Кайден входит в кафе, и несколько людей за столами быстро поднимают взгляды на него. Были слухи о нем, которые прошли по маленькому городу, и которые были ужасными. Я борюсь с тем, чтобы не врезать каждому человеку, который пялится на него.
Он в пальто и, снежные хлопья застряли в его влажных волосах. Он одет в старые джинсы с дырками, и черные ботинки. Рождественские огоньки, которые украшают окна, отражаются в его глазах, и делают его взгляд красным, вместо зеленого. Его взгляд пробегает по помещению, но пропускает меня, и потом он идет к кассе, где сидит старая официантка с седыми волосами и сеткой на голове, приветствуя его за прилавком.
— Келли, на что ты пялишься? — Сет прослеживает мой взгляд, и затем его глаза расширяются. — Ох...
Такое ощущение, что ноги не принадлежат мне, поскольку я сгибаю колени и встаю. Когда я уже на ногах, взгляд Кайдена застревает на мне. Мы смотрим друг на друга через все кафе, столы, стулья, люди – все испаряется. Он скрещивает руки на груди и сжимает губы, до того как качает головой. Он оборачивается, когда официантка отдает ему пакет на вынос. Я не уверенна, что это значит, но мне нужно поговорить с ним.
— Сейчас вернусь, — говорю я и иду к Кайдену, который оплачивает заказ официантке.
Сет ловит меня за рукав и тянет немного назад.
— Будь осторожна, Келли.
Я киваю, не уверенная в том, что он имеет в виду, быть осторожной с Кайденом или с самой собой. Он отпускает мой рукав, и я обхожу столы. Кайден засовывает кошелек в задний карман, когда я подхожу к нему, и пластиковый пакет уже в его руке. Его челюсть напряжена, когда он берет несколько салфеток из металлического диспенсера, не глядя на меня.
— Привет, — говорю я, вновь расстраиваясь из-за моего такого слабого приветствия.
— Привет, — бормочет он, заталкивая салфетки в пакет.
— Я... Я просто хотела подойти к тебе и узнать как у тебя дела. — Делаю вдох, потому что нервничаю и забываю дышать.
Его взгляд поднимается ко мне, и я отступаю назад из-за того, что они полны холода.
— Я в порядке.
— Это хорошо. — Мое горло сжимается, уменьшая поток воздуха, и я не знаю, как на это реагировать. Он направляется к двери, а я следую за ним. — Кайден, подожди.
Он не останавливается, толкая резко дверь и открывая ее. Я знаю, что должна остановиться, но не могу заставить ноги перестать двигаться. Быстро выхожу на улицу за ним, обнимая себя руками, когда ветер обдувает мои обнаженные руки.
— Может нам нужно поговорить? — намекаю, прежде чем он открывает дверь черного Мерседеса его матери.
Он делает паузу, качая головой, потом оборачивается ко мне.
— Келли, я должен идти. У меня есть дела, которые нужно сделать сегодня.
Обхожу сзади автомобиль по слякоти и лужам, не готовая сдаться.
— Ты остаешься здесь, в своем доме?
Он бросает пакет с едой между консолью и пассажирским сиденьем.
— Да, куда я могу еще пойти?
Вода просачивается сквозь мою обувь, и она очень холодная.
— Ты можешь остаться у меня.
Его глаза фокусируются на мне.
— И что потом? Твоя мать просто поприветствует меня?
Я смущаюсь, и это не то, что нужно делать, но я не могу придумать, что сказать.
— Мне все равно, что думает моя мама.
Он трясет головой, и приседает, садясь в машину.
— Келли, я не могу остановиться в твоем доме, только не после того, что произошло.
Почему у меня такое чувство, будто он имеет в виду не мою мать, а наши отношения?
— Пожалуйста, не убегай, — говорю я гневно. Больше не могу думать рационально. Я обегаю машину и открываю дверь со стороны пассажира, настраиваясь на то, чтобы заставить его чувствовать себя лучше. Каким-то образом. Просто нужно найти каким. Внутри машины пахнет им, и я вдыхаю запах, убирая пакет с едой, сажусь и закрываю дверь. — Я не хочу, чтобы ты туда возвращался.
Качая головой, он хлопает дверью и регулирует спинку сиденья, давая себе больше места. Он встречается со мной глазами, и в них я вижу пустоту.
— Келли, я никогда и не уезжал отсюда по правде. Просто сбегал на какое-то время. — Он поворачивает ключ в замке зажигания и двигатель оживает. — Моего отца больше нет здесь.
Я встряхиваю головой.
— Где он?
Он поживает плечами, кусая губы и глядя в окно на дверь магазина.
— В командировке, думаю.
Я хочу спросить у него... хочу знать, имеет ли он какое-нибудь отношение к этому.
— Кайден, он...
— Слушай, Келли, — он перебивает меня, его взгляд ломает меня внутри. — Мне нужно идти. Мне нужно доделать кое-какое дерьмо.
Сглатываю, все мои внутренности дрожат.
— Пожалуйста, поговори со мной, — шепчу я, сдерживая накатывающие слезы.
Он вдыхает через нос, и его грудная клетка поднимается, а потом опускается, когда он выдыхает. Его рука бледнеет, сжимая руль, и я клянусь, что могу слышать биение его сердца.
— Я... — Его дыхание учащается, когда он начинает говорить.
Упираю локоть в приборную панель, прикладывая ладонь к его щеке. Он вздрагивает, но остается неподвижным, смотря на меня. Мое сердце бьется страстно, посылая адреналин по всему телу. Я не знаю, что делаю, и не знаю правильно это или нет. Все, что я могу, это надеяться достучаться до него.
— Ты ведь знаешь, что можешь рассказать мне все? Я пойму. — Он сглатывает, когда я большим пальцем провожу по его щеке. У него по-прежнему щетина, будто бы не брился. Его кожа грубая под моими прикосновениями. — Пожалуйста.
Он качает головой.
— Я... я не могу.
— Да, да, ты можешь. — Наклоняюсь, желая быть ближе к нему. — Я помогу тебе.
Как ты помог мне.
Его теплое дыхание доноситься до моей щеки, и оно ускоряется, когда его взгляд опускается на мои губы.
— Келли, я... — он быстро приближаться ко мне, и обрушивает свои губы на мои. Я вмиг раскрываю свои губы, и позволяю его языку проникнуть внутрь, испуская сдерживаемый выдох. Я скучала по этому... по нему... больше, чем могу себе признаться. Он нужен мне. Так сильно.
Я хватаю его за рубашку, в то время как он тянет меня за шею, придвигая ближе, целуя меня, изучая мой рот своим языком грубыми, почти отчаянными, движениями. Его другая рука движется и лихорадочно хватается за мое бедро. Консоль упирается мне в живот, но мне все равно. Я просто хочу целовать его без остановки. Я никогда не хочу отпускать его и не хочу, чтобы он отпускал меня. Он так нужен мне.
Но потом он отпускает меня, дыхание сбившееся, а челюсти сжаты. Когда он смотрит на меня – его глаза холодны.
— Ты должна уйти... Извини, Келли. — Он выглядит так, как будто может сейчас заплакать. — Я не могу быть с тобой.
Я уверяю себя, что это потому, что ему больно, но неожиданно я возвращаюсь в старшую школу, возвращаюсь к тому времени, когда была никем, возвращаюсь к девушке-невидимке, которая погрязла в позоре.
— Фрик, — выкрикнула как-то Дейзи, когда я шла по коридору с низко опущенной головой. — Никто не хочет видеть тебя.
Я спешила по коридору, прижимая книги, и выбежала на улицу. Все бежала и бежала, пока не оказалась благополучно под трибунами рядом с футбольным полем, где никто не мог меня видеть. Я засунула два пальца себе в рот и давила на горло, пока не опустошиться мой желудок от обеда. Затем я села в грязь и наблюдала сквозь сиденья за тренирующейся футбольной командой, мечтая о том, чтобы я навсегда могла остаться здесь.
Moе дыхание сбивается, когда я выхожу из машины в снег на зимний воздух. После того как я захлопываю дверь, шины прокручиваются в грязи, и он уезжает не обернувшись. Даже притом, что я хочу последовать за ним, я разворачиваюсь и иду с низко опущенной головой.
Кайден
Я официально заявляю, что я самый большой мудак в мире, выезжая с парковки. Пренебрежительно обошелся с самой грустной девушкой в мире, и не один раз, а два, и вдобавок ко всему – поцеловал ее. Я чертов идиот. Я вижу, как она смотрит на машину, когда выезжаю со стоянки на дорогу, ее голова опущена, и вероятно она чувствует себя дерьмово.
Но это для ее же блага, это то, что я продолжаю говорить себе. Однажды, она вспомнит все это и будет радоваться, что ей не пришлось иметь дело со мной всю жизнь. Мое бремя и мои проблемы должны касаться только меня, одного меня.
И все же... целовать ее снова было огромной проблемой. Я отдаляюсь от кафе, слякоть брызгает на лобовое стекло, когда я лечу вниз по главной дороге на машине моей матери. Мое сердце бьется глухо, летя так же быстро, как и машина, а губы горят от ощущения поцелуя. Внутри машины витает ее аромат, и я не могу перестать думать о том, как хорошо она пахнет, когда я приближался к ней, и какого это чувствовать, прикасаясь к ней.
Я никогда не должен покидать этот дом. Мама была пьяна и захотела что-нибудь съесть. Мне не хочется, чтобы она водила в нетрезвом виде, поэтому и согласился съездить. Но появиться в публичном месте было плохой идеей. Я знаю много людей, и многие осуждают меня. И потом…Келли была там... И видеть ее...
Слезы грозились вытечь из глаз, когда я оставлял ее около из кафе, но боль и печаль заставляют меня хотеть остановиться. Я не могу позволить чувствам вылезти наружу, ни тогда, когда у меня нет способа отключить их. Потом я буду иметь с ними дело и не смогу справиться. Но мои глаза продолжают наполняться водой, и становится чертовски сложно видеть. Все это кажется таким белым и сентиментальным, что я не могу сфокусироваться на дороге. Я должен остановиться, узел сжиматься в груди еще больше.
Держась за руль, я нагибаюсь к бардачку, надеясь, что у мамы есть там отвертка или что-то острое. Мне просто нужно быстрое решение временно отключить чувства. Я продолжаю смотреть на дорогу, копаясь в бардачке. Есть куча бумаг, тюбик губной помады, пакетик освежителя воздуха.
— Блядь! — Здесь нет ничего острого. Я захлопываю крышку бардачка и сажусь вовремя, потому что впереди стоит маленькая голубая машина, остановившаяся посреди дороги, из которой валит дым.
Я нажимаю на педаль, и тормоза машины визжат до полной остановки. Снег и слякоть разбрызгивается в стороны, когда задняя часть машины теряет контроль и ее заносит. Машина останавливается в футе от столкновения.
Я бью ладонями по рулю. Я теряю контроль над всем... над чувствами, и в конечном итоге это может убить.
Только я не уверен, бояться мне этого или радоваться.
Глава 7.
Не думать долго о многих вещах
Кайден
Прошло около полутора недель после моей выписки, и я чертовски взбешен. И шокирован. И во многих вещах до сих пор не могу разобраться. Последний раз я видел Келли, когда оставил ее в том кафе. С тех пор как сбежал от нее, она несколько раз пыталась мне позвонить, присылала сообщения, но я не отвечал.
Все время торчать дома тяжко, и немного уныло, особенно учитывая, что вчера было Рождество, которое никто не заметил. Хотя так было всегда. Мама избавилась от всех ножей, бритв и любых других острых предметов. Не уверен, ради отца или ради меня. Мой старший брат, Тайлер, тоже до сих пор здесь. Похоже, он потерял работу и жилье, поэтому теперь обосновался в подвале, где мы прятались, будучи детьми. А еще он пьет не меньше нашей матери. Отец ни разу не объявлялся после моего возвращения. Мама уверяет, что он в командировке, но мне почему-то кажется, что он просто прячется до тех пор, пока они не будут уверены, что я не стану говорить о событиях той ночи.