(— Ом мани падме хум.
— Ом мани падме хум. Вы бы следили за «калиткой», девочка. К чему нам ее всем показывать?)
Доктор Гарсиа захлопал в ладоши.
— Превосходно! Невероятно! Как и все, что касается вашего случая. Вини, вы так можете?
Джоанна плавно встала,
— Конечно, может! Вини, снимайте трико и покажите доктору.
Сестра залилась краской.
— Нет, я не могу! Не верьте ей, доктор. Я только учусь.
— Ерунда. Ей надо только научиться держать равновесие. Приходите недели через две, и она выдаст вам все это не хуже меня.
— Но если не Вини вас этому научила, то кто же?
(— Ой! Осторожнее, босс: он что-то учуял!)
— Сколько вам лет, доктор?
— Тридцать четыре.
— Я научилась этому за сорок лет до того, как вы родились. У меня не было времени поддерживать этот навык, а затем мое физическое состояние не позволяло мне этим заниматься. Но все это вернулось ко мне так быстро, что я должна признать, что даже ребенком я не была такой гибкой, как миссис Бранка.
(— Пусть-ка попробует это проверить.
— Никогда не врите так сложно, босс.
— Послушайте, детка, я врал не краснея еще тогда, когда ваша бабушка была в пеленках. Вернее, ваша прабабушка.)
— Что же… я запишу это в свой отчет… если умудрюсь сформулировать. Вот ваш пеньюар, Джоанна.
— Спасибо.
Она взяла пеньюар, но не надела его.
— Доктор, мистер Саломон позаботится о выплате вашего гонорара и погашении всех расходов. Но я хочу кое-что к этому добавить, чтобы показать, как высоко я вас ценю.
— Врач не должен брать больше, чем ему полагается… и, поверьте мне, мой гонорар весьма велик.
— И все-таки я сделаю это. — Она отбросила пеньюар. — Вини, отвернитесь, дорогая.
Она подошла к нему и прижалась, раскрыв губы для поцелуя.
На мгновение он растерялся, затем обнял ее и поцеловал. Джоанна глубоко вздохнула, ее губы открылись, и она еще плотнее прижалась к нему.
(— Эй, не потеряйте сознание!
— Не мешайте мне, Юнис. Я занята!)
Доктор оторвался от Джоанны, перевел дыхание и серьезно посмотрел на нее. Он наклонился, поднял пеньюар и помог ей одеться.
— Спасибо, доктор.
Она повернулась к нему и улыбнулась.
— Хм… Думаю, что могу без зазрения совести сообщить, что вы в отличном физическом состоянии.
— Мистер Саломон ждет.
— Пожалуйста, скажите ему, что я сейчас выйду.
Джоанна подождала, пока за ним закроется дверь. Затем она прижалась к Винифред и засмеялась:
— Вини, вы отворачивались? Надеюсь, вы ничего не видели?
— Я отворачивалась. Но я все-все видела в зеркале.
— Так вот что такое поцелуй! Дорогая, я уже почти не чувствую себя девственницей.
— Что, хорошо он целуется? Похоже, вам понравилось.
— Я не знаю. Я не могу судить. Дорогой, милый Джейк целует меня, вы видели это. Но он целует меня, словно дядюшка племянницу. Доктор — первый мужчина, который поцеловал меня по-настоящему. Я почувствовала себя такой маленькой и беззащитной, что чуть было не завалила его на мат. Вы никогда его не целовали?
— Его? Джоанна, дорогая, если бы я даже поцеловала его, а потом сказала бы об этом медсестрам, они бы мне не поверили. Доктор Гарсиа даже по попке никого никогда не похлопает, только рычит.
— Мне кажется, он как-то раз похлопал меня по попке. Но я точно не помню. Тогда я еще не совсем пришла в себя.
— Я знаю. Я видела это и даже не поверила своим глазам. Кстати, вы и вправду заставили бы меня раздеться перед ним? Нет, вы, конечно, шутили.
— Почему же? Заставила бы.
— Да. Но вы пациентка, а я медсестра. Предполагается, что я только робот и надзиратель.
— Но мы-то знаем, что это не так.
— Да… в любом случае, я бы не смогла сделать это упражнение. Оно для меня слишком сложное.
— Я сказала ему, чтобы он пришел через две недели. Тогда вы сможете продемонстрировать ему все, чему вы научились. Напомнить ему?
— О, Джоанна! Вы снова меня дразните. Неужели вы думаете, что я смогу делать это без вашей помощи всего через две недели?
— Я знаю, что сможете. Но не в одежде и не в чулках. Но если вы будете краснеть и робеть, то мне лучше не напоминать дорогому доктору.
— Хм… похоже, он здорово целуется. Но Пауль не одобрит.
— Чего он не одобрит? То, что вы демонстрируете доктору, как хорошо вы владеете своим телом? Или то, что вы целуете доктора? Или то, к чему может привести поцелуй? И откуда Паулю все это знать, если вы ему не скажете?
(— Босс, вы развращаете современную молодежь.
— Яйца курицу не учат, Юнис. Этот Пауль либо не хочет на ней жениться, либо не может, потому что уже женат. В любом случае он не имеет права ее монополизировать. Как вы сами заметили, секс — вовсе не спорт, а способ быть счастливым.)
— Хм… В любом случае доктор не станет меня целовать. Он даже не догадывается, что я женского пола.
— Ни за что этому не поверю. Ни вы, ни он не глупы. Он поцелует вас, если я предложу ему сделать это в качестве знака восхищения великолепным выступлением. У вас будет две недели, чтобы решиться. А сейчас я должна выйти к моему дорогому Джейку.
Глава 13
— С разрешения высокого суда истцы хотят привлечь внимание к тому факту, что для этого нет достаточных оснований. Это дело касается Иоганна Себастьяна Баха Смита, который является дедом четырех истцов, и вопроса о его дееспособности… но адвокатская группа даже не знает, присутствует ли он на этом заседании.
— Требую порядка! Сейчас же прекратите шум. Или я прикажу очистить зал. Адвокат, вы утверждаете, что эта молодая леди, на которую я указываю, не является Иоганном Себастьяном Бахом Смитом?
— Ваша честь, я ничего не утверждаю. Я лишь хочу заметить, что в наших документах нет ничего подтверждающего, что персона, на которую указал судья, является Иоганном Себастьяном Бахом Смитом, и вопрос о его дееспособности не может быть рассмотрен до тех пор, пока у нас не будет доказательства, подтверждающего его личность.
— Адвокат пытается учить суд правосудию?
— Ни в коем случае!
— Но ваша речь прозвучала именно так. Позволю себе напомнить адвокату, что суд вершит правосудие и его процедуры определяются законом.
— Конечно, ваша честь. И поверьте, я вовсе не хотел никого поучать.
— Вы были на одну шестнадцатую дюйма от этого. Смотрите, чтобы этого больше не повторялось, иначе я обвиню вас в неуважении к суду.
— Да, ваша честь.
— …поскольку я устал от поведения почти половины присутствующих и, по крайней мере, от девяноста процентов репортеров, я приказываю бейлифу очистить помещение. Эвелин, берите свой взвод и быстро освободите зал от этого сброда… а если при этом ненароком разобьете одну-другую видеокамеру, невелика беда. Адвокаты, истцы, опекун и его подопечная… предполагаемая подопечная, так и запишите в протокол, подождут в моих апартаментах, пока зал не очистят от этого тупого быдла.
— Джейк, это так весело! Я — это не я. Значит, я совершенно без денег и свободна как птица. Вам придется жениться на мне и спасти от богадельни.
— Иоганн, не порите чушь! Все это очень серьезно.
— Джейк, я просто отказываюсь смотреть на это серьезно. Если я — не я, значит я мертв. Я отдал бы все свое состояние, чтобы посмотреть на любящих отпрысков, когда будет зачитываться мое завещание, и они узнают, что им досталась чисто символическая сумма, которая к тому же даже не освобождена от налога. Джейк, каждый богач хочет услышать, как зачитывается его завещание… а мне вполне может представиться такой шанс.
— Хм. Если следовать их логике, то Юнис имеет право присутствовать на зачтении завещания. Помните этот параграф: «Все те, кто, хотя и не названы поименно, но состоят у меня в штате, после моей кончины…»
— Не могу сказать, что помню, но если вы так его написали, то он там.
— Он там. Если вы не Иоганн, то вы Юнис. Здесь либо одно, либо другое.
(— Нет! И то и другое!
— Юнис, это будет весело!
— Я тоже так думаю, босс!)
Выбранная судьей Мак-Кемпбеллом часть его апартаментов оказалась удобной гостиной. Войдя в нее, он посмотрел вокруг себя.
— М-м-м… Джейк, Нед, мисс Смит, Алек, миссис Севард, миссис Фрабиш… а вы — миссис Крамптон, не так ли? Миссис Лопес. Паркинсон, а вы-то какого черта сюда приперлись?
— Дружеское любопытство, ваша честь.
— Вы не друг этого суда, вам здесь не место.
— Но…
— Вы сами выйдете или предпочитаете, чтобы вас вышвырнули?
Паркинсон предпочел выйти сам. Когда дверь за ним закрылась, судья сказал:
— Сперлинг, установите этот аппарат так, чтобы я мог записывать, когда захочу, и можете быть свободны. Алек, вы, похоже, настроены мне возразить,
— Я? Ну что вы, судья!
— Хорошо. В этом дурацком деле нам придется пробираться сквозь густой туман, и ваши возражения не помогут разогнать его. — Судья подошел к бару.
— Алек? Вам джин и тоник, как обычно?
— Спасибо, судья.
— Ах, я и забыл о дамах. Что-нибудь выпьете, миссис Севард? Или лучше кофе? Этот аппарат может приготовить и чай, но не уверен, помню ли я, на какую кнопку для этого надо нажимать. А что смешать для вашей сестры? И ваших кузин? Мисс Смит? Я помню, что вы, бывало, заказывали в Гибралтарском клубе. Ваше вкусы не изменились?
(— Осторожно, босс! Он это неспроста спрашивает.
— Успокойтесь, Юнис.)
— Судья, теперь, когда я в новом теле, мои вкусы несколько изменились. Но я с любовью вспоминаю славный «Глен-Грант», который я пил до того, как мне его запретили врачи. С тех пор я не пробовал ничего похожего, но поскольку здесь решается вопрос о моей дееспособности, то я выберу кофе. Или кока-колу, если ее можно получить от этой вашей козы.
Судья потер нос и задумался.
— Я не уверен, относится ли это к вопросу о вашей дееспособности: мы ведь еще не установили вашу личность. О «Глен-Гранте» вам вполне мог рассказать Джейк. А то, что Иоганн Смит заказывает кока-колу, меня просто шокирует.
Джоанна улыбнулась ему.
— Я знаю, это не в моем духе. Но врачи запретили мне газированные напитки задолго до того, как заставили отказаться от виски. Примерно в то время, когда вы поступили на юридический факультет. То есть если я Иоганн Смит. Если же нет, то прошу меня извинить… поскольку в этом случае я не являюсь подопечным суда и меня здесь не должно быть.
Мак-Кемпбелл задумался еще больше.
— Джейк, вы не хотите предостеречь вашего клиента? Нет, не клиента, вашу… нет, тоже не то. Будь я проклят, если знаю, кто вы. Собственно, это мы и должны установить. Молодая леди, присаживайтесь. Я принесу вам стакан кока-колы. Алек, спросите, что будут пить эти дамы, и обслужите их. Джейк и Нед, угощайтесь сами. У нас с Алеком завтра утром встреча с кое-какими рыбками в Новой Шотландии. И они не будут ждать, пока в этом деле наступит неожиданный поворот. Алек, черт побери вашу ирландскую душу, вы серьезно сомневаетесь в личности этой молодой леди?
— Хм… Судья, вы снова упрекнете меня в желании поучать и неуважении к суду, если я осмелюсь заметить, что ваш вопрос поставлен не совсем корректно?
Мак-Кемпбелл вздохнул.
— Молодая леди, не обращайте на него внимания. Мы жили с ним в одной комнате, когда учились в колледже, и он всегда, когда приходит ко мне в суд, начинает выкаблучиваться. Когда-нибудь я влеплю ему суток тридцать, чтобы он серьезно все это обдумал, а завтра в половине пятого утра я столкну его в очень холодную воду. Как бы случайно.