Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.
— Носовой волос! — огрызнулся папа.
— Бердский ишак!
— Кировабадци!
Пока мама с папой переругиваются, я вам быстренько объясню смысл выражения «носовой волос». Носовым волосом у нас называют чересчур придирчивых и въедливых людей. Такой человек подобен торчащему из носа волосу — портит экстерьер, но и выдернуть больно. А теперь вернемся к моим родителям, пока они не поубивали друг друга.
— Ах так! — встала руки в боки мама. — Вот ночью и посмотрим, кто из нас носовой волос. Понятно?
— Ну что ты сразу начинаешь шантажировать? — забеспокоился папа. — Жена, я же пошутил! И вообще девочка очень перспективная, умненькая и красоты неописуемой.
— Это как это? — нехорошо прищурилась мама.
— Такая, знаешь, словно горная серна, глаза миндалевидные, сама тоненькая, а ножки…
Мама не дала папе договорить — она выдернула у него из-под носа тарелку с недоеденным рагу и, выкинув ее в мусорное ведро, вылетела из кухни.
— Пап, ну ты вообще не умеешь себя правильно вести, — вздохнула я и полезла доставать тарелку из ведра, — разве можно так с женщинами разговаривать?
— Только твоих нотаций мне не хватало, — выдохнул огнем папа, — яйцо курицу учит!
— Хихихиии, — покатились мы со смеху, — тогда получается, что ты — курица!
— А всем сейчас зубы посмотреть на предмет кому завтра пломбы ставить? — рассвирепел папа.
Мы тут же притихли. Гаянэ набила рот картошкой и усиленно начала жевать.
— Когда я нем, я глух и ем, — прошепелявила она. Папа еще раз прожег нас грозоточивым взглядом и пошел мириться с мамой.
— Надя, я не договорил, я же не просто так эту девочку хвалю. О Мише подумал…
— Чего о Мише? — мигом отозвалась мама.
— В смысле — с Мишей ее познакомить! Хорошая девочка, красивая, умненькая, правда, ереванка, ну да ладно, можно подумать!
— А чем тебя ереванки не устраивают? — снова взвилась мама.
Уж не знаю, действительно ли папа думал о дяде Мише, когда расписывал все достоинства молоденькой практикантки, или сочинил это на ходу, чтобы оправдаться перед мамой, но факт остается фактом — он их познакомил.
Девушку звали Луиза Тер-Маркарьян, и она была самой красивой из всех Луиз, когда-либо виданных жителями нашего городка.
На следующий день мы с Каринкой в ожидании Манюни ковырялись во дворе. Ковырялись в прямом смысле слова — рабочие прорыли большой котлован, чтобы сделать какую-то пристройку к дому, а мы, пока никого не было, перелезли через ограждение и, вооружившись лопатами, рыли яму в обмякшей после дождя земле.
— Сейчас придут рабочие и зададут вам трепку! — стращал нас из своего окна Рубик. Он побаивался спускаться во двор, пока там находилась Каринка, поэтому комментировал наши действия с безопасного расстояния.
Мы не обращали внимания на его крики. Ковыряться в набухшей после обильного ночного дождя земле было сплошным удовольствием — лопаты с хрустом вонзались в жирную почву, под ногами кишмя кишели дождевые черви.
— Ты, главное, не закидывай меня грязью, а то перемажемся, и мама нам задаст, — предупредила я сестру.
— Сама знаю, — буркнула Каринка и отшвырнула в сторону большой ком земли. При этом она так рьяно замахнулась лопатой, что оступилась, шмякнулась на попу и съехала в котлован.
— Ахахааа, — раздался сверху зловредный смех Рубика.
— Я потом тебя поймаю и убью, ясно? — огрызнулась вверх Каринка. Рубик захлебнулся в смехе.
— Протяни мне лопату, я зацеплюсь за черенок и вылезу, — велела мне сестра.
— Зачем? — удивилась я. — Вон, на той стороне котлована рабочие соорудили ступеньки, можно по ним подняться.
Но Каринка не желала подниматься по ступенькам. Позор, пережитый на глазах Рубика, требовал реванша. Одно дело вылезти из котлована по лесенке, и совсем другое — зацепившись за лопату.
— Не хочу, — зашипела она, — ты просто протяни лопату, а я выберусь.
Я не посмела спорить с сестрой, протянула ей лопату, ну, и кончилось все тем, что и я съехала на попе в котлован. Теперь мы обе были перемазаны жирной грязью с ног до головы.
Безобразник Рубик мигом зашелся в истерике, аж совой звухал:
— Ахахааа, вот вам мама всыпет! Так вам и надо!
— Тебе недолго осталось смеяться, ясно? — крикнула ему Каринка. — Я вылезу, а потом закопаю тебя в этом котловане.
— Ты сначала вылези! — орал сверху Рубик.
— Готовься к смерти, — предупредила его сестра и попыталась стряхнуть мокрую землю руками. Зря она это сделала, потому что грязь размазалась теперь уже по всей одежде.
— Мама убьет нас, — пригорюнилась я.
— Можно подумать, первый раз она нас убивает. Давно пора бы к этому привыкнуть! — дернула плечом Каринка и пошла к ступенькам. Я горестно плелась следом. В туфлях весело хлюпала грязь.
Только мы вылезли из котлована, как из-за угла появилась Манюня.
При виде нашей вымазанной грязью одежды у нее вытянулось лицо.
— Что же вы натворили, — запричитала она, — как же так?! А что тетя Надя скажет?
— Сама знаешь, что скажет, — пробурчали мы.
— Бедненькие вы мои, — расстроилась Манька, — здесь без трепки точно не обойтись. Давайте подождем, пока грязь высохнет, а там попробуем отколупать ее с одежды. В таком виде домой приходить опасно.
И мы стали ходить по периметру двора, потому что дружно решили, что в движении грязь высохнет быстрее. Потом к нам вышла Маринка из тридцать восьмой. При виде нас у Маринки сделались такие глаза, что мы с удвоенной скоростью припустили по двору.
Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.
— Ну-ну, — хмыкнула Ба.
Мама допила чай, убрала чашку со стола, а потом заглянула в духовку. Вытащила корж и невольно залюбовалась им. Бисквит получился легким, воздушным и пах лимонной цедрой.
— Вот видите, тетя Роза, — повернулась к Ба мама, — главное — настраиваться на хорошее. Когда думаешь о хорошем, то все складывается как надо.
Ноябрь в том году выдался солнечным и очень теплым. Двадцать градусов, даже по меркам южной осени — это много. Природа еще буйствовала разноцветьем листвы, а небеса уже по-зимнему унеслись ввысь и казались пронзительно звонкими. Огромные звезды, которые летом переливались прямо над головой, хочешь — протяни руку и зачерпни горсть, застыли в далекой небесной дали. Солнце превратилось в большой багрово-красный шар. На закате, словно в нерешительности, оно ненадолго зависало над синими холмами полотном Сарьяна, а потом стремительно уходило за горизонт.
Сутки напролет над городом пролетали стаи птиц. Они кричали дивными голосами, прощаясь с северной стороной.
Не за горами были холода.
Папа всегда был очень теплолюбивым созданием и отчаянно ненавидел зиму. Если 22 июня люди радовались самому длинному дню в году, то он ходил мрачнее тучи и бурчал:
— День пошел на убыль, скоро холода.
С наступлением осени он ежедневно оповещал наше семейство, на сколько минут сократился световой день.
— Солнце взошло в шесть часов пятнадцать минут, а зайдет в двадцать сорок семь, — замогильным голосом говорил он. — Минус семь минут!
Мы скорбно кивали в ответ. Наши постные мины утешали отца, но ненадолго. Через некоторое время он опять принимался жаловаться на неминуемое наступление холодов.
Вот и сейчас папа остервенело листал журнал по медицине и, периодически выглядывая в окно, вздыхал:
— Завтра уже зима!
Мы с Каринкой в спешном порядке доделывали уроки. Времени было в обрез — к пяти часам надо было успеть вскарабкаться на крышу гаража сорок второй квартиры, откуда двор просматривался как на ладони. Дело в том, что в четвертом подъезде сегодня играли свадьбу — тетя Эля женила своего единственного сына Григора. И нам очень хотелось увидеть, как свадебный кортеж въезжает во двор.
— Нарка, — минут десять назад предупредила меня по телефону Манюня, — остались две задачи по математике. Доделываю и бегу к вам, без меня во двор не выходите.
— Не выйдем, ждем, — заверила я и помчалась в кабинет.
— Манька скоро будет, — зашептала я сестре.
— Пятью семь… пятью семь… двадцать восемь! — зачастила Каринка. — Нет, тридцать пять. Да что же это такое, — воскликнула она, — какой идиот придумал таблицу умножения?
— Тот же идиот, который зиму придумал, — не растерялся папа.
Мама сидела в кресле и, натянув на лампочку носочек Гаянэ, штопала пятку.
— Юра, посмотри, какой день погожий, при чем здесь зима? — не вытерпела она.
— Женщины, что с вас взять! Вы не умеете видеть в перспективе, радуетесь только сегодняшнему дню, а мы, истинные мужчины, вглядываемся в дали!