Талли хотелось спросить ее, что такого смешного она в этом нашла, но Кейт вдруг оборвала смех и строго сказала:
— Больше никогда не ври мне, ладно?
— Можешь не сомневаться.
— И мы будем лучшими подругами навсегда, — серьезно произнесла Кейт. — Хорошо?
— То есть ты всегда будешь рядом, когда нужна мне?
— Всегда, — пообещала Кейт, — что бы ни случилось.
Талли чувствовала, как радость распускается в душе подобно экзотическому цветку. Она словно бы слышала в воздухе его медовый аромат. Впервые в жизни она почувствовала в себе уверенность и спокойствие.
— Навсегда, — повторила она следом за Кейти. — Что бы ни случилось.
Кейт запомнила то лето после окончания восьмого класса как лучшее в своей жизни. Каждый день она безотказно делала всю работу по дому, которая лежала на ней, сидела с братом до трех часов, пока не возвращалась мама, ездившая с утра по разным хозяйственным делам и по делам благотворительного фонда. После этого Кейт была свободна. В выходные же она чаще всего могла распоряжаться своим временем с самого утра.
Они с Талли объездили на велосипедах всю равнину и провели немало времени, сплавляясь на автомобильных покрышках по реке Пилчук. А после обеда они обычно расстилали на траве полотенца, облачались в связанные крючком яркие бикини, смазывали кожу смесью масла для младенцев и йода и слушали музыку на молодежном канале в транзисторе, который всегда брали с собой. Они говорили обо всем на свете: о фильмах, о моде и музыке, о мальчишках и о войне, и о том, что происходит за пределами их маленького мира. О том, как здорово будет вместе стать журналистками и прославиться. О кино. Запретных тем у них не было.
В конце августа девочки собрались отправиться на ярмарку. В комнате Кейти они взяли косметику. Ведь Кейти придется переодеться и накраситься, только когда они выйдут из дома. По крайней мере, если она хочет выглядеть клево. Ее мама по-прежнему считала, что Кейт еще рано краситься и одеваться по-взрослому.
— Топик положила? — спросила подругу Талли.
— Положила, — отозвалась Кейт.
Радуясь, как замечательно они все придумали, девочки спустились в гостиную, где подремывал в своем кресле-качалке отец Кейти.
— Мы отправляемся на ярмарку, — громко произнесла Кейт, радуясь, что матери нет дома — Марджи наверняка заметила бы, что сумка слишком велика для поездки на ярмарку, и своим рентгеновским зрением, возможно, разглядела бы сквозь макраме и одежду, и туфли, и косметику в сумке.
— Будьте осторожны, девочки, — сказал мистер Муларки, не поднимая головы.
Он говорил это каждый раз с тех пор, как подруги стали наведываться в Сиэтл. В новостях только и было разговоров что об убийце по имени Тед. Имя его стало известно, когда одной из жертв нападения удалось уцелеть. Девушка сумела описать маньяка. Это случилось в национальном парке штата у озера Саммамиш. Школьницы по всему штату были напуганы так же, как и их родители. Каждый желтый «фольксваген-жук» провожали глазами, гадая, не прячется ли внутри этот Тед.
— Мы будем суперосторожны, — улыбнувшись, ответила Талли.
Ей было приятно, что родители Кейт волновались и за нее.
Кейт пересекла комнату, чтобы поцеловать отца на прощание. Бад обнял дочь, затем вручил ей десять долларов.
— Повеселитесь как следует.
— Спасибо, па.
Они с Талли пошли к калитке, помахивая своими сумками.
— Как думаешь, Кенни Марксон будет на ярмарке? — спросила Кейт.
— Ты слишком много думаешь о мальчиках.
Кейт шутливо толкнула подругу бедром.
— Это на тебе он помешался.
— Это на тебе он помешался.
— Тоже мне поклонничек! Я же его выше.
Неожиданно Талли встала как вкопанная.
— Ты что, Талли? Я чуть не налетела на тебя! Иди!
— О нет! — в ужасе прошептала Талли.
— Что случилось?
И тут Кейт увидела припаркованный у дома подруги полицейский фургон.
Схватив ее за руку, Талли потащила Кейт к калитке, и они побежали через улицу к дому Талли. Входная дверь была распахнута настежь.
Полицейский ждал их в гостиной.
При виде девочек его широкое лицо расплылось в улыбке, отчего приобрело клоунское выражение.
— Здравствуйте, девочки, — сказал он. — Я — офицер Дэн Майерс.
— Что она сделала на этот раз? — едва переведя дыхание, спросила Талли.
— Около озера Квино был марш протеста против истребления пятнистых сов. Ситуация вышла из-под контроля. Твоя мать и еще несколько человек устроили сидячую забастовку. Полиции Вейерхойзера пришлось попотеть. Но хуже всего, что из-за непотушенной сигареты в лесу начался пожар. Только недавно удалось его потушить.
— Дайте угадаю: ее отправят в тюрьму?
— Ее адвокат добивается добровольной госпитализации для лечения от наркозависимости. Если ей повезет, пролежит какое-то время в больнице. Если же нет… — Полицейский не закончил фразу.
— Кто-нибудь уже позвонил моей бабушке?
Офицер кивнул.
— Она ждет тебя. Тебе помочь собраться?
Кейт никак не могла понять, что происходит. Она повернулась к подруге:
— Талли?
В карих глазах девочки застыла странная, пугающая пустота, и Кейт поняла, что случилось нечто ужасное, что бы это ни было.
— Мне придется вернуться к бабушке, — сказала Талли и, пройдя мимо Кейт, отправилась в свою спальню.
Кейт побежала за ней.
— Но ты не можешь уехать!
Талли вынула из шкафа чемодан и раскрыла его.
— У меня нет выбора.
— Я заставлю твою маму вернуться. Я скажу ей…
Талли подняла голову и посмотрела на Кейт.
— Ты ничего не сможешь сделать, — тихо сказала она.
Голос у нее был какой-то взрослый — бесцветный и усталый. До Кейт впервые дошел истинный смысл всех историй про мать Талли. Они смеялись над Облачком, подшучивали над ее наркоманией, странной манерой одеваться, над ее неправдоподобными историями. Но на самом деле ничего смешного в этом не было. И Талли знала, что рано или поздно произойдет то, что произошло.
— Пообещай мне, — сказала Талли дрогнувшим голосом, — что мы все равно навсегда останемся лучшими подругами.
— Навсегда, — только и смогла выдавить из себя Кейт.
Талли закончила собирать вещи и защелкнула замок на чемодане. По радио Мадонна пела «Американский пирог», и Кейт подумала, что вряд ли теперь сможет слушать эту песню, не вспоминая этот ужасный день.
Это был день, когда умерла музыка.
Кейт проводила Талли на крыльцо. Там девочки обнялись и никак не могли отпустить друг друга, пока офицер Майерс осторожно не потянул Талли за руку.
Кейт не могла даже помахать Талли на прощание. Она стояла, застыв, и наблюдала, как уходит прочь ее лучшая подруга. По щекам ее катились слезы.
5
Следующие три года они постоянно писали друг другу письма. Это стало больше чем привычкой — это стало образом жизни. Каждую субботу вечером Талли садилась за белый стол в своей розово-фиолетовой девичьей комнате и доверяла вырванному из блокнота листку свои мысли и мечты, свою тревогу и отчаяние. Иногда она писала о ничего не значащих вещах — о стрижке в стиле киноактрисы Фары Фосетт, которую она недавно сделала и которая очень ей идет, или о платье от Ганни Сакс, которое она надела на бал предпоследнего класса, но иногда заходила гораздо дальше и писала Кейти, как не может спать или как ей приснилось, что мама вернулась домой и сказала, что гордится Талли.