Через неделю, 11 февраля 1964 г. Носенко вышел из самолета на базе Эндрюс ВВС США, что близ Вашингтона.
В СССР по факту бегства Носенко было заведено уголовное дело под кодовым названием «Ирод». 22 июня 1964 г. обвинительное заключение против Носенко, подготовленное в результате проведенных следственных действий, было утверждено заместителем Главного военного прокурора и направлено в Военную коллегию Верховного суда СССР, которая вынесла следующий приговор:
Носенко Юрия Ивановича признать виновным в измене Родине и на основании пункта «а» статьи 64 УК РСФСР подвергнуть смертной казни — расстрелу с конфискацией всего лично ему принадлежащего имущества.
На основании статьи 36 УК РСФСР лишить Носенко воинского звания «капитан» и внести предложение в Президиум
Верховного Совета СССР о лишении его правительственных наград.
Внести представление Председателю Комитета Государственной Безопасности при СМ СССР о лишении Носенко медали «За безупречную службу» III степени.
Приговор обжалованию и опротестованию в кассационном порядке не подлежит».
В результате проведенного в КГБ служебного расследования многие сослуживцы перебежчика понесли наказание. Начальник Второго главного управления генерал-майор Грибанов Олег Михайлович был отстранен от должности, а больше сотни сотрудников отозваны из зарубежных командировок и стали невыездными.
* * *
Опасаясь, что ЦРУ не выполнит своих обещаний, Носенко занервничал и стал топить свои переживания в алкоголе, что вскоре перешло в беспрерывный запой, и новая жизнь в Америке превратилась в кошмар.
Джеймс Джезус Энглтон, начальник контрразведки ЦРУ, считал, что побег Носенко служил способом, во-первых, чтобы отвлечь внимание от информации настоящего перебежчика Анатолия Голицина о «кротах» в ЦРУ, во-вторых, чтобы довести до Запада информацию о том, что КГБ не имеет никакого отношения к Освальду и к убийству Кеннеди. Эти подозрения на первый взгляд казались обоснованными.
Действительно, было весьма странно слышать, что КГБ не проявил внимания к Освальду, бывшему морскому пехотинцу, да еще и служившему оператором радара на военной базе самолетов-разведчиков «У-2» в Ацуги в Японии. К тому же, если Освальд убил президента по собственной инициативе, то вполне вероятно, что советское руководство могло «подкинуть» ЦРУ перебежчика в лице Носенко, чтобы убедить администрацию США в своей непричастности к убийству.
По указанию Энглтона, 4 апреля 1964 г. сотрудники ЦРУ провели допрос с пристрастием. Носенко был подвергнут проверке на детекторе лжи. А чтобы заставить его говорить правду, было решено независимо от фактических результатов проверки, сказать ему, что ее он не прошел, то есть уличен во лжи.
«Сотрудники ЦРУ стали кричать, что я вру; и в комнату немедленно ворвались несколько охранников, — вспоминал Носенко. — Они приказали мне встать к стене, раздеться и обыскали меня. После этого повели наверх, в одну из комнат на чердаке. Там была только металлическая кровать, прикрепленная к полу. Мне не сказали, для чего меня поместили сюда и на какой срок. Через несколько дней сотрудники ЦРУ начали допрос. Я старался сотрудничать добросовестно и вечерами даже записывал все, что мог вспомнить о КГБ. Допросы длились два месяца и были очень грубы и враждебны. Затем они вообще перестали приходить».
В изоляции Носенко находился с апреля 1964 г. по декабрь 1968 г. Особенно тяжелыми условия заключения были в учебном центре ЦРУ, на так называемой «Ферме», где Носенко содержался с августа 1965 г. по октябрь 1967 г.
Носенко доставили туда в наручниках, с завязанными глазами и поместили в бетонную камеру с решетками на дверях. В камере была только узкая железная кровать с матрацем, а постельное белье отсутствовало. Днем и ночью за ним наблюдали охранники. Чтобы чем-то занять себя, Носенко тайно из ниток разного цвета смастерил шахматы, но во время регулярно проводившегося обыска они были конфискованы.
Только спустя год с лишним ему разрешили 30-минутные прогулки на свежем воздухе в огороженном бетонным забором дворике и занятия физическими упражнениями.
Все это время Носенко интенсивно допрашивали, зачастую с применением все того же детектора лжи. Надо сказать, что все допросы ничего, кроме ничтожных деталей, не добавляли нового к уже сказанному.
Руководство ЦРУ между тем требовало от Энглтона окончательного разрешения сложившейся ситуации.
В 1967 г. новый Директор ЦРУ Ричард Хелмс поручил сотруднику управления безопасности Брюсу Соли вернуться к рассмотрению вопроса о причинах ухода Носенко на Запад.
В то же время Энглтон дал поручение своим подчиненным представить план решения проблемы.
Пит Бегли сотрудник, специализировавшийся на операциях против СССР и принимавший непосредственное участие в судьбе Носенко, к тому же разделявший точку зрения Энглтона, что данный перебежчик не что иное, как подстава КГБ, не замедлил с ответом. В своем письме Энглтону он изложил свое видение возможных путей разрешения проблемы.
Так, пунктом 5-м в перечне возможных акций значилась «ликвидация перебежчика»; под 6-м — «сделать его неспособным связно излагать свои мысли» (для этого предлагался набор психотропных препаратов); под 7-м — «помещение в дом для душевнобольных, не ввергая его самого в беспамятство».
Победила точка зрения Брюса Соли. В октябре 1968 г. он представил Директору ЦРУ доклад, в котором оправдывал Носенко. Доклад был тут же подвергнут острейшей критике со стороны Энглтона и приверженцев его точки зрения.
Однако заместитель Директора ЦРУ Руфус Тейлор согласился с выводами Соли: «Я убежден теперь, что нет никаких оснований считать Носенко не тем человеком, за которого он себя выдает».
Ричард Хелмс положил конец спорам (и страданиям перебежчика), наградив Соли медалью за работу по реабилитации Носенко и предоставив последнему двухнедельный отпуск во Флориде, но… под охраной двух гориллоподобных сотрудников ФБР.
По возвращении из Флориды Носенко получил документы на новое имя, его зачислили в штат ЦРУ на должность консультанта и (!) выплатили компенсацию (за вынужденный прогул!) в размере 137 052 долларов.
В должности консультанта Носенко проработал до конца 1980-х гг., и все это время ему, как считали его хозяева в Лэнгли, грозила смертельная опасность, но уже со стороны КГБ, якобы занесшего его в список предателей, подлежащих ликвидации.
Помилуйте, господа хорошие! На дворе — конец XX века, «сталинские эскадроны смерти» давно упразднены ввиду избыточного числа перебежчиков — сотрудников спецслужб Советского Союза и Российской Федерации, оказавшихся на Западе в 1980—2000-х гг., поэтому о какой ликвидации Носенко, бежавшего в начале 1960-х, может идти речь?!
Глава седьмая. «ГОЛУБОЙ» КАНДИДАТ В ГЕРОИ СОВЕТСКОГО СОЮЗА
НОРМАЛЬНО, «ГРИГОРИЙ», ОТЛИЧНО, «ОСКАР УАЙЛЬД»!
12 апреля 1956 г. необычно ранний телефонный звонок разбудил резидента КГБ в Англии Николая Борисовича Родина. Подняв трубку, генерал услышал условную фразу. Агент «Оскар Уайльд» вызывал своего оператора на экстренную встречу.
Офицер резидентуры, он же личный шофер, взял Родина на борт служебного «ягуара» у его дома на Холланд Парк и, сделав проверочный «круг почета», высадил на Баркли-сквер.
Неспешной походкой столичного аристократа, проделывающего утренний променад, генерал двинулся вдоль книжных магазинов, то останавливаясь у витрин, то заходя внутрь якобы для ознакомления с новинками печатной продукции. Наконец, он вошел в самый известный в Лондоне букинистический магазин и затерялся среди стеллажей. Место со всех точек зрения удобное для проведения моментальных конспиративных встреч с агентом: можно, не привлекая внимания, стоя по разные стороны книжной полки, переброситься парой фраз, понятных только посвященным, принять сообщение или в книге передать инструкции.
Взволнованный вид «Уайльда» свидетельствовал, что произошло нечто запредельное…
* * *
«Оскар Уайльд», в миру — Уильям Джон Кристофер Вассал — родился в Англии в семье священника. Окончив в 1941 г. частную школу в Хэрроу, он некоторое время служил в банке, затем работал в Адмиралтействе — так в Англии именуется Министерство военно-морских сил, откуда в 1954 году был направлен в посольство Великобритании в Москве. Несмотря на скромную должность, Вассал имел неограниченный доступ к секретным документам всего военно-морского атташата.
В условиях холодной войны, боязни подвохов со стороны КГБ жизнь одинокого холостяка в Москве была такой же пресной, как и всех других иностранцев, пока он не попал в поле зрения Комитета госбезопасности. Выйти на Вассала сотрудникам английского отдела Второго главка, занимавшимся дипломатами, помог некто Феликс, советский гражданин, предоставленный посольству Управлением по обслуживанию дипкорпуса и работавший на технической должности. Выполняя наше задание по изучению вновь прибывших в посольство сотрудников, Феликс подружился с Вассалом и тут же распознал в нем пассивного гомосексуалиста, ибо сам нередко разнообразил свой досуг порочными забавами с малолетними извращенцами.
Через некоторое время Феликс вывел англичанина в свет, приобщил к изысканной кухне московских ресторанов «Арагви» и «Армения», познакомил со своим другом Натаном, активным гомосексуалистом.
С Натаном жизнь Джона приобрела особую пикантность, которой ему так не хватало все время пребывания в чужом городе.
Друзья шиковали в ресторанах, гуляли на квартирах у заматеревших «голубых», где менялись партнерами также легко, как опорожняли ящики шампанского — все было оплачено и освящено высшим руководством советской контрразведки, более того, все снималось фотокамерами. Вокруг медоносного цветка вился рой ненасытных шмелей — секретных помощников КГБ, — наполняя соты — файлы ведомства информацией, которую предполагалось использовать в час «Ч», когда будет отыгран первый акт. И час пробил, но…
Совершенно непредвиденное противодействие привлечению иностранца к негласному сотрудничеству руководство английского отдела Второго главка встретило в лице… новоиспеченного главы КГБ генерал-полковника Серова.
Рубака-фронтовик, к тому же бытовой алкоголик, Иван Серов в 1954 г. стал первым председателем Комитета госбезопасности благодаря дружбе с восходящей звездой на советском политическом небосклоне Никитой Хрущевым. Последний на опыте своего бывшего друга и соратника Лаврентия Берия знал, какая мощь сосредоточена в руках одного человека, по должности отвечающего за государственную безопасность. И не важно, что его ментальные возможности сродни сержанту-сверхсрочнику, главное — свой в доску!
Потребовалось несколько месяцев титанических усилий, чтобы убедить Серова в целесообразности установления агентурных отношений с Вассалом ввиду его неограниченных возможностей по добыванию оперативно значимой информации. Генерал буквально впадал в истерику при одном упоминании о гомосексуалистах, которых в те времена называли не так романтично, как сегодня. Первый и последний аргумент сановного держиморды звучал так: «Мне только пидоров не хватает в моем ведомстве!»