— К кому?
— Просто… От тайфуна хочу…
— А, пошли.
Паренек пропустил меня вперед и пристроился сзади. Надеюсь, контора не занимается похищением человеческих органов, и я выйду отсюда живым. Тьфу-тьфу…
Мы прошли строго-настрого по коридору, свернули направо и остановились перед дубовыми дверьми.
— Сюда.
— Спасибо…
Да, кстати! Совсем забыл вам сказать, что сейчас зима, а точнее декабрь — прекрасный месяц, воспетый нашим великим поэтом Тютчевым! Ой, извините… Чего-то я не такой сегодня.
Страховаться от тайфуна я не стал. От селей и подавно. Был соблазн оградить себя от наводнения, но вовремя вспомнилось, что живу я на седьмом этаже и затопить нас может только сосед сверху. Все прелести коммерческого страхования мне доказывала, к сожалению, не Ирка Рябинина (вот так фамильярно, без отчества, без должности, ну чисто по-ментовски), а рекламный юноша с какими-то голубыми наклонностями. То за руку меня возьмет, то захихикает над собственными плоскими остротами. Козел, короче. Меня же интересовали не его пошлости и уж тем более не предлагаемые варианты страховки, а внутреннее убранство заведения.
Оно, убранство, оказалось вызывающе неброским. В других компаниях, где мне приходилось страховаться от стихийных бедствий, солидность заведения подчеркивалась дорогим и престижным интерьером — от полотна эпохи Ренессанса (холст, масло) до компьютера с турбоохлаждением. По крайней мере, я так представляю себе крепко стоящую на ногах фирму.
Здесь ничего такого. Картонный Пикассо, пришпиленный кнопками к дешевым обоям, пожелтевший от засухи кактус на металлическом сейфе и календарь с третьесортной девицей без одежды, рекламирующий компанию «Стикс» — светлую полосу в твоей жизни.
Хотя, может, такая обстановка — это тоже рекламный трюк. Смотрите, мол, какие мы удивительные ребята. У самих ничего, кроме кактуса, потому что все клиенту, все для клиента…
Второй стол в комнате показывал, что голубой агент трудится не один. То же самое утверждала рогатая вешалка, на которой, кроме черной мужской куртки и меховой шапки, повисло коричневое женское пальто с меховой отделкой — мечта продавщицы Леночки. Вывод: товарищ управляющий вышла. Возможные варианты опустим. С каждым может случиться. Я вот, кстати, тоже захотел.
Поэтому говорим спасибо и отваливаем.
До дверей на улицу меня не провожают, приходится искать санитарный узел в одиночку. Он на всю компанию единственный и ужасно отталкивающий. Про чудеса фирмы «Искра-софт» в «Стиксе» никогда не слыхали. Но зато, как и в нашем отделе, пользуются газетами.
Туалет пуст. (Я, разумеется, сначала постучал.)
С подозрением вглядываюсь в коридор компании. В нем помимо туалетной и дубовой есть еще одна дверь. Наверное, директор за ней. Я перемещаюсь по коридору и дергаю ручку. Кукиш, замочек мешает.
Вспоминается бесстыдное детство, и глаз опускается до замочной скважины. Скважина большая, но в нее ни черта не видно, кроме картины Малевича «Черный квадрат». Охов и вздохов тоже не слышно. Я надеялся — вдруг Ирина Алексеевна стесняется при свете.
— Эй, ты что там забыл?
Я мгновенно выпрямляюсь и, кивая вниз, стеснительно говорю:
— Да вот, туалетик бы…
— У нас только служебный, иди к метро.
Товарищ в «бордо» не уходит, то есть ждет моего исчезновения. С горестной миной на лице я исчезаю.
На пороге «Стикса» меня ждет неудачный оборот событий. Напротив останавливается темно-синий «вольвешник», и из него, сжимая под мышкой кожаную папку и держа в руке букет ярко-алых роз, выползает Аркадий Андреевич Блюминг. Радость-то какая! Здравствуй, сынок! Насовсем? Нет, мама…
Деваться мне некуда, и я иду на врага с открытым забралом и твердым взором. Если честно, то лучше б нам не встречаться. Копать удобнее втемную.
— Вы? Что вы тут?…
Я немного взволнован и начинаю резать матку-правду:
— Чтобы вот! Хочу поговорить с Рябининой Ириной Алексеевной. По поводу вашего нечаянного падения. Якобы нечаянного. Может, она подтвердит слова товарища Касторкина?
Блюминг покрывается металлургическими пятнами. Пошел процесс плавки. Страна получила первую тонну чугуна!
— Да вы с ума…
— Извините, я спешу. Если увидите Ирину Алексеевну, передайте, что я жду ее в любое время.
Я огибаю «Вольво» и двигаюсь уверенным и спокойным шагом, ощущая спиной сверлящий глаз Блюминга. Ну и пусть сверлит. Облажается. У меня бронежилет.
Пообедав, я возвращаюсь в отдел. Наставника нет. Есть записка, что он на территории, возможно, сегодня будет. Я сажусь заполнять за него информационно-поисковые карточки — большущие листы с множеством непонятных пунктов. Карточки заполняются на каждое преступление для загрузки в банк данных информационного центра.
Сейчас конец года, начальство выбивает с оперов долги, а у наставника долгов, как у компании «Хопер». Наставник переложил свои проблемы на мои молодые плечи, заявив, что все прошли через это, как и через дежурство в новогоднюю ночь. Это намек с дальним прицелом.
Незаполненных карточек накопилось штук шестьдесят, поэтому нагрузка на меня ложится тяжелая. Особенно когда не знаешь, как их заполнять. Наставник покрутил пальцами — тут писать, тут не писать, остальное понятно — и растворился в рейде.
Первую карточку я заполняю целый час. Ломаю голову, словно решаю кроссворд, роюсь в Витькиных журналах, кропотливо вывожу каждое слово, указываю приметы похищенных вещей и преступников, полагая, что мой скорбный труд не пропадет и сыграет решающую роль в изобличении какого-нибудь подлеца.
Наконец дело сделано, и я иду к Вальке за консультацией — все ли верно? Валька барабанит на машинке.
Узнав причину консультации, он небрежно кивает в угол:
— Господи, Юра, у нас же компьютер эту ерунду заполняет и на принтер выдает. Тот ящик видишь? Там щель специальная. Вставляй свою карточку.
Я удивляюсь достижениям научной мысли и вставляю карточку в щель.
— Вставил? Красную кнопочку теперь нажми.
Я жму. Карточка медленно исчезает в щели.
— Все, открывай дверцу и забирай правильно заполненную. Делов-то…
Я нахожу дверцу, поворачиваю ручку, дергаю и обнаруживаю горку бумажной трухи.
Валька ржет на весь отдел. Мне обидно. Даже не за то, что я такой лох — перепутал компьютер с машиной для уничтожения документов, — а за то, что труд пропал зазря.
— Валя, я целый час ее заполнял. А с вашей техникой любой лопухнется…
Валька переламывается пополам от смеха.
— Хоро… хороший компьютер, правда? Вчера поставили. Ничего больше не хочешь заполнить? А то пожалуйста…
Я не отвечаю. Валька наконец успокаивается и протягивает чистый бланк карточки: — На, не переживай. Если не знаешь, как заполнять, применяй правило трех «П» — палец, пол, потолок. Кто это тебя подбил на чистописание? Витька, что ли?
— Он.
— Да, не любит Витька бумажное делопроизводство… Ты не обижайся, Юрик. Меня, когда я на работу пришел, покруче подставили.
Валька откинулся на стуле и убрал руки с клавиш машинки.
— Тоже молодой был, зеленый. Отработал с неделю, как раз перед Днем милиции. На праздник пошел в ДК. Там девчонку подклеил, смазливую, но ничего, без претензий. Через пару деньков «стрелочку» с ней забил, свиданку то есть. Думаю, сейчас погуляем, по мороженому съедим, портвейна возьмем и ко мне в общагу зарулим. Ну, а там, глядишь, и до любви дойдет.
Короче, раскатал губу. А наш тогдашний зам по розыску каким-то макаром про свиданку мою пронюхал. Вызвал к себе.
«Ты что ж, Щеглов, — говорит, — с девушкой встречаешься, а руководство в известность не ставишь? Ты где работаешь? На ткацкой фабрике имени Володарского или в уголовном розыске? Ты ж знаешь, что начальник РУВД — бывший контрразведчик. И он требует, чтобы без его ведома мы пукнуть не могли. А ну вляпаешься куда? Кому отвечать? Вдруг эта девица бандитами к тебе приставлена? Для слежки?»
«Да нет, — отвечаю, — вряд ли». «Молод ты еще, Щеглов, для однозначных заявлений. Ты что там с барышней учинить вздумал?»
«Да вот, мороженое, пепси-кола, кино…» «Ты мне, Валя, мозги не пудри. Будто я молодым не был и по бабам не бегал. Так и говори — трахнуть хочу. А раз хочешь, бери ручку и пиши рапорт на имя начальника РУВД. Так и так, в оперативных целях для работы по уголовному делу номер такой-то прошу вашего разрешения переспать с гражданкой такой-то… Фамилия, имя, отчество, адрес. Подпишешь у него и положишь рапорт в сейф. Пусть лежит, есть не просит, зато задница твоя прикрыта. Коснись что — ты действовал с согласия руководства. Давай пиши».
Я, в общем-то, не очень удивился. Все ж, действительно, не ткацкая фабрика, а секретная служба. У оперов спросил. Они подтвердили — все верно, мы, как хотим на стороне пошалить, обязательно рапорта строчим.
Ну, написал, короче. Так и так, хочу вступить в половой контакт ввиду оперативной необходимости… Вступил.
— И что? — спрашиваю я.
— А то… Баба эта дочкой начальника РУВД оказалась. И фамилия, как у тебя, Иванова. Попробуй врубись, что они родственники…
— Погоди, а рапорта такие действительно писали?
— Зам с операми меня разыграли, вроде как я тебя сейчас. В общем, через две недели я работал уже в другом РУВД. Посмеялись, правда, от души, особенно когда я рассказал про реакцию шефа.
Я беру чистый бланк карточки, покидаю Щеглова и возвращаюсь в свой кабинет, мысленно ставя себя на место Вальки. Черт-те что — я ведь тоже написал бы рапорт.
Успокоенный фактом, что все мы в принципе из одного теста, я сажусь за стол и начинаю бумажную работу, применяя упомянутое правило трех «П».
К семи часам труд завершен, я массирую натертый об авторучку палец и мысленно готовлюсь к маминым котлетам.
О, котлеты и бумаги совсем лишили меня остатков памяти. А Рябинина? А Блюминг? Надо быть последовательным и целеустремленным. То есть вызвать Ирину Алексеевну к себе. Но это можно сделать и с домашнего телефона. Хотя, как утверждают психологи и коллеги, брать работу на дом не рекомендуется. Дома следует отключаться.
Сегодня мое первое дежурство по заявлениям. То есть я должен первым реагировать на всевозможные криминальные проявления на территории нашего микрорайона. Это, между прочим, не так просто ввиду моего дебюта. И хотя я уже дежурил и с Валькой, и с Васей Громовым, наблюдал со стороны за их фокусами, но как говорится: «Уметь жать на курок — это еще не значит хорошо стрелять». Попробуй-ка теперь сам. Витька, вернувшийся утром с территории, сейчас отдыхает на диване у Щеглова и разрешил позвать его, если будет совсем туго.
Кажется, пора это сделать. Я начинаю перегреваться и приходить к выводу, что поспешил с выбором стези — никогда мне не стать настоящим опером.
Хотя задача поначалу показалась мне легкой.
Некий молодой человек, бездельник по профессии, под покровом ночи проколол заднее колесо припаркованной иномарки. Утром вышедший хозяин заметил поломку и принялся ставить запаску, оставив при этом двери машины нараспашку. Чем тут же попытался воспользоваться прокольщик, стащив с переднего сиденья «дипломат». В «дипломатах» владельцев иномарок всегда есть чем поживиться. Но хозяин не зевал и вовремя заметил подвох. Сотрясая воздух выражениями типа «В каждой строчке только точки после буквы „X“», он пустился в погоню и спустя два квартала настиг беглеца. Однако тот тоже не палкой сделанный — скинул «дипломат» по дороге. Поди докажи теперь. Знать ничего не знаю! Да, пробегал мимо меня парень, кажется, с «дипломатом», а я-то тут при чем?