* * *
Набросок письма, найденный в сафьяновой книжечке Мэй Уинтерберри
Дорогая Флора!
Я приехала в Ниццу и уже познакомилась с бабушкой, графом (который был шофером) и миледи Корф, которая летала на шаре и дирижабле. Она лучше их всех, и поэтому я не знаю, уместно ли будет обременять ее своими хлопотами, но мне тут совершенно не с кем посоветоваться, а дело между тем очень деликатное и чуточку странное. Больше я пока ничего тебе не могу сказать.
Я хотела поговорить с Уолтером Фрезером, с которым мы когда-то играли в доме тети Сьюзан. Ты должна его хорошо помнить, потому что однажды он выронил тебя из окна. Он сын подруги тети Сьюзан, а еще он священник. Он живет в городе, и я послала ему записку со слугой. Он прислал мне ответ, что встретится со мной завтра в 11 часов в «Café Anglais».
Я написала письма тете и родителям, чтобы они не волновались, но не хотела их огорчать и написала только то, что могло их успокоить. То, что меня тревожит, я могу поверить только тебе, и в данный момент это вовсе не бабушка, а нечто совсем иное.
Надеюсь, ты будешь вести себя хорошо, и я сошью тебе новое платье, как у нее. Твоя Мэй.
Глава 10
Искатели приключений
Мистер Уолтер Фрезер, исполняющий обязанности священника англиканской церкви в Ницце, был по природе пунктуальнейшим молодым человеком. Легко поэтому понять его смущение, когда, явившись за полчаса до назначенного времени в «Café Anglais», он увидел, что Мэй уже там и ждет его.
– Здравствуй, Мэй, – сказал Уолтер, подходя к ней. – Очень рад тебя видеть в Ницце! Прости, что заставил тебя ждать.
Он был невысокого роста, темноволосый, с орлиным носом, ямочкой на подбородке и приятным лицом, которое очень красила мягкая улыбка. Мэй помнила эту улыбку с детства и, вновь увидев ее, сразу же приободрилась.
– Ну что ты, Уолтер, – поспешно проговорила она. – Это я сама пришла раньше. Просто… – она порозовела, – просто я больше не смогла там оставаться.
– Из-за бабушки? – Уолтер вскинул на нее глаза.
Мэй тряхнула волосами.
– Она ужасная, ужасная, ужасная! Вчера, когда мы гуляли по саду, и сегодня она говорила… рассказывала такое! О том, как она была счастлива, когда убежала из дому, о том, как ей надоели родственники дедушки, которые вечно у них гостили. Как он из экономии нанимал самую дешевую прислугу, которую приходилось всему обучать, а когда обучишь, она, конечно же, уходит к тем, кто больше платит, и приходится опять начинать по новой. Да что там, – Мэй сделалась пунцовой, – она говорила о… о художниках! И писателях! Которые с ней жили! Как будто мне это интересно! – Мэй вся кипела от возмущения. – Я не знала, куда деться. А сегодня еще при разговоре присутствовал граф де Ламбер… Мне было так неловко! Уолтер, ты в Ницце не первый день, может быть, ты скажешь, зачем такой человек, джентльмен и… и всякое такое, ходит в ее дом?
Уолтер усмехнулся.
– Граф де Ламбер недавно разбил свой автомобиль, на котором выступал на гонках, – сказал он. – Он думал, что отец поможет ему восстановить машину, но тот скуп и не любит расходов. Он отказал Кристиану, тот пожаловался Бланшару, твоя бабушка обо всем узнала и обещала помочь. Впрочем, здесь графа Кристиана считают не совсем comme il faut, потому что он легко заводит дружбу со всякими рабочими и вообще людьми простого звания. Он как-то сказал, что выше любого дворянина ставит человека, который способен разобраться, что не так с мотором. Поэтому местная noblesse его не слишком жалует.
– Значит, все из-за этого, как его, автомобиля, – протянула Мэй. – То-то я сегодня удивилась. Бабушка все переживает по поводу павлинов и сказала ему, что оплатит любой ремонт, если он найдет, куда делись ее павлины. Она даже думает, что на них тайком охотится полковник, живущей напротив. Он служил в Индии, а кто-то ей сказал, что в Индии павлинов едят.
– Как можно есть такую красоту? – рассеянно спросил Уолтер. – Скажи, ты будешь что-нибудь? Что тебе заказать?
Мэй покачала головой.
– У меня нет аппетита. Я со вчерашнего дня все думаю, думаю… – Она осеклась, и Уолтер не стал торопить ее, терпеливо дожидаясь, когда она сама все расскажет.
– Я все время говорю только о себе, – наконец сказала Мэй. – А как ты, Уолтер? Как твои дела?
Молодой человек вздохнул. Больше всего на свете он мечтал из исполняющего обязанности священника стать постоянным священником в Ницце; но назначение на этот пост, которого домогались многие кандидаты, во многом зависело от леди Брэкенуолл, дамы чрезвычайно влиятельной, чрезвычайно родовитой и спесивой. Не только характер леди Брэкенуолл являлся препятствием на пути Уолтерова счастья. Хуже всего было то обстоятельство, что у леди имелись четыре дочери, и все – незамужние. Если я добавлю, что все четверо мисс были страшные, тощие, плоские и с лошадиными зубами, то становится ясно, какой дилеммой терзался милейший мистер Фрезер. Или стать зятем леди Брэкенуолл и остаться в этом городе – или отказаться от выгодного брака и распрощаться с Ниццей навсегда. Третий вариант – жениться на одной из тоще-плоских мисс, получить заветное место и накормить жену мышьяком – Уолтер, как честный человек, не рассматривал.
– Я бы очень хотел задержаться в Ницце, – сказал он Мэй. – Но обстоятельства… – И он вздохнул так, что на столе шевельнулась скатерть.
– Я уверена, что все будет хорошо, – горячо сказала Мэй.
– Ты очень добра, Мэй, – сказал Уолтер с улыбкой. – Скажи, зачем ты позвала меня сюда? Тебе нужна помощь? – Он понизил голос. – Может быть, ты немедленно хочешь вернуться домой? Одно только слово, и я все сделаю.
– Нет, – сказала Мэй, – это не из-за моего отъезда, хотя я думаю, что вряд ли тут задержусь. – Она поколебалась. – Тетя Сьюзан мне сказала, чтобы я, если что, смело обращалась к тебе. И вот… – Мэй сжала руки, – мне нужна помощь. Скажи, Уолтер, ты можешь сходить со мной в казино?
Если бы в это мгновение в милейшего Уолтера Фрезера средь бела дня ударила молния, он и то не был бы сильнее изумлен.
– Мэй, – осторожно спросил он, – я правильно тебя понял? Ты собираешься, э… туда, где играют и делают ставки?
– Да, – подтвердила Мэй, – но мне говорили, что девушке одной ходить туда неприлично. Так что я подумала о тебе.
Уолтер Фрезер был священником. Стало быть, он имел понятие о том, что такое грех; и, стало быть, знал, чего можно ждать от людей. Но все равно в голове у него никак не укладывалось, что Мэй по своей воле выразила желание пойти в казино. Кто угодно, только не она!
– Хорошо, – сказал он наконец, – я пойду с тобой. Но, Мэй, зачем это тебе?
Мэй озадаченно моргнула.
– Просто я хочу выиграть деньги, – по-детски бесхитростно объяснила она.
– Тебе нужны деньги? Мэй, я…
– За завтраком шла речь о казино, и мистер Бланшар сказал, что новичкам везет. Вот я и хочу проверить, повезет мне или нет.
У Уолтера голова пошла кругом.
– Только меня смущает одна вещь, – добавила Мэй. – Это правда, что, если я проиграю, казино мне ничего не вернет?
– Казино никогда никому ничего не возвращает, – сказал Уолтер, приходя в себя. – Хотя… хотя, по правде говоря, был один случай. Но это, конечно, исключение.
Мэй загорелась любопытством.
Уолтер вздохнул и стал рассказывать, как офицер одного корабля (к чести нашей родины стоит отметить, что корабль был российский), – так вот, офицер этот отправился в казино и так увлекся, что проиграл все до последней полушки, включая корабельную казну. Тут офицер, как водится, одумался и вспомнил, что ставить на кон казну не имел никакого права, что это бесчестье и вечный позор. Поэтому отправился к руководству казино и попросил войти в положение. Со свойственным ему бессердечием руководство отказалось, присовокупив, что ежели каждый игрок будет просить возвращать проигранное, то эдак они скоро разорятся.
После такого ответа офицеру только и оставалось, что застрелиться и кровью смыть содеянное, но он нашел куда более остроумный выход. Он вернулся на корабль, приказал выйти в море и направил пушки на казино, после чего предъявил руководству ультиматум: или он разнесет заведение в щепки, или ему вернут то, что он проиграл. Что касается международного скандала, то его не будет, потому что мало ли что может произойти в море во время учений. Ну, выстрелили разок не туда, и потом, здесь явно не та армия, чтобы объявлять России войну.
…Это был первый и последний раз, когда игроку вернули проигранное. Однако с тех пор и до нынешнего дня российским морским офицерам в казино путь закрыт. Так, на всякий случай.
– Какая жалость, что у меня нет пушек, – сказала Мэй, выслушав поучительный рассказ своего друга. – Будем все-таки надеяться, что мистер Бланшар сказал правду. Кстати, как нам добраться до Монако?
– Проще всего доехать на поезде, – ответил Уолтер.
– Тогда едем на вокзал? – предложила Мэй, лучезарно улыбаясь.
Вот так англиканский священник и его подруга детства вскоре оказались в казино, где в этот час шла довольно бойкая игра. На столах сверкало золото, вертелось колесо рулетки, кто-то радостно смеялся, кто-то в отчаянии заламывал руки.
Мир рулетки издавна притягивал писателей, и, будь Мэй одним из них, она бы не преминула заменить немало любопытного. Но девушка пришла сюда только с одной сугубо практической целью – выиграть. Поэтому она стала присматриваться, как выигрывают остальные.
Можно было поставить на число, но чисел слишком много, и Мэй справедливо рассудила, что шансы заветного шарика попасть именно на ее число ничтожно малы.
Можно было свести риск к минимуму и ставить только на красное или черное, но в этом случае выигрыш оставлял желать лучшего.
– А что это он делает? – спросила Мэй у своего спутника, указывая на молодого человека, который только что сделал ставку.
– Он ставит на зеро, – пояснил Уолтер.
Тут только Мэй разглядела, что на вертящемся колесе, кроме чисел, присутствовала и обескураживающая цифра «ноль».
– А что это значит? – спросила она.
Уолтер объяснил, что если поставить на зеро и оно выпадет, то выигрыш будет самый большой. Если ставок на зеро в этот момент не будет, все отходит казино. Но зеро выпадает редко.
Тем не менее неизвестный молодой человек поставил на зеро шесть раз подряд, пока не проиграл все, что у него было. После чего, криво улыбаясь, ушел.
По правде говоря, Мэй подмывало уйти следом за ним. В отличие от большинства людей здесь, в казино, она не чувствовала ни азарта, ни желания испытать удачу, ни вдохновения переиграть судьбу. Ее не покидало ощущение, что она стоит перед какой-то большой и равнодушной машиной – не враждебной, а именно что до ужаса равнодушной. Шарик прыгает, колесо вертится, «faites vos jeux», «les jeux sont faits», старый игрок, проигравший все, закусывает губы, дама в мехах радуется… «И какие неприятные у всех лица! – подумала пораженная Мэй. – Какие искаженные, неестественные…»
И тут ее словно мягко ударила в грудь волна – и понесла, понесла; она уже не видела ни алчных лиц, лиц несчастных, ни делано равнодушных; ее озарило. Это было именно озарение.
«Я должна поставить на зеро… Сейчас».
Дрожа, она приблизилась к столу и сделала ставку – так стремительно, что Уолтер даже не успел ее удержать. Она поставила все, что у нее было, – кроме десяти франков и какой-то мелочи. Теперь, если бы она проиграла, ей было бы не на что вернуться на родину.