— Поль, милый, пожалуйста,отпусти меня, я хочу в туалет, — попросила она. Поль добрался до изголовья кровати и отстегнул наручники. Пэйган побрела в гостиную, пытаясь разыскать одежду. Подбирая ее, она вдруг увидела свое отражение в зеркале, оправленном в бронзовую раму. Лицо было опухшим, глаз почти не было видно; по-видимому, в какой-то момент она сильно ревела.
Она вдруг увидела, что верхний ящик конторки, над которой висело зеркало, полуоткрыт. Глаза ее широко раскрылись, когда она увидела содержимое ящика.
Пэйган молниеносно запустила руки внутрь.
Когда Пэйган доползла до комнаты, уже светало.
— Уже пять часов. И ты жутко выглядишь.
— От тебя так воняет… Где ты была?
— Что случилось?
— Мы зашли в бар, и я здорово перебрала. А теперь отвалитевсе, ладно?! — простонала Пэйган. Она прополоскала рот дезинфицирующим раствором, умылась и свалилась в постель. К завтраку она не вышла, а когда сестра-хозяйка увидела ее опухшее лицо и тусклые, покрасневшие глаза, Пэйган был немедленно поставлен градусник. Температура оказалась нормальной, но Пэйган выглядела настолько больной, что ее на всякий случай поместили на пару дней в школьный изолятор.
5
Через десять дней, однако, сила и жизнестойкость молодости взяли свое. Пэйган сумела убедить себя в том, что она забыла, выбросила из головы этот омерзительный случай и сможет теперь делать вид, будто ничего не было. Как ни странно, но происшедшее никак не повлияло на ее энергию и жизнерадостность, и как-то в воскресенье она подбила подруг взять на часок напрокат сани.
Лошадь цокала копытами по обледеневшим и покрытым снегом булыжникам, причудливый снежный узор между которыми напоминал кружево, а сзади, в красных санях, под старым пологом из меха серебристой лисицы, тесно прижавшись друг к другу, наслаждались поездкой девочки. Трясясь под звон серебряных колокольчиков, прикрепленных к упряжи, они весело махали прохожим. Так они проехали через весь городок и вы-, ехали в поле в направлении Саанена. Когда возница сделал остановку, девочки по очереди садились на его место, брали в руки вожжи и кнут, а Пэйган снимала их своим фотоаппаратом,
Вдруг Джуди, совершенно не умевшая править лошадьми, ни с того ни с сего натянула вожжи, крикнула: «Пошел!» —и щелкнула в воздухе кнутом. К несчастью, кончик кожаного кнута царапнул уже немолодую кобылу по уху. От испуга лошадь попятилась назад. Теперь испугалась Джуди: когда лошадь рванула с места легким галопом, мотая тяжелые сани вправо и влево, она бросила кнут и вцепилась в сиденье возницы. Лошадь, поднимая снег, мчалась вперед; Кейт и Максина бултыхались в санях, стараясь не вывалиться; а Пэйган и возница остались стоять позади на дороге, широко открыв рты.
Впервые за все десять дней Пэйган действительно позабыла в этот момент о той отвратительной сцене. Она бросила фотоаппарат и устремилась вслед за санями, которые лошадь с непривычной для нее быстротой продолжала уносить вперед, мотая их по заснеженной дороге из стороны в сторону.
Когда сани проносились мимо небольшой группы лыжников, один из них ухватился за вожжи и повис, стараясь удержать лошадь. Некоторое время она тащила его вперед, но постепенно замедлила свой бег, и, когда вконец запыхавшаяся Пэйган догнала сани, лыжник уже успокаивал дрожащую кобылу, похлопывая по потной шее и что-то говоря ей на непонятном Пэйган языке.
— Как ты смеешь! —заорала Пэйган на перепуганную и бледную Джуди. — Как ты смеешь бить лошадь! Как ты смеешь заставлять ее мчаться галопом по льду! Марш назад, дура несчастная! — Голова у Пэйган была при этом откинута, ноздри раздувались от гнева, а ее прямой нос обрел властное и надменное выражение.
Озабоченная только состоянием и судьбой лошади и ничем другим, Пэйган взяла из рук незнакомца вожжи, поблагодарила, даже не взглянув на него, и повела лошадь под уздцы назад, навстречу разозленному вознице, который повез их домой.
На улице перед конюшней их дожидался темноволосый, одетый в лыжный костюм человек, выглядевший внешне как весьма уверенный в себе слуга хозяина, обладающего высоким положением. С лицом, на котором не было написано ничего, кроме легкого высокомерия, он подошел к Пэйган и слегка поклонился ей.
— Мой хозяин, Его Королевское Высочество принц Абдулла, хотел бы пригласить вас встретиться с ним в гостинице «Империал».
— А я — королева китайская, — ответила Пэйган, гнев которой все еще не остыл и которая в этот момент отвергала извинения Джуди, не желая даже слушать их.
— Между прочим, Пэйган, Абдулла действительно живет в «Империале», — сказала Джуди. — Когда он приезжает в здешнюю школу, то всегда снимает там два «люкса», одни и те же. Сама я никогда его не видела, но этот человек похож на одного из его телохранителей. — Джуди концом своего бледно-голубого шарфа прикрыла подбородок. — Послушай, я должна идти, мне уже скоро пора быть в «Шезе». Но на твоем месте я бы всерьез отнеслась к этому приглашению. Тебя что, часто приглашают на чай члены королевской семьи? — С этими словами Джуди убежала, с трудом передвигая ноги в тяжелых сапогах.
Помня о горькой истории с Полем, Пэйган не решалась принять приглашение. Она не хотела больше связываться ни с какими иностранцами.
— Ничего не случится, если ты встретишься с ним внизу, в Большом зале, — уговаривали ее подруги. — Пэйган, ведь это же член королевскойсемьи, — добавила Кейт, пока они шли вслед за смуглым человеком в сторону «Империала».
Принц Абдулла, одетый в белоснежный лыжный костюм, сидел, выпрямившись на стуле и горя от нетерпения, в углу Большого зала. Внешне он чем-то напоминал ястреба: такие же расходящиеся в стороны, как крылья, густые брови, зоркий и цепкий взгляд, глаза человека, привыкшего к тому, чтобы ему повиновались. Не поворачивая головы, он одними только глазами следил за приближающимися девочками, потом встал и вежливо произнес:
— Оченьрад, что вы пришли. Прекрасная погода сегодня, не правда ли? — Он говорил по-английски, проглатывая слова, но акцент чувствовался очень слабо.
Принц указал рукой на бархатные стулья вокруг стола. Девочки расселись, и некоторое время разговор шел только о погоде, гостинице и лыжах. Прямая, как шомпол, спина принца, его самоуверенное и почти грозное спокойствие подчеркивали принадлежность к королевскому роду, но как-то странно выглядели у восемнадцатилетнего парня. Пэйган подумала, что, наверное, и сам он лучше и увереннее чувствует себя верхом на арабском скакуне, нежели здесь, в гостинице, на этих старых, обитых зеленым бархатом стульях. Она перевела разговор на лошадей, и принц впервые за все время улыбнулся.
С этого момента двух других девочек для него как будто бы вовсе не существовало.
На этот раз Пэйган ушла от Абдуллы раньше обычного. Но направилась не к выходу из гостиницы, а поднялась на лифте на самый верхний этаж, потом пробежала по последней лестнице и подошла к комнате Ника, в которой успели уже побывать все четыре подруги. Ей повезло, Ник только что сменился с дежурства и был у себя. Она постучала, Ник открыл дверь. Он был в рубашке с короткими рукавами.
— Что, захотелось заглянуть и в трущобу? — холодно спросил он, когда Пэйган вместо приветствия потрепала его по щеке.
— Нет, просто любопытно, почему ты терпеть не можешь Абдуллу. Не думаешь же ты, что мы, все четыре,станем уделять все свое внимание только тебе одному. Особенно когда знаем, что тебя интересует одна лишь Джуди. — Пэйган уселась на кровать, и пружины под ней громко заскрипели. Нику разговор на эту тему явно не доставлял удовольствия.
— Ваша личная жизнь меня не касается.
— Тогда в чем дело, Ник? Что, у Абди уже есть какая-то другая девочка?
— Понятия не имею. И меня это в любом случае не интересует. К тому же даже если бы я что и знал, то тебе бы. не сказал… Но… мы вместе учились в школе, и я могу тебе поклясться, что эта скотина Абдулла — вовсе не то, чем он хочет казаться. Конечно, женщинысчитают его неотразимым. Да он и в самом деле красив.
— Ну не только в этом дело, — с улыбкой сказала Пэйган.. — Интересно и то, как он себя преподносит. Все эти телохранители, развевающиеся балахоны, свирепые черные усы и… э-э-э… всякие предосторожности. — Ей вдруг пришел в голову вопрос, есть ли у Абдуллы официальное разрешение на ношение оружия в Швейцарии. Наверное, он ездит с дипломатическим паспортом и может делать что ему заблагорассудится. Пэйган вздохнула. — Понятьне могу, как это я до сих пор в него не влюбилась. Но вот почему-то не влюбилась. Он занятен, но я от него вовсе не без ума. Не то что ты от Джуди.
— Ну тогда тебе чертовски повезло, потому что Абдулла обращается с женщинами совсем не как джентльмен. Он ими просто пользуется.Я хочу сказать, что сами женщиныего совершенно не интересуют. Он не обращал внимания ни на служанок, ни на сестер своих одноклассников, ни даже на их матерей.
— Ник, но не хочешь же ты сказать, что?..
— Я хочу сказать, что он как-то странно… утилитарен по отношению к женщинам. — Ник не мог найти нужных слов, чтобы показать, что по отношению к западным женщинам Абдулла был холодно-расчетлив. Он ими пользовался. Он у них учился. Но он занимался с ними любовью только для того, чтобы доказать свою власть над ними и свое превосходство над мужчинами из их собственного племени.
— Ник, он подозревает абсолютно каждого.Подозревает, что его как-то используют, что его могут убить, и во всем прочем, что только приходит в голову этим принцам, — возразила Пэйган, решившая, что в Нике заговорила самая обыкновенная ревность.
— Вот такое сочетание угрозы и способности очаровывать женщин и находят неотразимым, — расстроенно и с оттенком зависти произнес Ник.
— Должна ли я понять тебя так, что, с твоей точки зрения, Абди нарочно играет со мной в кошки-мышки? Что он просто хочет заставить меня страдать?
— Пэйган, забудь на минуту об этих дурацких любовных играх и послушай, что я тебе говорю.
Вы мне очень нравитесь, все четыре, и ты знаешь, как я отношусь к Джуди. Но я твой друг.Я бы никогда не стал никого из вас как-то использовать. А Абдулла делает именно это. У него нет уважения к людям, он не понимает, что такое благородство, и он… не джентльмен.
Пэйган откинула голову назад и расхохоталась.
— Ник, дорогой, — сказала она, — ты рассуждаешь, как старая тетушка! Скажи еще, что я должна носить трусики не из эластика, а из колючей проволоки!
Пригласит ли ее Абдулла на бал в День святого Валентина? Именно это больше всего волновало и Пэйган, и всю школу. Абдулла редко показывался на публике, особенно после того, как однажды в воскресенье он захотел покататься с Пэйган на санях и какой-то уличный фотограф заснял их во время этой прогулки. Негатив был немедленно продан журналу «Пари матч», и через сутки снимок появился в газетах всего мира.
Раз в два дня Пэйган стали доставлять целую охапку высоких красных роз. Визитной карточки в букете никогда не было. "Ты же говорила, что красные розы — это вульгарно», — поддела ее как-то Кейт, за что в нее немедленно была запущена подушка. После того как в школу привезли третью подобную вязанку, Пэйган вызвали в кабинет директора, и там ей было сказано, что она не должна впредь принимать эти букеты. Месье Шарден был необычайно возбужден и говорил очень взволнованно. В половине статей, посвященных светской хронике, в газетах всех стран Европы упоминалась его школа. Реклама была ему полезна, но выразить свое неодобрение он все же считал себя обязанным.