— А где ловил?
Я рассказал, приблизительно, так как название станции напрочь забыл.
— А давно приехал?
— Да уже часов шесть.
— Везучий! Там как раз льдину оторвало.
— С рыбаками?
— Сейчас любая льдина с рыбаками.
Из кухни раздался Маринин голос.
— Всё готово, можно к столу.
— Ты там не один? — навострил уши Вован.
— Да, к корюшке ещё русалку зацепил.
— Могу приехать.
— Разрушишь атмосферу доверия и корюшки.
— А как зовут русалку?
— Марина.
— Марина, значит <морская>. Похоже точно русалка! — завистливо присвистнул Вован, — Ну тогда не буду мешать, рад, что вовремя свинтил.
И он повесил трубку.
Конечно, по уму надо было его пригласить на улов, всё-таки удочки его. Но поймите меня правильно, Марина то одна.
Что ни говори, а жареная корюшка, это пиздато! Превозмогая себя, я налил по полста коньячку. Мы чокнулись. Марина выпила залпом, я же чуть пригубил и тут же быстро поставил рюмку на стол.
— Не можешь уже? — кивнув на бутылку, спросила она.
— Да чего-то не идёт.
— Видать хорошо погулял?
— Неплохо.
— Твоя то, эта, которая, очередная, — тут Марина засмеялась, — Когда должна вернуться?
— А хрен знает, вроде на неделю улетала.
— А какого числа?
— Какого числа, что? — всё ещё не понимая куда она клонит, спросил я.
— Улетела какого числа?
— А сейчас какое?
— Двадцатое:
Я посмотрел на батарею пустых бутылок, прикинул в уме количество выпитого, рассчитал дни запоя, накинул день на рыбалку.
— Ебать!
В прихожей раздался звонок.
— Ебать!!! Повторил я.
Марина поняла всё сразу.
— Ну вот и поели корюшки:
Из комнаты прискакали животные. Слава богу, молча.
— Может мне на балкон пока, а потом незаметно выскочу?
— Ага, разве, что с балкона.
Кошка начинает тихо подхихикивать. Не ляпнула бы чего:
— Ну так куда мне? — Марина растерянно стояла посредине кухни. Испуганная и красивая.
— Хуй с ним, давай на балкон.
Я ломанулся в коридор, открывать.
Подруга выглядела отдохнувшей и обрушила на меня прямо с порога лавину важной и нужной мне информации. Из этого потока я понял, что: у неё отрубили телефон, потому что роуминг очень дорогой, (пиздеть надо меньше, подумал я), отдохнула она прекрасно, в городе очень много <наших>, жаль только, деньги быстро кончились.
— Ты же четыре штуки взяла? — изумился я.
— Знаешь, оказывается Достоевский, однажды, проиграл там всё, что у него было, даже обручальные кольца!
<Ага>, - думаю, так же как и ты, идиотка:
— А чем это так пахнет?
— Пиздюлями это пахнет, — говорю, — Ты что, все деньги просадила?
— Почти. А что такое?
Вот ведь сука!
— А то, что зарабатываю их я.
— Ну ты же разрешил: — она присела на стул в прихожей.
— Слушай меня стоя! Я разрешил взять деньги с собой, и потратить на дело! А не проёбывать их как Достоевский. Ты хоть его читала?
— В школе проходили, — пролепетала она.
Подошла кошка. Долго смотрела на нас, потом зевнула.
— Киса, киса, — подруга протянула к ней руку, чтоб погладить и заодно снять нервное напряжение.
— Киса у тебя в штанах. — отбрила её та и не спеша прошла в комнату.
Как она заорала!
— Что это, что это? — наконец, прекратив истерику, залепетала подруга.
— Это моя кошка, а ещё собака есть, не забыла за неделю?
— Она, что, тоже говорит?
— А ты у неё и спроси.
— Боюсь.
— Ладно, иди в ванную, смой тлетворное влияние запада.
Когда из за двери раздался шум воды, я бросился к балкону. Марина уже задубела основательно.
— Пойду я тоже в ванную, — прошептала она, — Греться.
И мы на цыпочках сквозанули к дверям.
На лестничной площадке она спросила:
— А чего это она у тебя так орала?
— Обрадовалась встрече, — уклончиво ответил я.
— Жаль, что так вышло всё, — Марина расстроено хлопнула глазами, — Ну ты всё же не забывай:
— Постараюсь, — я обнял её за плечи, прижал к себе.
Куда уж тут, забыть, думаю.
— Пусти, пора мне, — сказала она, не делая попыток вырваться.
— Ага, — я отстранился но только чтобы посмотреть ей в глаза.
— Ну хватит уже мучить! — она улыбаясь выскользнула и исчезла за дверью.
Совсем как русалка.
Я прошёл на кухню, маханул стопку, тут же налил до краёв следующую.
— Посуду убери лишнюю, а то видно, что не один ты тут корюшку ел.
Собака кивнула на стол.
— Ты будешь?
— Ну давай, выручу.
Я поставил перед ней Маринину тарелку. Стопку ополоснул водой из под крана и убрал в буфет. С полотенцем на голове в кухню вошла Катя.
— Ты сердишься?
— Нет, я негодую. И выпил вторую, налив сразу же третью.
— Я думала, у нас серьёзные отношения, — начала она, но я прервал эту лирику:
— Сериалов не надо, давай, шмотки собирай и проваливай.
— Куда?
— А куда хочешь, можешь в библиотеку, можешь к маме в Екатеринбург.
— Зачем в библиотеку?
— Достоевского почитаешь.
— Значит ты меня не любишь?
Я знал, сейчас выпью третью, и будет полегче. Будет уже похуй на эти сопли. И я выпил.
— Так любишь или нет?
Катя стояла надув губки, и ждала ответа.
Вместо её, я спросил собаку:
— Как корюшка?
— Вкусно, — ответила та облизываясь, Катя аж подпрыгнула.
Вошла кошка, посмотрела по сторонам, строго зыркнула на подругу.
— Вроде и мокрая, а всё равно не русалка, — и ушла.
— А ты умеешь корюшку жарить? — теперь я спросил Катю.
— Нет…
— Ну тогда — до свидания.
Как я понял, животным тоже больше нравилась Марина.
Не хочется описывать последовавшую за этим часовую истерику. Но когда Катя вышла наконец на лестницу, и я закрыл дверь, стало мне так хорошо, что ни в сказке сказать, ни пером описать.
Утренние лучи пробивались через занавеску, выхватывая внутрикомнатную действительность. В одном из таких светлых пятен было плечо Марины, безмятежно спящей на моей кровати, в другом- кошка, свернувшаяся калачиком у неё в ногах. Собака спала на полу рядом. Ну что ж, похоже пришло время, когда мне наконец придётся бросить пить. Хотя бы на несколько лет.
* * *
Марина меня в бок толкает…
Спросонья нихуя понять не могу.
— Чё такое?
— Забыла сказать, ко мне тут родители в гости собрались…
— Какие родители?
— Мои!
— Ну и куда их девать?
— Поживут пару недель в моей квартире, в музеи сходят.
— Музеи тоже у тебя в квартире?
— Дурак! В Эрмитаж сходят!
— Удачно, там как раз распродажа…
После того как Марина ушла на работу, на кухне разгорелся диспут.
— Старпёров нам не надо! — Кошка сразу заявила. — Свобода и ниебёт!
— Действительно, зачем нам лишние едоки? — Поддержала её собака.
— Да вы вдвоём за неделю жрёте больше, чем мы с Мариной за месяц! — Я попытался пойти в контратаку. — Кто под новый год всю колбасу сожрал? Пушкин?
— ХуЮшкин!
И кошка ушла в комнату.
— Ну а ты что? Тоже, значит, боишься отощать, блокадница?
— Ну, как сказать, тут ведь не только еда, а в большей степени проблемы комфорта.
— То есть попиздеть не получиться?
— Опять же таки и этот фактор.
— Слова то такие откуда?
— Книги читаю, телек смотрю…
— Да вас же кроме футбола и мормышек ваших ни хера не волнует?
— Уверен? А еда?
И собака тоже гордо покинула кухню.
Пошёл на работу злой как черт. На площадке встретился с соседкой.
— Здравствуйте! — Радостная такая.
Я тоже поздоровался. Всё-таки Санкт-Петербург за окном.
Пару слов об их семье. Муж у неё — спортсмен: то ли боксёр, то ли борец — не помню. Здоровенный, как книжный шкаф. Как-то (лифт был сломан) встретились на лестнице: я из магазина сумки пёр, пыхтя и потея, а он как палубный истребитель на форсаже мимо просвистел с двумя рулонами линолеума. Я тогда ещё охуел. Потом, тоже как-то, видел его во дворе: они с женой холодильник купили невъебенный (видимо жрёт он тоже как истребитель), грузчики понятное дело — «до подъезда». А ему похуй пыль, обхватил его как трелевочник и поволок к себе.
Теперь о соседке. Ничё так. Марину всё доёбывала, как, мол, у нас совместная жизнь получилась?
Чего-то она ей отгрузила такое, что теперь, когда соседка меня увидит — всё время улыбается. Естественно, когда мужа рядом нет. Тот с ней, видимо, строг.
А, вот ещё, важная деталь, она — блондинка. Причём такая, что в гараж только через автосервис въезжает.
— Мой уже ушёл, а у меня лампочка перегорела…
Вот чего она хочет? Попросить меня лампочку заменить, или сообщить, что мужа нет?
— Ну? — Я вопросительно смотрю на неё, ожидаю чего-нибудь более конкретного.
— Вы можете поменять?
— Мужа?
Она испугалась:
— Нет, зачем?
— Ну не знаю, на еде сэкономите…
Смотрит на меня, ни хуя не понимает, шучу я или нет.
— Ладно, где ваша лампочка?
— Там, на потолке.
Ясень-плесень, думаю, что не в голове у тебя лампочка.
Прошёл за ней в квартиру, попытался снять ботинки, но соседка запротестовала.
— У нас всё равно домработница убирает!
Ещё один мазок к портрету.
— Подождите, я лестницу принесу.
И пошёл к себе за стремянкой. Животные уже в дверях встречают.
— У неё муж боксёр! — Заботливо напоминает кошка.
— Знаю.
— Не боксёр, а борец! — Поправляет собака.
— Не важно, кто он, главное, чтоб последствий не было…
Тут я уже не вытерпел:
— Лампочка у неё перегорела!!!
— Слышали… — Кошка, закатив глаза, отвечает.
Я не стал ввязываться, взял лестницу из чулана и пошёл к соседке.
— Ой, я не знаю, где у нас лампочки хранятся. — Вдруг вспомнила она.
Конечно! — думаю про себя, — Откуда тебе знать!
Возвращаюсь к себе за лампочками.
— Чё, гондоны забыл? — Кошка подъёбывает.
— Хуй забыл!!!
Иду опять к соседке. Молча залезаю (на стремянку), выкручиваю старую, вкручиваю новую лампочку. Эта дура свет не выключила, и мне по глазам как уебёт сто пятьдесят ват. Стою и сам на себя злюсь, тоже ведь мудило — мог бы и проверить! Этой — хоть ссы в глаза — всё божья роса.
— Ой, как теперь светло!
Я думал, она сейчас в ладоши захлопает. В дверях уже спрашиваю:
— А муж у вас боксёр?
— Нет. Он борьбой занимается!
— «Классик» или «вольник»?
— Не знаю, спрошу у него…
— Ну, до свиданья, тогда.
И я вышел. Пока ставил стремянку, подошла кошка.
— Ну, так «классик» или «вольник»?
— Тебе-то что?
— Интересуюсь в целях безопасности.
— Сплюнь.
На работу я почти не опоздал.
На следующий день, вечером, мы с Мариной поехали на вокзал. Встретили её родителей, проехались по городу с обзорной экскурсией. Я старался не вникать в беседу. Сплошные «лючки и парнички». Садоводы, блядь.
Дома родственнички недовольно покосились на животных.
— А что это у вас? — С претензией строго спросил Маринин отец. — Кошки-собаки в доме?
Кошка отпустила ему полный презрения взгляд и ушла, даже не обнюхивая.
«Ну, теперь пиздец тебе дедушка» — подумал я.