабиться! Как вы будете писать этюд, если не можете даже взглянуть на бедняжку Нэтти?
– Я… я постараюсь, – выдавил я. Ладно. Бывало и хуже. Потасканная натурщица – не самое ужасное из того, что мне доводилось видеть в жизни, а о джентльменском воспитании придется временно забыть.
– Другое дело! – последовал очередной хлопок по спине. – Приступайте!
Признаться, я вообще не представлял, что может выйти из-под моей кисти. Я поглядывал на увлеченно работающего Питера и старался повторять его действия хотя бы в малом, но, боюсь, то, что в итоге у меня получилось, назвать этюдом не повернулся бы язык даже у слепого.
– Время, – сказала Нэтти, которая все это время вроде бы продремала. Может, так оно и было.
Я выдохнул – пытка окончилась.
– Ну, до завтра! – сказал Питер, она преспокойно оделась, получила плату и удалилась. Встреть я ее на улице, ни за что бы не подумал, кто она такая! Принял бы за служанку или вроде того… – Отличная натурщица! Никогда не ломается! Таких поди поищи… Правда, берет дороговато, – он посмотрел на меня с намеком.
– Руки только отмою, – понятливо сказал я, – у меня портмоне в кармане пиджака.
– Отмоем, все отмоем! – обрадовался он. – Ну-ка, что у вас тут?..
На том огрызке холста, что выделил мне Питер, красовалось нечто инфернальное. Желто-фиолетовый червяк (Нэтти) извивался на сером с оранжевыми разводами кубе, явно силясь с него сползти. Длинная розовая макаронина (рука Нэтти) с трудом поддерживала грубо намалеванный оранжевый круг с черными лохмотьями вокруг (соответственно, это были голова и волосы Нэтти). Над червяком висел в пустоте ярко-синий квадрат (окно), обрамленный чем-то вроде парусов (я попытался изобразить замызганные занавески).
– Вот это да… – выдохнул Питер, и я понял, что опозорился. А на что я, собственно, рассчитывал? – Вы просто самородок, Сирил! Чистейший, незамутненный на ив! Вас учить – только портить!
Я чуть не рассмеялся. А я-то еще думал, почему эти господа называют себя «на ив», а сами ведут столько разнузданный образ жизни! Дело-то, оказывается, всего-навсего в наивности изображения! Хотя я, честно говоря, лучше назвал это «примитивом»… Но – не звучит!
Следующие полчаса я пытался одновременно отмыть руки и отбиться от попыток Питера непременно подписать этюд моим полным именем и этим же вечером продемонстрировать его друзьям. Ну и, разумеется, представить меня, молодое дарование, отметить мое вхождение в теплую компанию, как подобает. Сбежать мне удалось только после того, как я ухитрился всучить Питеру купюру – в счет сегодняшнего урока. Он немедленно умчался за припасами для вечернего кутежа, попросив меня подождать буквально четверть часа.
Разумеется, я немедленно покинул это гостеприимное, но абсолютно не подходящее для меня место! Спускаясь по скрипучей лестнице, я вдруг услышал странный звук за одной из закрытых, но не забитых дверей на первом этаже. Там явно кто-то находился… И этот кто-то никак не мог быть закрытой по случаю приема гостей собакой: собаки клацают по полу когтями, а не топают башмакам, и не стучат кулаками в стены. А еще они воют, лают или рычат, но не издают подобных звуков! Клянусь, в жизни не слышал подобного! Хотя…
Перед глазами, как живая, встала картинка: разъяренный бакалейщик душит инспектора Таусенда, издавая рев разъяренного быка. Та-ак! Это уже очень интересно!
Разумеется, я и не подумал соваться в эту комнату. Вскрывать замки я не обучен, вдобавок, мне совершенно не хотелось оказаться один на один с явным безумцем (ну не станет же, право, нормальный человек издавать этакие звуки!).
Как можно скорее я добрался до своего автомобиля и поспешил в полицейское управление.
– Опять вы! – дружелюбно встретил меня Таусенд. – Может, к нам на службу поступите, а, мистер Кин? Этак не придется туда-сюда ездить!
– Инспектор, послушайте меня, – серьезно заговорил я. – Кажется, мне удалось кое-что разузнать, но без вашей помощи я не смогу проверить свою догадку!
Тут я заметил, что Таусенд смотрит на меня, не мигая, и тут же вспомнил – ну конечно, глаз! Неотмытых пятен краски не видно под перчатками, а вот глаз… И шарф, чтоб ему провалиться, я машинально набросил на шею…
– Инспектор!
– Да? – очнулся он, и я быстро изложил все, что сумел выведать, начиная от предполагаемого родства шарлатана с зельем и художника и заканчивая неизвестным, запертым в доме. По моим предположениям, это был пропавший Джозеф Барентон, хотя доказательств у меня, конечно, не имелось.
Надо отдать Таусенду должное, сориентировался он быстро.
– Так! – сказал он. – Отправляйтесь-ка вы домой и не суйтесь больше в такие места! А то потом еще ваш труп опознавать придется, не приведи боже… А я сейчас возьму ребят покрепче, проверим этот притон!
– А…
– Езжайте домой!
– Но могу я хотя бы завтра заехать поинтересоваться результатами проверки?
– От вас не отвяжешься, – буркнул Таусенд. – До свидания, мистер Кин!
Я вздохнул и направился к выходу. Больше от меня ничего не зависело.
– Мистер Кин! – окликнул вдруг меня инспектор. – Шарфик у вас очень…
– Да?
– Элегантный! – выдавил он и затрясся в приступе беззвучного смеха.
– Подарок тетушки, – с достоинством ответил я и удалился. Хорошо еще, Таусенд не видел моих художеств…
Ну что ж, придется ждать до завтра… Ничего страшного, скоротаю время в обществе моих малышек, я совсем их забросил! А ведь Мадлен, опунция, кажется, собралась цвести, и просто преступно с моей стороны уделять ей так мало внимания!
Я вошел в дом, рассеянно отдал Ларримеру шляпу и трость… и застыл, как громом пораженный. Мой благообразный дворецкий, прекрасно смотревшийся хоть бы и в королевском дворце, сейчас напоминал одуванчик. Всегда аккуратно причесанные седые волосы кудрявым белым облачком окружали его голову.
– Что это, Ларример?! – вырвалось у меня, когда я обрел дар речи.
– Реклама, сэр, – с достоинством ответил он и удалился, должно быть, изливать горе своей Атенаис.
Я нашел в себе силы сперва взбежать наверх, скрыться в оранжерее, и только потом разразиться душившим меня хохотом. Мой бедный старый Ларример! То-то последнее время он ходил такой… одухотворенный, должно быть, дожидался воздействия какого-то средства! И вот, дождался… Интересно, на какую рекламную уловку купился таки несгибаемый дворецкий? Я прошел обратно в кабинет и взял последний номер «Зеркала». Ага, вот оно! «Патентованное средство от облысения, гарантия 300%. Полное восстановление утраченных волос в кратчайшие сроки! Рекомендовано лучшими специалистами!» Верно-верно, шевелюра у Ларримера начала понемногу редеть, что и немудрено в его солидном возрасте, однако он не мог с этим смириться. Мазать наметившуюся проплешину луковым соком я ему категорически запретил, кое-как смирившись с репейным маслом и какими-то притираниями, но это патентованное средство стало последней каплей… Надеюсь, он тоже так считает!
Как ни странно, мне не пришлось ждать завтрашнего дня. Инспектор Таусенд сам явился ко мне в десятом часу вечера.
– Не спите, мистер Кин? – поинтересовался он, даже не подумав извиниться. Ларример всем своим видом выразил презрение к подобным манерам, что с его новой прической выглядело особенно комично.
– Нет, как видите, – отозвался я. – Рановато еще! Что-то случилось?
– Да вот, спешу вас обрадовать, – сказал он довольно. – Накрыли мы притон!
– Что вы говорите! И…
– Точно, как вы сказали: нашли запертого человека. Совсем сумасшедший, силища неимоверная, троих констеблей чуть не изувечил, пока его скрутили! Остальные наверху были, перепились уже, ну да живо протрезвели!
– Это был Барентон? – живо спросил я.
– Он самый, – кивнул инспектор. – Прочие, как поняли, что дело плохо, живо друг дружку топить начали. Ну, вы про наивняков этих знаете, наверно?
Я кивнул. Еще бы я не знал!
– Ну вот… Пьянство, разврат до добра не доводят, да и возраст уже не юный. Почуяли, что дело-то плохо, стали средства разные искать. А у Барентона брат – аптекарь, вот и состряпал какое-то снадобье. И так, говорят, поначалу помогало, что нарадоваться не могли! Одна беда – волосы сильно расти стали.
Ларример, неприметно маячивший за спиной инспектора, навострил уши.
– Ну да это-то не беда, – продолжал Таусенд. – А аптекарь, Ричард Барентон, парень ушлый. Решил – что задаром-то трудиться? Ну и открыл лавочку. Неплохо заработать успел… Брата даже деньгами ссужал. А потом пошло-поехало: у многих чердаки течь давать начали. Утром очнутся в какой-нибудь канаве – и не помнят, как там оказались. В драку лезли, чуть что. Ну а потом один какой-то вместе с Джозефом повеселиться отправился. Очухался утром, а рядом мертвая девица и Джозеф на полу храпит, весь в крови… Парень сам чуть концы не отдал. Он, видите ли, еще не совсем разума лишился, вроде помнил, что она деньги вперед требовала, так не соглашалась. Ну, Джозеф обозлился и ее того… порешил. – Инспектор вздохнул. – Ну, то дело замяли, а остальные перепугались. Бросили эту заразу, Ричард лавку прикрыл, только Джозеф запастись успел, похоже, да переборщил. Совсем человеческий облик потерял, а компания эта боялась страшно, что он опять кого-нибудь убьет и всех выдаст. Ну и заперли от греха, в этот дом все равно чужие не совались. Надеялись, он потихоньку в себя придет…
Что ж, обратной стороной силы стала агрессия, шарлатанское лечение только ухудшило состояние пациентов. Хм, а не зря ведь заведение то называлось «Бычья сила» – как видно, мистер Барентон был в курсе, что такое «уруз» и обладал к тому же весьма своеобразным чувством юмора….
– А тут и вы подоспели! – продолжал инспектор. – Ну, как вам сказочка на ночь?
– Омерзительно, – искренне сказал я. – Инспектор, но если они ничего не помнят, выходит, убийства женщин так и останутся нераскрытыми?
– Как убивали-то, они и впрямь не помнят, – хмыкнул Таусенд. – А вот как тела потом прятали – очень даже. Запоют как миленькие! Ну, может, не все там убийцы, да только остальные их покрывали… – Он помолчал. – Ну, мистер Кин, вынести вам официальную благодарность от лица полицейского управления, что ли?
– Не стоит, право! – решительно отказался я. – Мне вот только такой известности еще не хватало! И так происшествие в цветочном павильоне три дня в газетах полоскали…
– Не любите славу? – тоном искусителя поинтересовался инспектор.
– Нет, – искренне сказал я.
– Так она вся нам достанется, не обидно?
– Ни капли, – усмехнулся я. – Это ведь была просто случайность!
– Ну, тогда примите благодарность от меня лично! – Таусенд поднялся и церемонно протянул мне руку. Я пожал ее и не сразу понял, отчего лицо инспектора приняло столь странное выражение. Потом догадался: я так и не сумел вымыть всю краску из-под ногтей. Интересно, что он обо мне подумал? – Гхм… Ну, доброй ночи!