— Вытащили, — сказала я тебе, когда носилки были наконец осторожно опущены на пол.
— Она всё ещё без сознания? — только и спросила ты.
— Кажется, да...
Мы поехали следом за скорой, увозившей Наталью Борисовну в больницу. Белая "газель" с красным крестом мчалась с мигалкой и сиреной, и Александра не отставала от неё. Я на заднем сиденье просто молча держала твою руку в своих, тихонько поглаживая. Слов не было.
Потом — ожидание в вестибюле. Бесконечное, тревожно-тоскливое, страшное и ледяное. Ты облизнула пересохшие губы.
— Водички не хочешь? — спросила я. — Я схожу, куплю...
Ты только коротко качнула головой: нет. Я растерянно умолкла, но Александра шепнула мне:
— Сходи, солнышко, купи.
Август распростёр над моей головой седые крылья, неумолимый и равнодушный. Дышал холодом в спину, когда я вышла к киоску купить бутылку минералки, шуршал колёсами машин и душил запахом выхлопных газов. Уличная атмосфера невыносимо давила на грудь.
Ты всё-таки выпила воды, следом попросила бутылку и Александра. Сделав несколько глотков, она утёрла губы и сказала:
— Спасибо, Лёнь.
Её взгляд, усталый и тревожный, всё равно был ласковым.
Наконец пришёл врач, и мы всё узнали. У Натальи Борисовны был тяжёлый инсульт, кровоизлияние — крайне серьёзное, и выживет ли она, должна была показать эта ночь.
— Можно к ней? — спросила Александра. — Мы родственники.
Врач покачал головой.
— Она в реанимации, туда пока никому нельзя. — И добавил: — Мой вам совет: езжайте домой, поспите. От того, что вы будете тут изводиться, вашей маме лучше не станет. Да и запрещено находиться в отделении ночью. Вам позвонят, если что.
Александра попыталась сунуть взятку охраннику, чтобы он позволил ей остаться в больнице на ночь, но тот оказался неподкупным:
— Вы что! Если узнают, меня ж по головке не погладят. У меня и так уже нарекания есть, ещё одно — и всё, уволят... Нет уж, извините. И не суйте мне ваши деньги. Могу вообще работы лишиться, а мне это не надо.
Август, одевшись в синие сумерки, превратился в одинокую холодную дорогу, по которой мы ехали втроём: я, ты и твоя сестра.
— Ян, можно, я сегодня останусь с тобой? — спросила я.
Твоя рука благодарно сжала мои пальцы.
— Останься, птенчик. Если тебе не трудно.
Мне было не трудно позвонить домой и сказать, что я сегодня не приду ночевать. Но трубку взяла Светлана, и мне, конечно, не удалось быстро закончить разговор. Моим кратким объяснением она довольствоваться не хотела:
— Что я твоему отцу скажу?
— Так и скажете: осталась у подруги, — сухо ответила я. — У неё мама в реанимации, надо её поддержать.
Пауза, и ядовитый голос маман змейкой вполз мне в ухо:
— Знаешь, дорогуша, что-то я уже не очень верю этим отговоркам... Врёшь ты складно, конечно, но мне тут на днях Димасик такое про тебя сказал... кхм... что ты... в общем, не той ориентации. И вы с этой своей подругой таким занимаетесь... мне даже сказать стыдно.
Я открыла было рот, но она меня перебила:
— Нет, и не говори мне ничего. Димасику я верю, он не станет врать. Он сам вас в клубе видел, вы даже не скрывались, а наоборот, всячески выпячивали это своё... непотребство.
Что ж, мои опасения насчёт Димасика сбылись. Удивительно, что он только сейчас проболтался, мог ведь и сразу всё матери выложить.
— Слушайте, Светлана Викторовна, — сказала я холодно. — Вы мне не мать, а, в общем-то, посторонний человек, и моя личная жизнь вас не должна касаться. Тем более, что я уже давно не подросток, у вас и у отца на шее не сижу, сама зарабатываю, и вы как бы не вправе мне указывать, как я должна жить.
— Угу, конечно, — язвительно пропела маман. — А как же уважение к семье, м? Меня ты считаешь чужим человеком — ладно, Бог с ним. Но хоть отца-то своего таким поведением не огорчала бы!
— А разве отец знает? — Мда, час от часу не легче.
— Нет, но узнает, — заявила Светлана. — Потому что лучше я ему скажу, чем кто-то чужой... А это возможно, потому как вы с этой своей... с позволения сказать, подругой не особо скрываетесь. Димасик сказал, что это какая-то рок-музыкантша... она, наверно, и наркотиками балуется? И тебе пробовать даёт? Смотри, дорогая, доиграешься!
Какое она имела право, не зная тебя, не имея понятия о том, какая ты и что ты делаешь, говорить о тебе в таком тоне?!
— Идите, Светлана Викторовна, к такой-то матери, — сказала я тихо, но отчётливо и жёстко. — И Димасика вашего засуньте себе... сами знаете, куда. Всего доброго и спокойной ночи.
Я положила трубку и соскользнула по стене на корточки, обхватив себя руками. Меня била неукротимая дрожь.
Ты с Александрой сидела на кухне и пила чай. Обводя взглядом прихожую твоей квартиры — просторную, с красиво отделанными терракотовой плиткой стенами, огромным зеркалом со светильниками и большим стенным гарнитуром, — я чувствовала себя здесь дома, как ни странно. Здесь была очень уютная и хорошая атмосфера, какая-то спокойная и мягкая... не то, что у меня. Мне просто до тоски, до воя и крика хотелось здесь остаться. Если не навсегда, то хотя бы на эту ночь.
Я открыла дверь и остановилась на пороге кухни. Она была раза в два просторнее, чем в моей "хрущобе", и была оформлена и обставлена в светлых тонах — белом и кремовом. Даже на полу лежала белая плитка с кремовым узором. В этом светлом и радостном пространстве мне хотелось проводить с тобой вечера за чашкой чая или кофе, готовить тебе еду, смотреть кухонный телевизор. Это был дом, в котором мне хотелось жить.
— Ну, что? — спросила Александра. — Позвонила?
— Да, — проронила я в ответ. — Предупредила.
Видимо, вы с сестрой ничего не слышали. Ну да, говорила я довольно тихо, а вы могли быть заняты и своим разговором. Ну и ладно...
Твоя квартира была трёхкомнатной. В одной из комнат располагалась домашняя музыкальная студия — со звукоизоляцией, кучей музыкальной аппаратуры и инструментов. Был даже микшерный пульт. Как ты со всем этим справлялась вслепую, я представить себе не могла, и мне это казалось волшебством и мистическим чудом. Может, у тебя и в самом деле было какое-то альтернативное зрение — на пальцах, например. Или ты видела непосредственно мозгом...
— Спать, мои птенчики, — сказала Александра. — Сейчас отдыхайте, а утром будем узнавать, как там мама.
— Да какой уж тут сон, — проговорила ты.
— Ну, хотя бы ты ложись, Лёнь, — вздохнула твоя сестра. — Тебе завтра на работу?
— Вообще-то, да, — вспомнила я.
— Ну, вот и иди отдыхать.
Но мне было не до сна. Реальность атаковала двумя фронтами: с одной стороны, беда с твоей мамой, с другой — ситуация у меня дома. Что ж, Димасик... Устроил мне подляну, хотя, если строго разобраться, я с него обета молчания не брала. Но не за себя мне было обидно, а за тебя: чёрт со мной, но вот очернения твоего имени я вынести не могла. Всё что угодно, только не это. Они умудрились заочно записать тебя в наркоманки, хотя какие могли быть наркотики, если ты работала в школе, с детьми?! Просто дурацкий стереотип: если рок-музыка, то непременно рука об руку с наркотиками или алкоголем. А иногда с тем и другим сразу. Не спорю: такое среди музыкантов бывает, и нередко, но ты — исключение. Тебе не нужно было туманить себе мозг разными веществами, чтобы находить вдохновение или расслабляться. В тебе самой был свет.
Закрывшись в своей студии, ты что-то наигрывала на гитаре: ты часто так делала, когда тебе было плохо или грустно. Мне было постелено на раздвинутом диване, но я ворочалась с боку на бок, глядя на полоску света из кухни, где бодрствовала Александра.
Стоя у форточки, она курила тонкую сигарету. Жакет висел на спинке стула, рукава её белой блузки были закатаны до локтей, две верхние пуговицы расстёгнуты.
— Ты чего? — спросила она, когда я подошла к окну.
— Не спится... — Я вздохнула, обхватив себя руками.
— Тебе свет мешает? Или музыка? — Александра стряхнула пепел, выпустила в форточку дым.
Я отрицательно качнула головой.
— Да так... Свалилось просто всё разом. Наталья Борисовна... и дома вот теперь...
Я осеклась и умолкла, а твоя сестра нахмурилась:
— Что у тебя дома? Договаривай, раз уж начала.
Пришлось признаться:
— Там узнали, что я... В общем, про нас с Яной. Мой сводный братец сдал меня.
— Мда, — Александра потёрла подбородок. — Послал же тебе Бог родственничков... Слушай... Пока мама болеет, с Яськой некому остаться. Она, конечно, у нас самостоятельная очень, но покушать приготовить, постирать, убрать... Да мало ли, что ещё. Всё это кому-то надо делать. Перебирайся-ка ты на время сюда, м? Пусть семья там поостынет малость. И тебе спокойнее: на мозги капать не будут.
Это была хорошая идея. Да что там хорошая — просто замечательная. Жить с тобой? Я обеими руками была за. Пусть и временно, но... хотя бы так. Тем более, что дома меня не ждало ничего хорошего.
— Давай, сходи завтра за вещами, — убеждала меня Александра. — Могу с тобой съездить, помочь их перевезти. Ну, и для моральной поддержки. Если будут на тебя наезжать, я им быстро рот-то закрою.
В том, что Александра могла закрыть рот кому угодно, я не сомневалась. Она за словом в карман не полезет, не будет стесняться и отмалчиваться, как я. Да и вообще... Рядом с ней я ощущала себя, как под крылышком у ангела-хранителя.
Но был ещё один вопрос:
— А мой компьютер?
Своего железного друга я не могла бросить: на его жёстком диске была вся моя писанина.
— Не проблема, — сказала Александра. — Заберём и твой комп. Интернет здесь есть, если что, вторую машину подключить — запросто. Ну, решено?
Я кивнула. Александра улыбнулась и шутливо ущипнула меня за нос.
— Вот и хорошо. А теперь — спать.
После этого разговора у меня немного посветлело на душе, беды немного отдалились, и стало казаться, что я со всем справлюсь... если не одной левой, то как минимум без кровавых потерь. Выпив налитый мне Александрой стакан кефира, я снова улеглась. Тёплая дрёма уже начала ко мне подкрадываться, когда кто-то забрался под одеяло, прижался сзади и обнял меня. Нащупав рукой стриженую ёжиком голову, я повернулась к тебе лицом и встретилась с твоими губами.