- И еще... Меня очень беспокоит, что широко распространившаяся среди московских журналистов скверная мода искажать факты, а подчас и откровенно их перевирать докатилась и до региональной прессы. Поэтому я прошу вас взять это под контроль и привлекать к нашей работе только высокопрофессиональных и добросовестных журналистов.
Он замолчал и выжидающе уставился на меня.
Значит, мне пора было открывать рот. Я его и открыла:
- Насколько я разбираюсь в этих делах, на предвыборных кампаниях газеты зарабатывают денег больше, чем на рекламе, а поэтому не думаю, чтобы они стали демонстрировать особенную принципиальность. Что захотите, то и напечатают.
Кажется, мой здоровый практицизм слегка покоробил государственного мужа демократического толка:
- Все-таки я бы не хотел все сводить к товарно-денежным отношениям. Человеческий фактор играет не меньшую роль.
- Играет, - уныло согласилась я: такие разговоры, которые я про себя называла "дискуссиями об оттенках белого цвета", были не по мне.
- Вот и хорошо, что вы это понимаете, - обрадовался Пашков. - Так что давайте не будем сбрасывать его со счетов. Знакомствами в местной прессе, как я понимаю, вас Бог не обидел, поэтому я на вас очень надеюсь. К завтрашнему полудню я жду от вас программу освещения в прессе нашей предвыборной кампании.
Очень мне нравятся эти местоимения "наш", "наше", "наши", как будто мы всем скопом баллотируемся в губернаторы. Еще мне понравилось слово "программа", от которого на меня повеяло чем-то неистребимо тоскливым, вроде прений на отчетно-перевыборном профсоюзном собрании в жэке.
Наверное, Пашков заметил перемену в моем лице, по крайней мере, он поспешил добавить к сказанному им выше:
- Я понимаю, что вы журналист-практик и организационная работа для вас не совсем родная стихия, а потому отряжаю вам в помощь Вениамина Литвинца, тем более что вы давние знакомые. Он у нас специалист во всех областях, и для начала вы будете работать с ним в тандеме. Пока войдете в курс дела, освоитесь...
Очень интересно: я в тандеме с Венькой! Это называется: чем дальше - тем смешнее. И все-таки мне не совсем понятно, с чего это они мной так прельстились, если сами признают отсутствие у меня какого бы то ни было опыта в подковерной деятельности. Не проще ли им было привезти с собой опытного московского журналюгу, который на подобных делах все зубы съел? Да и у нас такие бы нашлись, стоит только свистнуть! Объяснение сему феномену напрашивалось только одно: они польстились на мою сомнительную славу затравленной правдоискательницы, коей я никогда не была.
После этой задушевной беседы мы наконец расстались, предварительно пожав друг другу руки. "Кардинальша" холодно произнесла "до свидания", я толкнула тяжелую дверь, предварительно захватив свое пальто, и тут же оказалась в объятиях Веньки:
- Ну что, все решили?
Я не успела ничего ответить, потому что он выволок меня в коридор и потащил в его дальний конец.
***
Мы с Венькой уединились в небольшом кабинете рядом с боковой лестницей и приступили к составлению "плана взаимодействия с прессой" - формулировки Венькины. Этот прощелыга сам уселся за компьютер, вызвал подходящий шаблон и начал тюкать по клавиатуре толстым указательным пальцем. Набрав заголовок, он бросил мне через плечо:
- Между прочим, твою работу выполняю, заметь!
- Инициатива наказуема, - хмыкнула я. - Это же твоя идея была сосватать меня в пресс-секретари, не забыл?
- Не забыл, - вздохнул Венька и отстукал первый пункт: "Интервью, газета "Губернский вестник". - Но учти, я это делаю не бескорыстно!
Кто бы сомневался!
- И что ты потребуешь взамен? Родину продать? Или душу? - проявила я любознательность и придвинула к себе верхний из сложенных на Венькином столе агитационных плакатов, с которого сердечно, но сдержанно улыбался Пашков.
- Родину я у тебя покупать не буду, - рассудительно отозвался Венька, поскольку это понятие абстрактное и не материальное. Душа, кстати, тоже.
Я продолжила изучение плаката. Фотография там, между прочим, была отнюдь не одна, еще пять снимков поменьше разбавляли зажигательный пропагандистский текст. На двух из них Пашков был запечатлен в компании друзей-единомышленников, среди которых особенно бросались в глаза примелькавшиеся завзятые демократы, на третьем - в кругу так называемой культурной элиты, состоящей из парочки эстрадных звезд и известного, необычайно плодовитого скульптора. А внизу были представлены снимки семейной тематики. На первом кандидат в губернаторы обнимал пожилую женщину в зеленом трикотажном платье, а подпись под снимком гласила: "И. С. Пашков с матерью Клавдией Васильевной Пашковой". На втором, кроме самого Пашкова, я узнала его холеную Снежану. Они сидели за довольно-таки скромным столом - то ли обедали, то ли ужинали, - и не одни, трапезу с ними делили красивая молодая девушка и парень со слегка испуганным взглядом. "И. С. Пашков в кругу семьи", прочитала я и еще раз, уже повнимательнее, посмотрела на снимок, отметив, что выражение у пашковского сына все-таки какое-то странное, если, конечно, это его сын.
- А я и не знала, что у нашего кандидата такие взрослые дети, - задумчиво обронила я.
- Он рано женился, - отозвался Венька, - в восемнадцать лет. Представляешь, совсем не погулял парень!
- Похоже, мадам держит его в ежовых рукавицах? - продолжила я свою диверсионную деятельность.
- Да, она баба серьезная, - подтвердил Венька, подслеповато пялясь в экран дисплея.
Признаться, не так уж много я из него вытянула, учитывая, что особенности характера Снежаны Пашковой были мне уже ясны, по крайней мере, в общих чертах.
- А где его дети, в Москве? - не унималась я.
- Старшая в Москве, она уже замужем. А младший здесь, они его всегда с собой возят, его же оставить не с кем. Если только в психушку сдать.
- Как это? - опешила я.
- Очень просто, - ответил Венька, - у него с годовой не в порядке, с самого детства. Больной парень, уже восемнадцать лет, а с мозгами - полный швах. Аутист. Семейная трагедия, - вздохнул он, но особого сочувствия в его голосе я не уловила.
- Аутист? - Я еще раз посмотрела на семейную фотографию: ясно теперь, почему у парня такой странный взгляд. - Не очень много я про это знаю, но, по-моему, аутисты - не дебилы.
- Я тоже не психиатр, но имел возможность несколько раз наблюдать его вблизи. Скажу тебе, зрелище удручающее. Смотрит на тебя своими гляделками, а выражение - никакое.
- А где он сейчас?
- У бабки. Здесь же живет мать Пашкова, так его к ней и сплавили. С ним хлопот никаких - сидит себе и смотрит в одну точку - вместо мебели.
Я задумалась:
- Одного я не пойму, зачем тогда его на плакат поместили?
- А чего? - пожал плечами Венька. - Зачем скрывать то, что в любую минуту может всплыть на поверхность. Лучше, что ли, будет, если про это пронюхают и начнут строить всякие догадки. Мол, кандидат в губернаторы собственного сына в психушку сдал. Кому это нужно? Впрочем, сейчас даже модно иметь такие общечеловеческие проблемы. Люди узнают про больного сына и подумают: вот ведь какой человек, известный, с деньгами, а тоже по-своему несчастный. Такие вещи всегда за душу берут и интерес повышенный вызывают. Начнут любопытство выражать, охать, сочувствовать: это какой такой Пашков? Не тот ли, у которого сын инвалид? Тонкий психологический расчет! Обыватели любят посмаковать подробности личной жизни известных людей, значит, надо дать им такую возможность. Яркий пример - Клинтон: в прямом смысле со спущенными штанами застукали, а рейтинг только поднялся.., так сказать, в прямой зависимости от того, с чем его застукали, - похабно захихикал Венька.
- М-да, - покачала я головой, - у вас, я смотрю, ничто не пропадает, все в дело идет.
- А ты как думала? Умный человек всегда обращает свои недостатки в достоинства! - оптимистично заявил Венька.
- Ну а у нашего как.., со спущенными штанами? Есть чем порадовать избирателя? - поинтересовалась я.
Венька перестал колотить по клавиатуре, обернулся и посмотрел на меня внимательнее обычного:
- А тебе зачем?
- Зачем-зачем? - передразнила я. - Для общего развития. Ты что, уже забыл, что сам сосватал меня в пресс-секретари? А в чем состоит распервейшая обязанность пресс-секретаря? Формировать образ кандидата в средствах массовой информации. А как же я буду этот образ формировать, когда сама не знаю, какой он?
Венька пожевал жирными губами, не такой он был окончательный идиот, чтобы не уловить в моих высказываниях подвоха, а потому ответил, тщательно выбирая слова:
- Значит, так... Э-э-э... Образы, как ты понимаешь, бывают разные. У нашего, да будет тебе известно, он такой: примерный семьянин, обремененный слабоумным сыном, порядочный и честный человек.
- Не скучновато ли это покажется избирателю? - съязвила я. - Может, все-таки стоит поискать в его прошлом что-нибудь веселенькое, типа Моники Левински?
Венька оставил без комментария мою малопочтительную по отношению к собственному же работодателю вольность, запустил принтер, и не прошло и минуты, как на столе передо мной лежал лист обычного формата с распечатанным "Планом взаимодействия с прессой".
- Это только "рыба", - пояснил он, придвигая стул и усаживаясь рядом со мной.
Я пробежала глазами Венькину писанину и зашлась в приступе гомерического хохота.
- Чего ржешь? - обиделся Венька. - Да если хочешь знать, это уже третьи мои выборы, и, между прочим, еще никто не жаловался.
Я перестала смеяться и как могла утешила расстроенного Веньку:
- То-то ж и видно, что ты спец по этой части. Чувствуется комплексный подход. Мне тут после тебя просто делать нечего.
- Я же сказал, что это просто "рыба", - самодовольно отозвался Венька, такой общий план, а ты должна учесть местную специфику и развить мои идеи. Ну и опять же вся организационная часть за тобой. Ты будешь непосредственно работать с авторами и, так сказать, держать руку на пульсе, чтобы не напороли отсебятины.
- Ага, - выказала я собственную сообразительность, - чтобы не отклонялись от заранее утвержденного образа.
- Вот именно, - ухмыльнулся Венька и поощрил мое служебное рвение:
- Прогрессируешь прямо на глазах.
- Неудивительно при таком-то руководстве! - продолжила я пикировку.
- Учись, пока я живой! - Венька оторвал зад от стула и сладко, с хрустом потянулся.
- А что, есть опасения?
- Что-что? - заморгал Венька.
- Сам же сказал: пока живой...
- Тю, Капитолина! - возмутился Венька. - Типун тебе на язык!
Не успел он высказать теплое пожелание моему языку, как на столе затренькал телефон. Венька сначала захлопал себя по карманам в поисках мобильного, потом сообразил, что к чему, и поднял трубку:
- Да, да... Литвинец слушает... Кто говорит, кто? Плохо слышно... Импрес-с-сарио? А, понял! Когда прибывает? Завтра? Семичасовым рейсом? Встретим, конечно, встретим, как договаривались... М-м-м... Да о чем речь, чтобы мы не встретили Елену Богаевскую?! Сам лично встретит! "Шестисотый" "Мерседес" устроит? Устроит?.. Вот и отлично! Да... Да! Ждем, до завтра!
Венька опустил на рычаг трубку и сделал умное выражение:
- Вот, культурной программой ударяем по здешнему бездорожью и разгильдяйству. Саму Елену Богаевскую выписали! Дороговато, конечно, встало, но надеемся, что интеллигентные избиратели оценят...