– У меня есть предложение. Очень серьезное.
– Я заметил: вы всегда приносите интересные известия, – пошутил я.
– Это очень важно, – повторил он, еще раз посмотрел в блокнот, а потом произнес: – Вскоре будет проводиться собеседование, чтобы отобрать двоих ребят, которые поедут в штаб-квартиру ООН в Нью-Йорке. Они должны рассказать о жизни детей в Сьерра-Леоне и о том, какая помощь может быть им необходима. Господин Камара, директор центра, где ты проходил реабилитацию, считает, что тебе следует поучаствовать в отборе. Если тебя это заинтересовало, вот адрес.
Он вырвал страничку из блокнота и подал мне. Пока я читал, что там написано, он продолжал:
– Я могу пойти с тобой, если хочешь. Тогда зайди за мной в офис. И оденься получше, когда пойдешь на эту встречу, ладно?
Он пристально посмотрел на меня, стараясь по выражению моего лица понять, согласен ли я. Я ничего не сказал. Он, улыбаясь, ушел, заявив напоследок:
– Уверен, что ты придешь в назначенный день!
И вот этот день настал. Оделся я, как обычно: кроссовки, выходные черные брюки, зеленая рубашка с длинным рукавом. Ее я заправил в брюки, уже идя по Сиака Стивенс-стрит, по адресу, который дал Лесли. Я никому не сказал, куда ухожу. Мне хотелось посоветоваться с Элли, но смущало то, что в этом случае придется рассказать ему о себе гораздо больше, чем он знает. То есть больше, чем счел нужным открыть ему дядя.
Было около полудня, но асфальт уже сильно раскалился. Я видел, как на дорогу приземлился гонимый ветерком тонкий полиэтиленовый пакет и тут же расплавился. Мимо проезжали маршрутки пода-пода . Кондукторы, завлекая клиентов, громко выкрикивали, по какому маршруту пойдет машина. В нескольких метрах от меня остановился микроавтобус. Оттуда выскочил водитель и стал поливать кипящий двигатель из канистры.
– Эта машина пьет больше воды, чем корова, – ругался он.
Я шел очень медленно, но майка у меня под рубашкой все равно быстро намокла.
Найдя нужный дом, я остановился и, замерев в восхищении, принялся рассматривать его: он был очень высокий! Потом я вошел в холл. Там уже собралось около двадцати мальчишек, и все были одеты лучше, чем я. Родители давали им последние наставления и напутствия перед собеседованием.Я стал изучать конструкцию огромных бетонных опор, на которых держались перекрытия. Мне всегда было интересно, как же люди ухитряются воздвигать такие массивные опоры. В это время какой-то человек дотронулся до моего плеча и спросил, не на собеседование ли я пришел. Я кивнул, и он указал мне на металлический контейнер с открытой дверью, в который уже «загрузились» все другие кандидаты. Я неуверенно последовал за ними. Мальчишки посмеялись надо мной, а я стоял, совершенно не понимая, что нужно нажать кнопку, чтобы контейнер поехал. Я ведь никогда раньше не видел лифта и к тому же не знал, куда надо ехать. Парень в голубой рубашке протиснулся мимо меня и нажал кнопку с номером пять. В ней зажглась лампочка, металлические двери захлопнулись. Я огляделся по сторонам: все были спокойными, и я понял, что все нормально. Контейнер быстро понесся вверх. Лица моих попутчиков остались такими же невозмутимыми. Когда двери открылись, я вышел последним. Мы оказались в большом помещении с коричневыми кожаными диванами. У дальней стены за столом сидел служащий. Он показал мне рукой, чтобы я сел куда-нибудь. Другие ребята уже расселись без особого приглашения. Я устроился поодаль и стал смотреть по сторонам. В окне виднелись крыши окрестных зданий, и я решил подойти ближе, чтобы понять, насколько высоко над землей нахожусь. Но стоило мне двинуться к окну, как служащий громко назвал мое имя.
Меня пригласили в кабинет, где в глубоком кожаном кресле сидел мужчина с очень светлой кожей (я не уверен, был ли он сьерралеонцем или нет).
– Садись и подожди буквально минутку, – сказал он по-английски, пролистал какие-то бумаги, взял телефон, набрал номер, сказал только одну фразу: «Даю добро», – и тут же положил трубку.
Он повернулся ко мне, некоторое время изучающе разглядывал, а потом стал задавать вопросы на английском языке, очень медленно и внятно:
– Как тебя зовут? – При этом он глянул в лежащий у него на столе список.
– Ишмаэль, – ответил я, и он поставил галочку на листке еще до того, как я успел назвать свою фамилию.
– Почему ты хочешь поехать в штаб-квартиру ООН и рассказать о положение детей в своей стране? – Он оторвался от документов и заглянул мне в глаза.
– Я жил в той части Сьерра-Леоне, где идут боевые действия. Так что я не только пострадал от войны, но и участвовал в ней. Я по опыту знаю, что там происходит, и лучше понимаю ситуацию, чем все эти городские мальчишки, которые явились на собеседование. Что они смогут рассказать? Им ничего не известно; они знают лишь то, что сообщают в новостях.
Мужчина за столом почему-то улыбался. Меня это немного разозлило.
– Тебе есть что добавить? – спросил он.
– Нет, кроме того, что мне непонятно, чему вы все время улыбаетесь, – я откинулся на мягкую спинку кожаного стула.
– Можешь идти, – сказал интервьюер все с той же улыбкой.
Я встал и покинул комнату, не затворяя за собой дверь. Подойдя к металлическим дверям устройства, которое доставило меня сюда, я несколько минут озадаченно стоял, но ничего не происходило. Я не знал, что надо сделать, чтобы спуститься вниз. Мальчишки вокруг начали смеяться. Тогда служащий встал из-за конторки, подошел ко мне и нажал на кнопку в стене. Двери тут же открылись, я вошел. Клерк нажал кнопку с номером один и помахал мне на прощание. Я стал думать, за что нужно держаться, чтобы не упасть, но контейнер уже прибыл на первый этаж. Я вышел на улицу и еще несколько минут рассматривал здание, думая, что надо будет рассказать Мохамеду, когда я увижу его, как здорово все устроено внутри.
Я медленно шел домой, наблюдая за проезжающими мимо машинами; о собеседовании особо не размышлял, только все не мог понять, чему улыбался тот человек. Я говорил то, что думаю, и тема беседы была невеселая. Вдруг мимо меня пронесся кортеж из нескольких автомобилей. Там были микроавтобусы – военный эскорт – и несколько машин «Мерседес-Бенц» с национальными флагами на капоте. Тонированные стекла автомобилей не давали возможности разглядеть, кто находится внутри. Вернувшись домой, я поинтересовался у Элли, что за важная персона разъезжает по городу с такой помпой. Тот ответил, что это Теджан Кабба, новый президент, лидер Народной партии Сьерра-Леоне, победивший на выборах полгода назад, в марте 1996 года. Я никогда не слышал об этом человеке.
В тот вечер дядя принес домой мешок земляных орехов. Тетушка Саллай сварила их и выложила на большой поднос. Мы все – тетя, дядя, Элли, Коно, Матильда, Сомбо и я – уселись вокруг стола, ели орехи и слушали очередную историю Леле Гбомба. На этот раз он поведал о том, как подружился с одним мальчиком еще до того, как они оба родились на свет. Их матери жили по соседству и забеременели одновременно, так что два малыша начали общаться, еще находясь в материнских утробах. Рассказчик ярко и смешно описал разные перипетии перинатального существования героев: как они вместе охотятся, играют в игры, прислушиваются к звукам внешнего мира… У сюжета было столько неожиданных и невероятных поворотов, что слушатели постоянно оставались в напряжении, ожидая развязки интриги. Мои родные хохотали еще долго после того, как прослушали кассету. Я тоже стал смеяться. Меня развеселило то, что дядя никак не мог ничего сказать – приступы смеха не давали ему произнести ни слова.
– Надо будет еще как-нибудь послушать эту историю, – сказал он наконец, все еще хихикая. – Так хохотать очень полезно для души.
Мы пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по своим комнатам.
Как-то утром на пороге нашего дома появился господин Камара. Он приехал на автобусе ДЛК. Директор сообщил, что несколько дней назад было принято решение отправить меня в штаб-квартиру ООН в Нью-Йорке.Я, правда, никому, кроме Мохамеда, не говорил о том, что ходил на то собеседование. Мне не верилось, что у меня есть шанс куда-то поехать.
– Доброе утро, – сказал директор, взглянув на часы, чтобы убедиться, что все еще утро.
– Здравствуйте, – ответил я.
– Ты готов отправиться в город, чтобы начать приготовления к поездке? – спросил он по-английски. Директор знал, что мне предстоит выступать в ООН, и поэтому считал нужным говорить теперь со мной только на этом языке.
Камара пришел к нам около полудня, когда дядя отлучился по рабочим делам. Но тетя была дома, возилась на кухне, и по ее глазам я понял, что она обязательно расскажет мужу об этом визите. Так что мне в любом случае придется поговорить с дядей о конференции в Америке.
Я попрощался с тетушкой, запрыгнул в микроавтобус, и мы поехали делать мне паспорт.
Казалось, все жители города в тот день решили обратиться за паспортами, чтобы покинуть страну. К счастью, господин Камара заранее записался на конкретное время, так что нам не пришлось стоять в длинной очереди. Директор подал в окошко мою фотографию, заполненные анкеты и плату за изготовление документа. Круглолицый чиновник внимательно посмотрел все бумаги и попросил мое свидетельство о рождении.
– Вам нужно представить доказательства, что вы родились в нашей стране, – сказал он.
Меня это ужасно раздосадовало. Я сказал, что, когда в дом приходит война, люди очень часто не успевают забрать с собой все документы. Но он продолжал настаивать, что свидетельство необходимо, а я вышел из себя настолько, что чуть не ударил его. Он никак не хотел понимать, о чем я толкую. Тогда Камара отвел меня в сторону и мягко попросил успокоиться и посидеть на скамье, пока он сам обо всем договорится. Вскоре он все же был вынужден позвать начальника. Мы провели несколько часов в ожидании, пока кто-то откопал копию моего свидетельства о рождении. Нам сказали, что за паспортом можно прийти через четыре дня.
– Ну, первый этап позади, – сказал господин Камара. – Теперь надо будет делать визу.
Я молчал, потому что все еще злился, а кроме того, очень устал и хотел поскорее добраться домой.
Дядя уже ждал меня. Он улыбнулся, когда я поздоровался с ним, и тут же спросил:
– Что там у тебя происходит?
Я рассказал, что меня приглашают в штаб-квартиру ООН в Нью-Йорке, чтобы выступить с речью о войне и участии детей в ней. Дядя не поверил.
– Многим раздают такие лживые обещания. Не дай заморочить себе голову напрасными надеждами, сынок, – посоветовал он.
С тех пор каждое утро, уходя на работу, он в шутку уточнял:
– Как там у нас идет подготовка к поездке в Америку?
Тем временем господин Камара повел меня по магазинам. Мы купили чемодан и какую-то одежду – в основном рубашки с длинными рукавами, выходные брюки, а также традиционные яркие костюмы из вощеной ткани с замысловатой вышивкой вокруг горловины и на рукавах и с тесьмой по краю штанов. Я показал все эти вещи дяде, но он все еще не верил в реальность моего отъезда.
– Может, тебе просто предложили сменить имидж, чтобы ты выглядел более «по-африкански» и перестал носить свои любимые широкие штаны, – смеялся он.
Иногда мы с дядей гуляли по вечерам после того, как он возвращался с работы. Он расспрашивал, как у меня дела. Я всегда отвечал, что все в порядке. Он клал мне свои длинные руки на плечи и прижимал к себе. Я чувствовал: дядя понимает, что я хочу рассказать ему кое-что, но не могу подобрать слова. Я не говорил ему, что когда с братом и сестрами иду в соседний перелесок собирать хворост, то всякий раз вспоминаю эпизоды своего недавнего прошлого. Вот я вижу дерево с красным грибком, покрывающим кору, и тут же в сознании всплывают расстрелы пленников, которых мы часто привязывали к стволам. Кровь жертв впитывалась в кору, и эти пятна оставались на ней навсегда. Они не сходили даже после сезона дождей. Мне было больно видеть маленьких детей, обнимающих отца или мать или держащих обоих родителей за руки и перепрыгивающих через лужи. Мне так хотелось повернуть время вспять, чтобы можно было снова вернуться в детство и чтобы судьба сложилась иначе.