Часть первая: Высадка
В ушах закололо и стало глухо. Шум движков доносился словно через подушку. Толку с того, что группа сидит в гермокабине, абсолютно никакого, хотя и немного потеплее… В иллюминаторе только облака и проплывающее в редких «окнах» море.
Остальные две группы находятся в громадном грузовом отсеке. Там хоть ноги можно вытянуть и подремать. На посадке меня и троих моих разведчиков сразу же загнали в гермокабину отдельно от всех. Контейнер с аппаратурой привезли на взлётку наш кэгэбэшник и начальник службы специального вооружения. Теперь эту рюкзачину придется таскать мне самому. Принял, провёл контрольный осмотр, расписался в актах и небрежно закинул тяжеленный рюкзак за одну лямку на плечо. Начальник спецвооружения майор Талбухин, увидев мое небрежное отношению к рюкзаку, в котором находилась аппаратура стоимостью в несколько «Волг», попытался заорать и даже раскрыл рот.
— Да прекрати ты, Ваня, — оборвал его особист, — один хрен они смертники.
«Заебись! мы смертники!!!». Хотя, с другой стороны, что еще ожидать — в прошлом моем отряде, где я служил, половина личного состава полегло в один день, когда начался вывод групп через линию фронта.
* * *
Когда наши РЭБовцы натуральным образом «выжгли» посты отдельных радиобатальонов ПВО, а штурмовая и бомбардировочная авиация буквально раскатала приграничные аэродромы, эскадрилья наших АН-12 с разведгруппами на борту прошла на максимальной высоте. Когда авиационные бригады объединенного армейского корпуса всё-таки опомнились и первыми подскочили «бриттовские» «Торнадо», наши летно-подъемные средства были уже над Кандагаром. Десантирование прошло «удачно». Половину групп выбросили прямо на город. Часть разведчиков погибла еще в воздухе. Потом САСовцы, гуркхи и моторизованные батальоны афганской полиции гонялись за нашими РГ СпН в течение нескольких недель. Кого-то накрыло огнем патрульных вертолетов, кого-то загнали чуть ли не до самых гор. Не сдался никто. Связь глушилась на всех частотах «КаэМки» и «Северки» были абсолютно бесполезны.
Я тогда еще сопляком-летёхой, только что выпущенным из Тамбовского Военного Специального Училища, горел вместе с самолетом и орал, выпучив глаза от страха. Самолет, пуская клубы дыма и искря обоими двигателями, падал с высоты нескольких километров вниз. Мелькавшие рядом вражеские истребители поливали из пулемётов и скорострельных пушек, беспомощную тушу самолета. Старший на выводе групп, майор службы воздушно-десантной техники бригады, полз по дюралевому полу, цепляясь одной рукой, и что-то орал мне. Второй руки у него попросту не было — толи её оторвало пулемётной очередью, прошившей насквозь самолет, толи срезало осколками. Синяя летная куртка вся в кровище. Кричит что-то, ползёт ко мне, а я только и могу, что вцепится руками в край скамейки и орать «Пиздеццц», стукаясь челюстью о тыльник АКМ-С, и дикими глазами смотреть на разваливающийся в воздухе самолёт.
— Пехоотиин, — уже еле хрипел доползший до меня майор, — прыгай на хер! всех за борт!
— Как?? — орал я в ужасе, косясь на месиво костей и мяса оторванной руки, — тросы все оборвало на хер! мы же без запасок.
— В-выдирай стабилку! в руке держи, выкидывай ближе перед землей! выпихивай бойцов также, бляя…
Майор начал оставшейся рукой драть куртку на груди, его подкинуло ворвавшимся воздушным потоком. Всё- таки жить хотелось: я заставил себя оторваться от скамейки, отцепить карабин стабилизирующего. Крича на ухо что надо делать, я сдергивал чехлы, всовывал стабилки в руки и выпихивал бойцов в огромную дыру оторванной рампы. Скинул троих. АН начал пикировать и я словно в невесомости завис возле самого края. Нечеловеческим усилием отстегнул карабины грузового контейнера. Самолёт развалился. Я понесся к земле, крутясь и кувыркаясь. Перья и фал стабилизирующего прошли у меня подмышкой, парашют в чехле колотил по морде. Прижал локти, схватил стабилку и чуть ли не разорвал чехол. Зажал распустившийся купол ладонью, вывернул руку, отвел в сторону вторую. Меня перевернуло через голову и я «лег» на воздух. Площадь стабилизирующего купола все-таки полтора метра и в ладони он не поместится. Меня стало заваливать в сторону левой пустой руки. Только б не потерять сознание! Где она, земля? Ни хрена не видно. Как ориентироваться, когда выпускать? Похер. Выпускаю стабилку. Меня дергает за шиворот. Поджимаю ноги, руки с открытыми ладонями перед собой. Нормальное стабилизированное падение, чуть подкручивает. Осколки самолета ушли вниз. В ночном небе где-то гудят и свистят чужие истребители. Очки не успел одеть, болтаются на шее, глаза слезятся. Краем глаза замечаю ниже себя распустившийся цветок купола. Всё-таки кто-то смог раскрыться. Британские летчики устраивают охоту. В воздушных «чернилах» к куполу несутся цепочки трассеров. Бля, ни одного прибора.
Внутри начал трястись «ливер». А похер! будь что будет!
Всё-таки я приземлился нормально и даже ничего не сломал. Основной купол Д- пятого вышел без каких-либо проблём. «Дубище» — надежнейший парашют! Купол пришлось прятать в какой-то ямке, засыпать камнями и бежать, бежать, напрягая все силы, к ближайшим скалам. Скоро сюда прискачут какие-нибудь штатовские «бронекавалеристы» на вертолетах и начнут проческу. А то и «бритты» своих гуркхов подкинут. Поймают они меня, лейтенанта Пехотина, и отрежут своими кривыми ножиками всё что пожелают. Чисто так — на сувениры!
Свою командирскую станцию я включил только на следующий день, просидев несколько часов в каменистой пещере. Спаслось с нашего борта не очень много. Я и сержант Улдугов из второй группы нашей роты — невысокий сухощавый чеченец из Грозного. Через неделю подобрали еще троих разведчиков с других самолетов. Работать начали только через месяц, когда из остатков разбитых и загнанных групп сформировали разведотряд, который возглавил наш уцелевший при высадке замкомбат, неделю водивший за собой роту афганской полиции. Разведотряд назвали «Ильич». Не в честь генерального секретаря, а в память погибшего командира отряда — подполковника Ильича Владлена Игоревича…
Почему наши политики профукали этот Афган? Краем уха от замполитов слышал, что на нескольких пленумах действительно рассматривался вопрос о вводе войск. Ан нет. Ушли от политически незрелого решения.
Пробираясь к перевалу Саланг, оборванный как дервиш в самодельной чалме, и, таща на спине рюкзак убиенного в одной из засад САСовца, я клял себя за то, что не пошел на факультет радиоэлектронной разведки. Или, на худой конец, морской. Там, по крайней мере, вода вокруг. А тут… бррр!!! Агитатор отряда говорит, что наши войска сейчас полностью оккупировали мятежную Румынию, а Краснознаменный Черноморский флот уже провел несколько успешных десантных операций на побережье Египта и Алжира. Чего телятся политики, чего мудрят? Несколько ракет — и шарику земному трындец. На хрена нам такое счастье. Для чего все эти ядерные бомбы и ракеты выдумывали? Нет и всё! Никто не решается. А мы… что мы? Так, блин, мясо.
Разведотряд «Ильич» всё-таки дошёл до перевала, который уже штурмовали подразделения Туркестанского округа. В воздухе была сплошная мясорубка. Мы всё-таки сумели завести на себя и обеспечить посадочные площадки десантникам 57-й одшбр. Штурмовая бригада, при поддержке своих вертолетов, поперла напролом дальше. Мотострелковые полки один за одним вкатывались через перевал и шли дальше и дальше. Нас эвакуировали. Неделю терзали особисты, гоняя по «первичным» и другим допросам. Потом успокоились. В других фронтовых бригадах спецназа потери были ничуть не меньше. Учебки в Песочке под Ленинградом, Тюменская, Печорская, Бакинская Чирчикская, Киевская, Тамбовское училище не успевали поставлять специалистов. Половина учебок были развернуты в первые полгода после начала войны.
Из отряда осталась чуть меньше половины. Да и то большая часть хозяйственные, ремонтные подразделения и связисты центровых станций.
Отдохнув полмесяца в профилактории в наиболее мирном и спокойном уголке СССР — горном Ведено Чечено-Ингушской республики, — я был отправлен на Дальневосточный фронт, где формировалась новая бригада смешанного типа в Петропавловске-Камчатском с отдельным отрядом в городе Палана.
Два отряда в бригаде были морскими, два сухопутными. Также формировался батальон обеспечения вывода и огневой поддержки. Структура для бригад спецназ была новая. Объединенное Командование Войск и Сил в регионе масштабных действий не вело. Так, потихоньку отбили захваченные в первые дни войны Курилы, да отражали воздушные налеты японцев с американцами. Масштабной войны здесь пока не планировалось. Все страны-комбатанты с интересом наблюдали за скучающей армией Китая. Куда повернет многомиллионная НОАК — из того и следует планировать оборону или наступление. Японцы в восемьдесят первом году буквально в первые месяцы войны пытались сыпануть пару парашютно-десантных полков на Южно-Курильск, да самолеты были сбиты еще в воздухе. Курильская дивизия яростно обороняла острова несколько месяцев, находясь практически в воздушной и морской блокаде. Азербайджанцы, дагестанцы, чеченцы, украинцы — основной контингент солдат-срочников дивизии, — частенько бросались врукопашную с малыми пехотными лопатками и штык-ножами на низкорослых японских морпехов. Знания каратэ и дзюдо, отличная экипировка и выучка пасовали перед кинжальным огнем пулемётов «Максим», снятых с хранения, и диких воплей: «Алла Акбар! Мыкола, перейеби его лопатой».
* * *
Старший на выводе групп, офицер ВДС из батальона обеспечения вывода, появился из грузового отсека, осмотрел мою группу и с таинственным видом, словно чего-то опасался, запустил в гермокабину еще одного офицера. Это кто такой? Вроде бы нигде в процессе подготовки у нас не отмечался, хотя лицо знакомое. По-моему из разведывательно-информационного отделения штаба. Он что — вместе с нами на задачу пойдёт? Вновь появившийся офицер деловито осмотрелся и достал из стального ящичка сейфа в углу кабины пухлый бумажный конверт, опечатанный множеством печатей и прошитый в нескольких местах. Конверт он зажал под мышкой и расположился рядом со мной на скамейке.
— Майор Фомин, старпом начальника информационного, — проорал он мне на ухо, представляясь, — я работал по информационному обеспечению вашей группы, сейчас тебя буду в подробности посвящать.
Майор разодрал конверт и протянул мне несколько фотоснимков.
— Изучай! здесь всё самое свежее, что воздушные и космические разведчики собрали.
Твою мать! На доподготовке группы к задаче страдали ерундой. То получали смежные профессии радистов, то заучивали формы допросов, то речи генерального секретаря. На морской подготовке до кровавых мозолей гребли на шлюпках различных типов в составе тройки, изучали надувные плоты и парусное оборудование. Изучали ориентирование и прокладку курсов в море. Мой оперативный офицер на требования достать карты районов предстоящей задачи только разводил руками. КГБшник отряда то и дело появлялся где-нибудь поблизости от расположения группы и чутко «водил носом».
Потом, конечно, кое-что прояснилось. Меня выдернули на изучение специальной аппаратуры, привезённой аж из самого Ленинграда. Модный старший лейтенант с «белогвардейскими» усиками начал меня обучать, втолковывая про какие-то «цепочки». Я чуть с ума не сошёл, и в результате такого «обучения» старлей был послан мной нахер. Второй приехавший из Ленинграда, высокий представительный мужик в неясном для меня звании, ходил в морской тужурке без погон, поступил намного проще. В нескольких словах объяснил назначение прибора: как включается, как выключается, проверяется на работоспособность «тестами», куда вставлять аккумуляторные батареи. Комплекс изучаемой мной аппаратуры отлично помещался в «минёрском» рюкзаке, хотя и весил немало. Основное предназначение — автоматическое прослушивание рабочих частот противника и ретранслирование их на наш приёмный центр. В определённое время с нашего центра подают специальную зашифрованную команду и приборы комплекса вырубают все источники радиоизлучения в радиусе нескольких километров.