Будто вас уже и повесили за зверства на Кавказе и что вы в Сибири какую-то армию собрали и грабите железную Дорогу. Я когда вашу жену по телевизору вижу, так все эти россказни вспоминаю.
Скиф по-настоящему рассмеялся.
– Мне очень жаль, что я ненароком впутал вас в эти игры, которые крутит кто-то там за моей спиной.
А так бы хотелось хоть изредка наведываться к вам в гости.
– Правда? – обрадовалась Аня. – Так ходите почаще, пожалуйста.
– Я на вас только беду накличу, – невесело покачал головой Скиф.
– Куда уже больше, – улыбнулась Аня.
Дома их встретил Засечный, голый по пояс, с завернутым в полотенце пацаном на руках. Тот изо всех сил дрыгал ногами.
– Ты откуда это, Семен, родню завел?
– Это Борька по кличке Баксик. В гаражах на тряпках спал. Чернее негра ночью… Вот взял, чтоб отмыть добела Знакомьтесь.
– Да мы уже по гаражу знакомы. Семен, его родители всполошатся, еще с милицией начнут разыскивать.
– Его родители сами, как черт от ладана, от милиции шарахаются. Батя его сел, и, видать, надолго, а мать мы на Курском вокзале навестили. Валяется на полу в переходе, морда коричневая, как у торговки в Мозамбике.
– Давайте-ка его мне, – сказала Аня. – Вы столько грязи на нем оставили.
– Мало тебе, что сам чуть пулю в голову не получил, так еще и мальчишку хочешь погубить.
– Не бойся, Скиф, я уже с Лопой договорился. Он его к себе в этот детский сад на службу в казачки возьмет.
– Мал он еще для службы. Ему учиться надо, – вконец расстроился Скиф. – Может, к деду Ворону его подкинуть, – сказал он, вспомнив, как на зоне старик часами просиживал у окна, наблюдая за детскими играми по ту сторону колючей проволоки.
– Ага-а, твой Ворон его быстро воровским авторитетом сделает! – возмутился Засечный.
– Много ты понимаешь в людях, Семен, – окрысился Скиф. – Знал бы ты, скольких таких подранков дед оглоедам на зоне растоптать не дал.
Боясь простудить мальчишку, на ночь форточку открывать не стали. Наутро от трех мужиков в комнате стоял такой казарменный дух, что Аня с непривычки поморщилась. С нею простились коротко.
Скиф – с надеждой встретиться с единственным в Москве человеком, с которым чувствовал себя, как с родными в далеком детстве.
* * *
Расчет Скифа оправдался. Ворон, нахохлившись, выслушал короткую историю мальчишки и в сердцах бросил:
– Итит иху мать, людей мордуют, аки тварей безгласных! Видно, и впрямь дожили до дня судного…
– Так что, птица вещая, берем пацана в сыновья полка? – спросил Скиф.
Ворон сердито сверкнул глазами из-под кустистых бровей.
– Какого еще полка? – положил он на голову Баксика свою клешню. – Обойдемся как-нибудь без ваших полков. Он учиться будет, а вы уж воюйте без него, коль охота такая у вас.
Одному из своих вертухаев Ворон сунул пачку долларов с наказом тут же смотаться в "Детский мир" и купить дитю все, что тому положено по возрасту его и по статусу его паханского внука.
Часа через два гостиная деда была завалена фирменными коробками с одежкой, обувью, с игрушками: с автоматами, танками, пушками и детскими конструкторами. Не забыл Ворон даже про компьютерные игры, для "умственного" развития найденыша, и снова погнал вертухая в компьютерный магазин.
Еще полдня дед, сам сев за швейную машинку, подгонял, подшивал обновы мальца. А после обеда взял притихшего от всего Баксика за руку и повел показывать ему свою гордость – оранжерею.
* * *
Снежинки хороводили вокруг фонарей. Засечный сидел за рулем "Жигулей" и вприщур посматривал в сторону Скифа, который у "Мерседеса" договаривался с покачивающимися бугаями в квадратных малиновых пиджаках. Засечный ожидал сигнала тревоги, который должен был подать Скиф в случае опасности – три поднятых пальца. За спиной у Засечного сидели Димыч и Дымыч, готовые в любой момент выскочить на подмогу ночному извозчику.
Первые три поездки окончились мирно, четвертая тоже не обещала приключений. Хотя такса была не самая скромная – сто долларов. Засечного клонило ко сну, братья Климовы тоже откровенно позевывали. Вот, впустив в машину каких-то юнцов, впереди тронулся "мере", за ним, держась на солидной дистанции, подался и Засечный.
* * *
Публика попадалась Скифу-извозчику, как приметил Засечный, мелюзга одна. Писатели, оставшиеся без правительственных гонораров; киноактеры, вышедшие в тираж, как и качественное, гуманное кино, совсем еще теплые нувориши, разбогатевшие только вчера, чтобы спустить все подчистую завтра. Настоящие "новые русские" гоняли, не соблюдая правила, с эскортом из двух машин и в услугах извозчиков не нуждались.
Но и "мелюзга" была при деньгах. Скифу исправно отсчитывали сотню долларов. Безденежных клиентов и отказников за всю ночь не встретили. Засечный от скуки перебрался в "Мерседес" и теперь клевал носом за спиной Скифа, а в "жигуле" дружно зевали братья Климовы. Падали и кружились вокруг фонарей похожие на назойливых насекомых снежинки. За годы скитаний по южным краям Скиф отвык от русского снега и морозов. От этого мысли шли в голову какие-то невеселые, тоже словно примороженные.
Больше всего Скифа раздражала явная слежка, которую устраивали им неизвестные машины на темных улицах Москвы.
"Кто они такие? Что надо им от нас?" – спрашивал он сам себя и не находил ответа.
Засечный тоже не знал ответа и спросонья матерился, как одесский биндюжник, не имея возможности по-мужски выяснить отношения с преследователями.
Только оторвутся от "Вольво", эстафету подхватывает "Пежо", "Пежо" сменяет какая-то "Шкода", потом снова появляется "Вольво".
Скиф нервно крутил баранку, высматривая в зеркале заднего обзора очередной "хвост". И злость подкатывала к горлу тугим комком и хотелось, как Засечный, выматериться в полный голос.
"Ох, Россия, ты, Россия! Мать – российская земля!" – лишь чертыхнулся он. Вот мерзнет под аркой постовой милиционер в полушубке и валенках. Не порядку он страж, а надзиратель. Одним словом – вертухай тюремный. А свободы как не было, так и нет. И, верно, никогда ее в России не будет. Кто бы ни пришел там, наверху, к власти, первым делом золотит цепи, привешивает к ним бубенчики, чтоб веселей звенели, и потуже на безгласных рабах затягивает кандалы.
Из века в век русская "птица-тройка" летит очертя голову, на дышле своего закона. Меняются цари и их псари, а во все времена сквозь строки русского закона явственно проступают древние письмена "Крепостного уложения". Написано – гражданин, а читай – холоп, смерд презренный. Даже тридцать седьмой год и Великая война ничему не научили Уже в эпоху "прав личности" и "парламентаризма" танки лупят прямой наводкой кумулятивными снарядами по тобой избранному парламенту – радуйся, радуйся царской милости, смерд презренный. И радуется пьяный смерд и "уррраа-а!" орет как оглашенный… Пьяному-то море по колено, что ему Россия – она страна не законов, а обычаев… А они, обычаи-то наши, тоже ни на что не похожи: "Закон что дышло – куда повернул, туда и вышло".
Вот и дожили, что Родина превратилась в красивую икону-"новодел" с дыркой на месте лица, куда во времена смут и потрясений каждый очередной кандидат в правители сует свой лик нерукотворный, как в декорации дешевой фотостудии, претендуя на роль отца и спасителя Отечества.
Остановившись на красный светофор у "Президент-отеля", Скиф разглядывал выходящих из ресторана покачивающихся посетителей, за плечами которых возвышались массивные фигуры качков-телохранителей. Кто-то из посетителей, вдохнув свежего воздуха, торопился к мусорной урне, кто-то выяснял отношения с себе подобными, перед кем-то, более чиновным, ломали по-пьяному шапку и сгибались в три погибели.
"И вот эти сморчки ныне творят судьбу тысячелетней России? – скрипнул зубами Скиф. – А вся нищая Москва вливается по утрам в торговые толкучки с китайским и турецким барахлом и с заморскими эрзац-продуктами, от которых даже в Африке уже носы воротят… Как знать, быть может, эта шантрапа под "рок на баррикадах" снова будет кликать на царство нового отца нации, с таким же сизым носом".
Глава 17
Прошла первая неделя их ночного извоза.
Однажды Ворону позвонила женщина, попросила позвать Скифа и по-простецки отрекомендовалась Аней. Такой поворот судьбы Ворону понравился, и он велел Баксику разбудить дядю Игоря.
Скиф, хмурый спросонок, что-то невнятно буркнул в трубку.
– Игорь, это я, Аня…
– Ах, Аня… Доброе утро.
– День давно, Игорь… Знаете, мы с вами давно не ходили в кино.
– Аня, говорите громче. Вас слышно, как из потустороннего мира.
– У меня так телефон работает.
– Вызовите монтера с АТС.
– Вызывала… Но мы с вами обязательно должны сегодня сходить в кино. Вы меня понимаете?
– Хорошо, я выезжаю.
* * *
В сквере за кинотеатром утром, должно быть, было потрясающе красиво. Пушистый иней уже почти облетел с отяжелевших от наледи ветвей, но утром тут царила настоящая зимняя сказка.
Аню он не узнал издалека. Стояла себе под елочкой фигурка, замотанная платком. Скиф уже было отвернулся, но она издали помахала ему рукой. Полное алиби – свидание двух влюбленных в тихом сквере.
– Вам были два звонка, один веселый, другой не очень-то… – Аня испуганно проследила за выражением лица Скифа – правую щеку у него передернула судорога.
– Кто был этот весельчак?
– Он не назвался, но все время балагурил. Звонок был из Калужской области, какой-то город, я уже не помню.
– А что вы вообще помните? – у Скифа снова задергалась щека.
– Не сердитесь, я, наверное, действительно дура.
Но я помню все, что он велел передать Василию Петровичу Луковкину.
– Луковкин – это я.
– Я сразу догадалась. Вот его слова. Он заставил меня их два раза повторить:
"Брат Александр выписался из больницы и поправляется успешно и просит не беспокоиться".
– Угу, спасибо. Говоривший не назвался?
– Нет, сказал, вы его все равно узнаете по воле божьей.
– Еще раз спасибо, обрадовали. А невеселый звонок?
– Он от нашего общего хорошего друга. Он настойчиво рекомендует вам уехать подальше за Урал.
Иначе не гарантирует безопасность.
– Передайте ему, о своей безопасности я сам позабочусь. Кто он? Вы мне его можете назвать? Ходите вы вокруг да около, в пионерские тайны играете.
Аня снова примолкла и отвернулась.
– Он просил называть его просто хорошим другом.
Уверял, что вы с ним давно знакомы, но сейчас не время раскрывать карты. Связь с ним будете держать через меня. Он так мне сказал.
– Ваш телефон прослушивается, я уверен.
– Он звонит всегда мне на работу, а у нас тысячи звонков за день в "Скорой".
Аня отошла в сторону, потом со смешным вызовом глянула на Скифа:
– Я вам не навязываюсь. Я только передала слова вашего друга.
– Губы накрасила тоже для друга? – как бы извиняясь, улыбнулся Скиф.
– Но только не для вас.
Аня надула накрашенные губки.
– Тогда пойдем!
– Куда еще? Никуда я с вами не пойду.
– Мы пойдем смотреть кино в целях конспирации, – сказал Скиф, согревая ее руку в варежке в своих ладонях. – Только сначала зайдем в магазин и купим видеомагнитофон. Не бойтесь – деньги заработаны честным трудом. Только вот налоги не плачены.