— Если уж знакомиться, так со всеми, — засмеялась Оля.
Паша провёл нас к музыкантам — в маленькую прокуренную комнату, похожую больше на подсобку, чем на гримёрку: здесь была собрана куча старой мебели и разного хлама. Мы застали группу за перекусом и расслабоном: на столике сгрудились тарелки с едой, из напитков — кофе, чай, сок, минералка. А для расслабления — пара бутылок водки.
— Здорово, Димыч, — поприветствовал фронтмена Паша. — Выступление — улёт полный. Молотки! Гы-гы-гы!
Они обменялись рукопожатием. На нас музыканты отреагировали весьма вяло. Выглядели ребята усталыми.
— О, девчонки, — только и сказал Димыч, длинноволосый, широкоплечий парень в кожаной куртке и пижонских ковбойских сапогах. — Привет. Выпьете?
Оля с Ларисой не отказались, а мы с Ритой решили, что нам уже хватит на сегодня. Блондинка и рыженькая восторженно взирали на Димыча: в их глазах он был идеалом рок-музыканта. Светло-русая грива волос падала на широкие кожаные плечи его куртки, а ясное и гладкое, светлоглазое лицо с пухлым и чувственно-капризным ртом когда-то принадлежало мальчику-лапочке, над которым восторженно умилялись воспитательницы детского сада. Сейчас мальчик вырос и возмужал, но что-то неуловимо детское и мягкое в его лице сохранилось.
Что до меня, то я не сводила глаз с тебя: ты сидела в старом офисном кресле, закинув одну ногу в тяжёлом ботинке на табуретку и держа в руках кружку с чаем. В желтоватом свете лампочек твои волосы, подстриженные по-мальчишески коротко, отливали золотом и медью. Вообще их цвет я бы определила как средне-русый, с лёгким рыжеватым оттенком, а в чёлке красовалось несколько обесцвеченных прядей. Тебе очень шла такая стрижка: с ней твоя голова выглядела аккуратной и кругленькой, подчёркивалась длинная шея и изящная линия подбородка. Зеркальный щиток тёмных очков поблёскивал, а на бронзовых от загара руках золотился светлый, чуть приметный пушок. Тонкое запястье отягощали массивные чёрные часы с кнопками и надписью "Talking". Это были специальные говорящие часы для незрячих и слабовидящих. Однажды отец купил себе такие, чтобы узнавать время без очков.
Заметив направление моего взгляда и оценив степень его зачарованности, Димыч как-то странно и многозначительно двинул бровями, а потом обратился к тебе:
— Ян, по-моему, с тобой хочет познакомиться красивая девушка.
Ты приподняла голову и без улыбки проговорила:
— Если б эта девушка что-нибудь сказала, было бы замечательно.
Звук твоего голоса — уже будничного и разговорного — отозвался во мне какой-то сладкой тоской. Он звучал по-родному, тепло и просто, и мне стало уютно и хорошо... а все слова вылетели из головы.
— Она что у вас — немая? — засмеялся Димыч.
А второй гитарист Ваня, с шапкой рыжих кудрей и жидкой козлиной бородёночкой, добавил, весело вытаращившись на меня:
— Не дрейфь, Яна у нас не кусается... Ну, по крайней мере, пока я за ней такого не замечал.
Всё, что я смогла сказать, было:
— П-привет...
— Привет, — ответила ты дружелюбно, повернув лицо на звук моего голоса. — Как тебя зовут?
Я назвалась. И, чуть-чуть осмелев, добавила:
— Мне очень понравилось... Выступление просто шикарное.
В уголках твоих губ наметилась улыбка — чуть-чуть усталая.
— Спасибо, — сказала ты.
Это была искренняя благодарность — в ответ на мою же искренность, с которой я выразила свои чувства. Внезапно растеряв почти весь словарный запас, я могла вложить своё восхищение только в голос. И твоё чуткое ухо всё уловило правильно.
Обращённая к тебе фраза Димыча "с тобой хочет познакомиться красивая девушка" слегка насторожила меня и осела в сознании, ожидая своего часа. А пока ребята вернулись на сцену — к бурной радости публики, встретившей их восторженными воплями и вздёрнутыми в воздух "козами" из пальцев. Я смешалась с толпой, готовясь снова отдаться твоему голосу.
Музыка мощно потрясла пространство, как взрыв. Вы грянули "утяжелённую" версию "While My Guitar Gently Weeps", но с Димычем в качестве вокалиста. Песня была великолепна — классика рока, как-никак, но я-то хотела услышать тебя! Подавив лёгкий осадок разочарования, я наслаждалась тем, что было — твоим соло на гитаре. Ты играла, как зрячая, только с небольшим характерным отличием — твоя голова была поднята, а невидящий взгляд под очками устремлён куда-то вдаль и вверх.
А потом был сюрприз. Когда вопли стихли, ты сказала в микрофон:
— А сейчас будет баллада, ребята. Это подарок одной девушке, которая находится в клубе. Но пусть её имя останется тайной.
От этих слов я застыла столбом, чувствуя, как внутри разливается тепло, а по коже в то же время бежит холодок. Тебе подали акустическую гитару, и я просто умерла на время от тихой и грустной нежности, заструившейся из-под твоих пальцев. Умерла и попала в рай, заблудившись на его тропинках.
За веком век,
В путях туманных сбиты ноги.
И сталь небес холодным ветром гладит грудь.
Растает снег,
И вновь — в объятия дороги
Я брошусь. Свет в окне оставить не забудь...
Хоть ты и не назвала моего имени, я чувствовала, знала: ты поёшь для меня. Но мы перекинулись всего парой слов — почему же ты решила, что я достойна такого подарка? Это до сих пор остаётся для меня тайной. Вокруг качались огоньки зажигалок, топтались танцующие под "медляк" парочки, а я, не чуя под собой ног, уплывала на волнах твоего голоса в ласковую даль.
В тот день я вернулась домой в четыре утра. Отец, конечно, не спал, ждал меня. Пил на кухне чай. Подсев к столу, я подпёрла хмельную голову руками и сказала:
— Всё классно, пап.
Ноги болели, а сердце ныло от странной тоски.
Всё было ещё впереди.
3. Свет в окне
"Свет в окне оставить не забудь" — эта строчка из твоей песни застряла в моей памяти накрепко. Не зная о тебе совсем ничего, я цеплялась за неё, как за соломинку. Я не решалась искать тебя, и всё, чем я могла прогнать тоску, накрывшую моё сердце после того концерта — это песни Джеффа Хили. Я открыла его для себя с твоей подачи, и в моём сознании он с тех пор тесно ассоциировался с тобой. У него были такие же зрячие пальцы, как у тебя.
Нашей новой встрече опять невольно поспособствовала Рита. У неё снова "срослось" выступление в том же клубе, и она, конечно же, не могла не пригласить меня на такое событие. Я задумалась: а выдержу ли я это после двенадцатичасовой смены в книжном магазине? По вечерам у меня так жутко ныли ноги... Тут не очень-то до танцев — до кровати бы добраться.
Мы пили на кухне чай. Моя подруга, задумчиво подперев рукой голову, мешала сахар в своей чашке.
— А кто ещё выступает? — поинтересовалась я у Риты.
Рита назвала пару незнакомых мне имён и добавила:
— И ещё будет Яна — ну, помнишь, та слепая девушка-гитаристка?
Я почувствовала, что проваливаюсь в сладкую и гулкую бездну. Помнила ли я? Да не проходило и дня, чтобы я тебя не вспоминала. Я ещё сама не разобралась в природе своих чувств к тебе, просто безотчётно хотела снова тебя увидеть и услышать твой такой тёплый и родной голос.
Звон чайной ложечки вернул меня к реальности. Рита, свесив на стол длинные тёмные волосы с мелированными прядями и опустив густые чёрные ресницы, смотрела в свою чашку. Ведь она очень симпатичная девушка, подумалось мне. И почему она до сих пор никого себе не нашла? Ну ладно, я со своими заморочками — но она-то? Тёмные волосы и голубые глаза — достаточно редкое и красивое сочетание. И фигура очень даже...
Поймав себя на том, что опять оцениваю Риту не так, как должна бы оценивать обычная подруга, я поспешила отогнать эти мысли — как будто Рита могла их прочитать и что-нибудь заподозрить. Этими "заморочками" я не делилась даже с ней, хоть мы и знали друг друга уже целую вечность.
— А, та рок-группа? — проговорила я вслух. — Помню, помню.
— Нет, насколько я знаю, Яна будет одна, — сказала Рита. — Вместе они, кажется, уже не выступают.
Мне было грустно это слышать.
— Жалко. А что у них случилось? Разногласия?
Рита грустно обмакнула печенье в чай, пальцем другой руки водя по голубым клеточкам клеёнки на столе.
— В июле у них солист погиб, — сообщила она со вздохом. — На мотоцикле разбился. А у гитариста — ну, рыжего такого, с бородкой — проблемы с наркотиками. Попал с передозировкой в больницу.
Я сидела, придавленная этими печальными новостями, забыв о своём чае. Пространство моей тесной кухоньки, где можно было взять чайник с плиты, не вставая из-за стола, стало как будто ещё теснее, давя на меня со всех сторон могильным холодом. Димыч, этот длинноволосый парень с детским лицом... Мне представился перевёрнутый разбитый мотоцикл и распростёртое на дороге тело, застывшее в неестественной безжизненной позе. Кровь на мокром асфальте. Меня невольно передёрнуло, по плечам пробежал озноб. А этот рыженький... Ваня, кажется. С виду и не скажешь, что он что-то принимал... На наркомана он был не похож, разве только худоба... Но мало ли просто худых и жилистых от природы людей! Впрочем, в целом я не слишком удивилась. Среди музыкантов и вообще творческих людей такое — не редкость.
Я сидела притихшая, а Рита уронила кусочек размокшего печенья в чай, беззвучно выругалась и принялась вылавливать его ложечкой.
— Да, вот такие пироги, — вздохнула она. — Ну, так как? Придёшь в четверг?
— Я попробую, — усмехнулась я. — Правда, я работаю с девяти утра до девяти вечера... Не знаю, какая я буду после смены. Но попробую прийти.
Рита просияла и полезла в сумочку. Шлёпнув передо мной на стол яркую глянцевую бумажку, улыбнулась:
— Тогда вот флаер, вход будет бесплатный до одиннадцати вечера.
"Свет в окне оставить не забудь". Да простит меня Рита: совсем не ради её выступления я согласилась мучить в клубе усталые за долгий рабочий день ноги. Меня манил твой свет и твой голос. Я никогда не думала, что такое может быть: услышать голос и понять, что его обладатель — твой родной человек. Я вспоминала золотистый пушок на твоих загорелых руках и представляла себе, как эти руки касаются меня. Я даже могла силой своего воображения ощутить тепло твоих ладоней, а линия твоего изящного и округлого затылка, переходящая в линию шеи, заставляла что-то сжиматься в низу моего живота.