Разочарование, исходившее от нее, было почти таким же видимым, как дымок ее сигареты.
Жгучее чувство стыда с головой захлестнуло Талли.
Перед ней стояла расстроенная женщина — одна из немногих, поверивших в нее. А она подвела миссис Муларки.
— Как там Кейт?
Миссис Муларки выдохнула струйку дыма.
— Бад повез ее домой. Думаю, она теперь долго не выйдет на улицу.
— О! — Талли нервно поежилась.
Все ее недостатки были сейчас на виду, в этом можно было не сомневаться. Ложь, скрытые тайны, слезы. И миссис Муларки отлично все это видела. И то, что она видела, ей не нравилось.
— Я знаю, что подвела вас.
— Да, ты меня подвела. — отодвинув от стола второй пластиковый стул, Марджи Муларки села напротив Талли. — Они хотят отправить тебя в исправительное учреждение для малолетних.
Талли опустила взгляд на сложенные на коленях руки, не в силах выдержать удрученного взгляда миссис Муларки.
— Ну да, ведь приемная семья меня теперь не возьмет.
— Как я понимаю, твоя мама отказалась от опеки над тобой?
— Не очень-то я этому удивилась, — произнесла Талли, слыша, словно со стороны, как дрогнул ее голос. Она понимала, что невольно выдала, как сильно задело ее и на этот раз пренебрежение матери, но ничего не могла с собой поделать. Ей не удастся это скрыть, по крайней мере от миссис Муларки. Только не от нее.
— Кейти думает, что они смогут найти тебе другую приемную семью.
— Кейти… Кейти живет не в том мире, в котором живу я.
Миссис Муларки откинулась на спинку стула, глубоко затянулась, выдохнула дым и тихо произнесла:
— Кейти очень хочет, чтобы ты жила с нами.
Даже просто услышать это было как удар в сердце. Талли понимала, что ей не скоро удастся такое забыть.
— Ну да…
Последовала долгая пауза, прежде чем миссис Муларки снова заговорила:
— Девочке, которая живет в нашем доме, придется выполнять домашние обязанности и следовать определенным правилам. Мистер Муларки и я не потерпим никаких безобразий.
Талли резко вскинула голову:
— О чем это вы?
Она не решалась облечь в слова неожиданно вспыхнувшую надежду.
— А уж о курении не может быть и речи.
Талли смотрела на миссис Муларки, чувствуя, как слезы начинают щипать глаза, но это было ничто по сравнению с тем, что происходило сейчас в ее душе. Она вдруг почувствовала себя так, словно вот-вот упадет в обморок.
— Так вы думаете, что я действительно могу с вами жить?
Миссис Муларки наклонилась к Талли и погладила по подбородку.
— Я знаю, какой тяжелой была твоя жизнь, Талли, и я не могу допустить, чтобы ты вернулась ко всему этому.
Падение вдруг превратилось в полет, и Талли неожиданно почувствовала, как ее сотрясают отчаянные рыдания, словно она хотела выплакать все разом — смерть бабушки, приемную семью, Облачко. На нее накатило вдруг такое чувство облегчения, какого она не знала никогда в своей жизни. Она вынула из кармана дрожащей рукой мятую полупустую пачку сигарет и протянула ее миссис Муларки.
— Добро пожаловать в нашу семью, Талли, — сказала миссис Муларки, заключая плачущую девочку в объятия.
Всю свою жизнь Талли будет помнить этот момент как начало чего-то нового, как тот самый миг, когда она стала совершенно другим человеком. Позже, уже находясь в этом шумном семействе людей, любящих друг друга, она словно обнаружила внутри себя другую личность. Она больше не скрытничала, не врала, не притворялась кем-то, кем не была на самом деле, и никогда больше не вела себя так, словно была никому не нужна на этом свете, потому что оказалась недостаточно хороша. Что бы ни происходило с ней в жизни, что бы она ни делала, с кем бы ни приходилось ей общаться, она всегда будет помнить этот момент и прозвучавшие в тесной комнатке слова: «Добро пожаловать в нашу семью, Талли!» Отныне и навсегда тот год, когда она училась в выпускном классе, была неразлучна с Кейт и стала частью ее семьи, останется самым счастливым годом ее жизни.
Что бы ни происходило с ней в жизни, что бы она ни делала, с кем бы ни приходилось ей общаться, она всегда будет помнить этот момент и прозвучавшие в тесной комнатке слова: «Добро пожаловать в нашу семью, Талли!» Отныне и навсегда тот год, когда она училась в выпускном классе, была неразлучна с Кейт и стала частью ее семьи, останется самым счастливым годом ее жизни.
7
— Девочки! Хватит копаться! Если мы не выедем прямо сейчас, то попадем в пробку!
В комнате на чердаке со скрипучим полом Кейт сидела на краешке кровати, растерянно глядя на открытый чемодан, в котором лежали все самые дорогие ей вещи. На самом верху оказались фотография бабушки и дедушки в рамке, засунутая в середину связки старых писем от Талли, перевязанной ленточкой, и фотография Кейт с Талли на выпускном вечере.
Хотя Кейт несколько месяцев ждала этого дня — они с Талли долгими вечерами предавались мечтам, которые начинались со слов: «Вот когда мы уедем в колледж», — теперь, когда он настал, ей почему-то совсем не хотелось уезжать из дома.
За последний год в школе они с Талли стали единым целым. Даже имена их срослись в одно: «Талли-и-Кейт». Именно так все в школе и произносили. Когда Талли стала редактором школьной газеты, Кейт всегда была рядом и помогала ей править статьи. Она жила достижениями своей лучшей подруги, купалась в лучах ее славы, но все это происходило в мире, который она знала, где чувствовала себя в безопасности.
— А вдруг я что-то забыла?
Талли решительно подошла к Кейт, захлопнула чемодан и защелкнула на нем замки.
— Ты готова.
— Нет. Это ты готова. Ты-то всегда готова, — сказала Кейт, стараясь не показать, как ей на самом деле страшно. Она вдруг пронзительно ясно поняла, как сильно она будет скучать по своим родителям. И даже по младшему брату.
Талли серьезно смотрела на подругу.
— Мы ведь — одна команда, правда? Девчонки с улицы Светлячков.
— Мы ими были. Но…
— Никаких «но»! Мы вместе едем в колледж, мы будем в одном женском клубе, а потом нас примет на работу один и тот же телеканал. И точка! Так и будет. Мы это сможем!
Кейт отлично понимала, чего ждали от нее и родители, и Талли. Она должна быть сильной и смелой. Если бы только она и вправду чувствовала себя такой. Но, поскольку она этого не чувствовала, она сделала то, что за последний год часто делала, находясь рядом с Талли. Победно улыбнулась, изображая решительность и смелость.
— Ты права. Пойдем.
Дорога от Снохомиша до окраины Сиэтла, которая всегда занимала тридцать пять минут — не больше и не меньше, — казалось, промелькнула как один миг. Кейт не произнесла ни слова. У нее вдруг словно пропал голос, хотя Талли и ее мать прощебетали всю дорогу о предстоящей неделе знакомств в женских клубах. Казалось, что мама отнеслась к их отъезду в колледж с куда большим энтузиазмом, чем Кейт.
В высоком здании Хаггет-холл они, миновав узкие, заполненные людьми коридоры, оказались наконец в тесной комнате, где им предстояло провести ближайшую неделю. А потом, когда всех распределят, они переберутся в комнату в своем корпусе.
— Ну, вот вы и на месте, — сказал мистер Муларки.
Кейт подошла к родителям и раскинула руки в фирменном объятии их семейства.
Талли отступила на шаг назад, вдруг почувствовав себя лишней.
— Эй, Талли, иди же сюда! — позвала Марджи, и девочка радостно кинулась к ней и позволила всем троим себя обнять.
Следующий час они разбирали вещи, болтали и фотографировались. Затем Бад сказал:
— Ну что ж, Марджи, нам пора. Мы ведь не хотим попасть в пробку.
Последовала последняя порция объятий.
Кейт прижалась к матери, едва сдерживая слезы.