Видя, что собеседник внимательно слушает, продолжил:
– Еще смотрящий в каждой тюремной камере есть. Ты наколок на урках не видел?
Сергей вспомнил грязные руки Пети:
– Вроде на пальцах татуировки были.
– Перстни. Там их вся их жизнь нарисована. Был бы я там, все о них узнал бы. Куда они ехали?
– Да кто его знает? Вышли на Парке культуры.
– Как выглядели, не помнишь?
Помолчав, Александров ответил:
– Не помню. Мутные какие-то.
После паузы добавил:
– И гнусные. Мрази, короче.
– Это точно. У меня батя как с ними наобщается, сам не свой делается. Нелюди, говорит, сплошные. Нормальный человек так жить не может.
– Слушай, Олег, а такое выражение – «бомж» – ты знаешь?
Сокурсник задумался:
– «БОРЗ» слышал. Это те, которых за тунеядку сажают. Без определенного рода занятий. А вот «бомж»… Это наверное гастролеры какие-то. У нас по регионам в милиции разные сокращения приживаются. «Без определенного» точно, а что дальше – не знаю.
– Понял, спасибо. Отлично ты все объяснил.
– Не за что. Обращайся, если что.
***
Помывка в жизни нормального военного – это вообще особая статья. Положенная баня, конечно, дело хорошее, но при ежедневном, без послаблений, физо и многочасовой строевой подготовке, одного раза в неделю катастрофически не хватало. Как решали вопрос на младших курсах в казарме – отдельный разговор. Все точки училища с горячей водой были известны каждому курсанту, и у каждой почти всегда собиралась очередь. Начальники курсов постоянно реквизировали запрещенные кипятильники вместе с трехлитровыми банками.
Положение резко изменилось в лучшую сторону после переезда в общежитие.
В каждом крыле здания находились действующие, отделанные белой плиткой душевые. Днем до их седьмого этажа горячая вода не доходила, вечером под вялые струйки наперегонки набивались «штатные» курсовые спортсмены. После вечерней тренировки пропотевшие бегуны, гиревики и борцы бурно выясняли отношения между собой, но желающему помыться из простых смертных отпор давали дружно. И занимать очередь можно хоть до посинения – все равно пойдешь последним, то есть, до поверки и отбоя точно не успеешь. Поэтому Сергей повадился организовывать помывку в три или половину четвертого утра. Здоровенный механический будильник, доставшийся в наследство от выпустившегося пятого курса, своим грохотом поднял бы даже мертвого. Хлопнув по кнопке, сонный Александров брал приготовленные с вечера умывальные принадлежности, полотенце и шлепал тапками в соседнее крыло – там душевая была с новой сантехникой, удобной полочкой и побольше размером.
Встрепенувшись, дремлющий за столом дневальный обычно приветствовал глупым вопросом:
– Шуран, ты куда?
«Смешные» ответы вроде: «По бабам. Видишь, уже в трусах» или «Вешаться. Вот мыло скользкое каптер выдал» отпускать уже приелось, поэтому он коротко буркал:
– Туда, – и шагал дальше.
Окончательно просыпаться под горячими тугими струями – это особое эстетическое удовольствие. В спящей общаге тишина, лишь успокаивающе, по-домашнему шумит вода. Никто не ломится в дверь, не орет про время, в общем – песня!
Полчаса душевной помывки, а потом распаренный и умиротворенный, чувствуя, как сон снова одолевает организмом, Сергей заползал между чистыми простынями и сладко засыпал, испытывая восхитительное ощущение чистоты. Да, вымыться – это…
***
… совсем забыл, какое это удовольствие. Стоя под парящими струями, чувствуя, как согревается почти забывшее тепло тело, Серый привычно смотрел вниз, на деревянную решетку под ногами, как-то нерешительно удивляясь цвету стекающей воды. Неужели он такой грязный?
В чем Пете нельзя было отказать – это во владении обстановкой. Он ухитрялся всегда вовремя узнать о раздаче бесплатной похлебки, старой одежды и других гуманитарных акциях вроде открытия бесплатной ночлежки или выдачи гигиенических наборов.
В этот раз повезло вдвойне – они попали в партию счастливчиков, которых отобрали для участия в съемках. Кинематографисты CNN работали над документальным фильмом об истории и участи бездомных в России. Заныкав сумки с барахлом, Петина шайка налегке подошла по нужному адресу.
– Не материться, не драться, не гадить в штаны. Молчать, отвечать только если что-то спросят господа американцы. Рожи в камеры не корчить, жрать аккуратно, хлеб в карманы не прятать. Чужие порции не отбирать. Не воровать. Кто нарушит правила – вылетит. Всем все понятно?
С презрением оглядев грязную, оборванную и дурно пахнущую группу, старший охранник поморщился и негромко, но с чувством добавил:
– Уроды.
Вышибали тут действительно быстро. Крепкие парни в одинаковых комбинезонах гуманитарной миссии мгновенно замечали нарушителей, выдергивали и отправляли за дверь, выбрасывая следом вонючее тряпье. Желающих на освободившиеся места хватало с избытком – у входа кучковались постоянно подходившие соискатели. Благодаря пробивному Пете, Серый стал практически звездой фильма – бывшим офицером оказался он один. И когда атаман успел сообщить о его прошлом распорядителю?
– Слушай сюда, дурик. Упорешь косяка – убью прямо за дверью. Делаешь все, что скажут, всех слушаешься, стараешься. Как в твоей сраной армии. Понял?!
Последнее слово прозвучало резко и по-настоящему угрожающе. Испуганно отшатнувшись, бомж часто закивал головой:
– Да-да, я понял, смотрящий, понял…
Тихо перемещающиеся операторы снимали профессиональными камерами группы тех, кто когда-то был людьми, иногда брали крупный план и запускали чем-то приглянувшихся на дубли.
Вот Серый, согнувшись от тяжести, помогает идти старательно хромающему Рыжему. Лучше бы наоборот, тот здоровее в два раза, но так решил господин распорядитель.
Второй дубль, третий.
Повинуясь жестам охранника, Серый раскладывает снятую одежду. То, что можно еще носить – в металлическую корзину из тонкой сетки на прожарку от насекомых и стирку, вонючее рванье – в картонную коробку на выброс.
Голый, прикрывшись рукой, шагает по серой плитке коридора в дезинфекционную камеру.
– Ноги на ширину плеч, руки поднять вверх. Вверх, я сказал! Глаза закрыть, набрать воздуха в грудь, не дышать.
Со всех сторон ударяют вонючие струи какой-то едкой химии.
Постоял, подождал. Ощутимо оживившиеся вши и блохи, щекоча кожу, падают на пол.
Стрижка. Всех одинаково, под ноль, равномерно гудящими машинками. Парикмахерами выступают все те же крепкие парни в комбинезонах и тонких резиновых перчатках на руках. Неопрятные шевелюры, свалявшиеся, грязные бороды – все долой.
И душ. Кусочек коричневого хозяйственного мыла, одноразовая бумажная мочалка.
Горячие струи несли блаженство, напомнили чистую, беззаботную, прекрасную юность. Подняв лицо, ощущая, как в него ударяет вода, Серый улыбнулся от удовольствия.
– Ты!
Бомж вздрогнул, испуганно посмотрел на охранника. Здоровяк рядом с оператором утвердительно кивнул головой.
– Сделай еще раз так же.
Серый не понял:
– Что сделать, господин распорядитель?
Жалкий подобострастный тон помог. Охранник спокойно уточнил:
– Морду задери кверху и улыбайся. Как только что.
Серый немедленно исполнил требуемое.
– Нет, стой.
Бомж испуганно сжался.
Здоровяк внимательно выслушал оператора, скомандовал:
– Вы, двое, ушли в сторону. Ты. Встал на колени, задрал морду под струи и улыбайся. Вот, так. И глаза закрой, типа, тащишься.
Наконец оператор выдал короткое:
– О'кей.
– Все, вставай, домывайся. И чисто чтоб отмылся, господа американцы у тебя интервью будут брать.
Петя возник откуда-то сбоку:
– Я его отмою, господин распорядитель.
– Ты? Ты ему кто?
– Начальник типа.
– Ну, мой.
Петя с Рыжим действительно помогли Серому отмыться до невероятной степени чистоты. Одновременно атаман проводил инструктаж:
– Денег можешь не просить – хрен дадут. Проси консервы и хлеб. Вежливо, жалостливым голосом. Повторяй: господин распорядитель. И одежду проси потеплее. Запомнил?
– Да, смотрящий.
– Смотри у меня… Не вздумай заикнуться о водке.
После помывки ему выдали ношеное, но чистое нательное белье – трусы и черную трикотажную футболку с длинными рукавами, застиранные, выгоревшие джинсовые штаны вроде полукомбинезона на лямках, пару носок и больничного вида, заношенные тапочки.
Потом был обед. Они сидели на лавках за длинными столами и ели из одноразовых тонких пластмассовых тарелок. Горячее картофельное пюре с рыбной котлетой и томатной подливкой. И хлебушек. Совсем не воняющий плесенью, свежий ржаной хлеб, по три ломтя.
Подошел оператор с давешним охранником.
– Эй, ты, как тебя?..
– Серый, господин распорядитель.
– Серый? Ладно, слушай сюда. Ты жрать культурно можешь? Не спеша, не чавкая, типа, раньше по-другому ел?
Далекое и почти забытое шевельнулось в душе. Нет, остальное лучше не вспоминать!..
Сосредоточившись, бомж постарался выпрямиться, прижал локти к бокам. Отделил ложкой кусочек котлетки, аккуратно поднес к губам.
– Во, отлично. Вы, трое, свалили из кадра.
За соседним столом кто-то завистливо причмокнул, когда Серый на дубле получил еще одну порцию и не спеша съел под объективом камеры. Напиток, правда, достался только один, в бумажном стаканчике. Газированный, коричневый, сладкий, почему-то опять напомнивший курсантскую молодость.
– О'кей.
Его и еще двоих отделили от основной массы. Осоловевший от сытной еды, прогревшийся на помывке, Серый с трудом вникал, что требуется от него распорядителю:
– Ты точно был раньше офицером?
– Да.
– Звание?
– Капитан.
– Служил где?
– На Севере… кажется… Да, на Севере.
– В каких войсках?
Где-то на задворках сознания вяло шевельнулось опасение. Лучше соврать.
– В мотострелках. Склады округа охраняли.
– Командир роты?
– Да.
– Хорошо. Тебе подготовят текст, необходимо его выучить. Ты меня слышишь?
Как хочется спать! Упасть бы прямо здесь, свернуться калачиком…
– Ты меня слышишь?
Нет, сейчас нельзя. Петя убъет…
– Да, господин распорядитель, слышу.
– Хорошо. Выучишь текст, завтра у тебя возьмут интервью.
Потом они сидели за тем же обеденным столом и заполняли анкеты с многочисленными вопросами. Хорошо, что Петя снова был рядом – он помог быстро разделаться с отпечатанными на сероватой бумаге страницами, не забывая поддать острым локтем, когда Серого уж очень заметно клонило в сон.
На ужин были макароны с непривычного вкуса, но питательными мясными консервами.
– Нормалек, американский тушняк! Давай, Серый, старайся, нам такой в масть.
На выданную зубную щетку и маленький тюбик пасты бомж смотрел с непониманием: он почти забыл, для чего предназначены эти предметы гигиены. Сколько времени он не чистил зубы? Да и сколько осталось тех зубов?
Ночевать их устроили в большом, но теплом помещении. Двухъярусные металлические кровати, как и потрепанные темно-синие одеяла, снова всколыхнули воспоминания о военном училище. Постельного белья, правда, не оказалось – на металлических пружинящих сетках лежали только матрацы в чехлах из синтетической ткани.
– Кто нагадит в постель – отмудохаем и выбросим подыхать в одних трусах. Срать – в сортир!