— Вот именно.
Один-ноль в его пользу, подумала Джейн, когда Фернан улыбнулся одними краешками губ, кивнул на прощание и покинул гостиную. Что ж, он имеет право встречаться с кем угодно. Фернан Тамилье — вольная птица: никаких привязанностей, никаких обязательств… Она мысленно выругалась — так крепко, что сама испугалась, — и отправилась разыскивать Нору или Поля — кого-нибудь, кто помог бы ей отвлечься.
Джейн чувствовала, что ее душа и тело пребывают в разладе, и не была уверена, что ей удастся собрать сердце из кусочков, на которое оно было разбито. Может быть, в Лондоне ей повезет и она избавится он любовного недуга? Хотя вряд ли…
Стояла середина июня, и день выдался очень жарким. Солнечные ванны, которые начала принимать Джейн, придали ее коже нежно-персиковый оттенок, а медный цвет волос проявился еще ярче.
В последние две недели они с Норой совершили несколько поездок в Ниццу за покупками. Здесь, на извилистых улочках и маленьких уютных площадях, можно было найти все, что угодно — от модной одежды и изысканных драгоценностей до дешевых сувениров.
После часа или двух хождения по магазинам они с удовольствием сидели в уличных кафе, где пили кофе и ели пирожные с кремом, наблюдая за протекавшей вокруг них жизнью, пока не подходило время возвращаться домой.
Это было идиллической прелюдией перед возвращением в Лондон, и Джейн изо всех сил старалась, чтобы Нора воспринимала все именно так. Но для нее самой эти поездки были окрашены в грустные тона: она решила, что прощается с Францией навсегда.
Тем не менее прошли они не без пользы, подумала Джейн, глядя на прекрасное платье из шелка цвета слоновой кости, висящее в шкафу. Наряд для прощальной вечеринки был выбран отличный. Сначала ее напугала цена — непомерная на первый взгляд для такого маленького кусочка ткани. Но, померив платье, Джейн сдалась. Оно сидело как перчатка — плотно, но не слишком обтягивая ее, а покрой выгодно подчеркивал фигуру. Никогда в жизни у нее не было такой элегантной меши.
— О, это прелесть, Дженни, ты должна его купить! — воскликнула Нора и тут же попыталась заплатить за платье, но Джейн воспротивилась.
Она хорошо знала, зачем покупает его. Фернан не хочет иметь с ней ничего общего — прекрасно. Он жалеет ее — это хуже, но можно пережить. Зато сегодня вечером он поймет, что потерял. Она уйдет из его жизни с гордо поднятой головой!
Но все это будет позже. А сейчас она собирается с Норой и детьми к бассейну — посидеть и расслабиться, что в последнее время удавалось ей все хуже и хуже.
Джейн отвернулась от шкафа и подошла к большому зеркалу, чтобы взглянуть на свое отражение. Она купила бикини в тот же день, что и платье, и считала это вызовом, хотя и не понимала до конца, что же он означает.
Джейн провела пальцами по белесым шрамам на животе. Плохо это или хорошо, красиво или нет, но это ее шрамы, и больше она не собиралась их прятать! Тысячи людей во всем мире справляются с гораздо более страшными увечьями и делают это мужественно. Она же слишком сосредоточилась на своих недостатках — больше, чем они того заслуживали, — но отныне все будет по-другому.
Она везучая, очень везучая! — и будет повторять это заклинание каждый день, каждый час, каждую минуту, пока не рассеется черное облако, окружающее ее!
«А что, если оно никогда не рассеется?» — спросил тихий вкрадчивый голосок. Что ж, тогда она смирится с этим и будет жить дальше.
Когда Джейн шла к бассейну, ее обволакивал густой, жаркий аромат летнего дня. Нора сидела в шезлонге и с улыбкой наблюдала, как Пьер, Доминик и Поль плещутся в прохладной чистой воде, играя в пятнашки.
Джейн была рада видеть Поля веселым. После того случая, когда он едва не утонул, мальчик некоторое время не решался подходить к воде и выглядел нервным, но сейчас он вел себя, как обычно.
Выяснилось, что в тот вечер, буквально за несколько минут до рокового заплыва, он забегал на кухню к Терезе и проглотил обильный ужин. К тому же он много играл на жарком солнце и, хотя Пьер неустанно предупреждал его, что после таких игр необходимо восстановить количество жидкости в организме, даже не подумал позаботиться об этом. В результате — судорога, едва не ставшая для Поля роковой.
Все очень надеялись, что этот урок мальчик запомнит на всю жизнь и больше никогда не повторит подобной ошибки…
Несмотря на шум, доносившийся со стороны бассейна, Джейн, должно быть, уснула в удобном шезлонге в тени деревьев. Во всяком случае, когда она открыла глаза, Норы рядом не было, а вместо нее в соседнем шезлонге расположился… Фернан.
— Здравствуй, Джейн, — тихо сказал он, пристально глядя ей в глаза.
Непонятно, что так подействовало на нее — то ли неожиданность ситуации, то ли вид почти обнаженного, идеально сложенного мужского тела, но Джейн почувствовала, что не может пошевелиться.
— Нора забрала малышей кормить, а Пьер с Полем помогают натянуть навес для вечеринки. Нора решила, что будет славно поужинать сегодня на свежем воздухе. В общем, все суетятся, — сообщил он.
— Кроме тебя, — заметила Джейн.
Она выпрямилась, огорченная тем, что Фернан наблюдал за ней спящей и мог разглядеть каждый миллиметр ее тела. Ей это не понравилось. Одно дело — бравировать новыми принципами и появляться в бикини на глазах всего света, совсем другое — в присутствии Фернана.
— Кроме меня, — согласился он.
— Может быть… может быть, тебе стоит помочь Пьеру? А я пойду и узнаю у Норы…
— Мне нужно поговорить с тобой.
— О… — Джейн охватила паника. — Что же ты можешь мне сказать, Фернан?
— Я просто хотел узнать твои планы, вот и все, — спокойно ответил он. — Не собираешься ли ты в ближайшем будущем вернуться во Францию?.. Я знаю, что Нора хотела бы этого.
Маленький лучик надежды угас, хотя сердце Джейн продолжало учащенно биться.
— Не думаю, чтобы это было бы возможно. — Она обхватила руками колени и прижалась к ним подбородком, так что пряди шелковистых волос скрыли ее лицо: не хватало еще разрыдаться перед ним. — Последние два месяца, когда я помогала Норе ухаживать за малышами, привели меня к одному решению. И я знаю, что мне необходимо осуществить его, пока мной снова не овладели сомнения.
— Могу я спросить, что это за решение?
— Я хочу снова работать с детьми, — ответила она. — Видишь ли, после аварии, о которой я тебе рассказывала, мне было очень плохо. Водитель автомобиля, с которым я столкнулась, погиб, а ему было только восемнадцать лет. У меня самой в машине были дети, за которыми я тогда ухаживала. Короче говоря, я на какое-то время… надолго утратила уверенность в себе. Боялась быть ответственной за кого-либо!
— А эти дети…
— Нет, они серьезно не пострадали, отделались небольшими порезами и ушибами. На следующий день их выписали домой, но… Но все могло быть по-другому, и эта мысль преследовала меня. Я пробыла некоторое время в больнице — травмы и переломы, но, к счастью, ничего серьезного. Остались только вот эти шрамы, хотя они ничто по сравнению со шрамами памяти, — закончила она с болью в голосе.
— Джейн…
— Но я люблю детей, и мне нравится работать с ними. Поэтому я решила не позволять больше прошлому властвовать надо мной, — поспешно сказала она, не желая слушать слова утешения: это было бы для нее невыносимо.
— Ты справишься, Джейн. — Что-то в его голосе заставило ее невольно поднять голову; лицо Фернана было бледным, на скулах играли желваки. — Я знаю: ты очень мужественная.
— Нет, не очень, — грустно сказала она. — По крайней мере, не всегда.
И уж во всяком случае, не с тобой, — подумала Джейн. Я никогда не буду храброй с тобой… Мысль о том, что она видит Фернана в последний раз, неожиданно пронзила ее ужасом, и, очевидно, этот ужас каким-то образом отразился на лице. Как бы то ни было, Фернан внезапно потянулся к ней, перегнувшись через подлокотник шезлонга.
— Худшее позади. Ты уже победила своих демонов, Джейн, — сказал он, обнимая ее за плечи. — Ну почему бы не дать себе побольше времени, повозиться здесь с близнецами подольше, пока ты не освоишься с этой мыслью? Нора будет рада…
— Нет, я не могу!
И тогда он поцеловал ее. Джейн не надеялась, что ей еще когда-нибудь удастся почувствовать вкус его губ. Это было так неожиданно и так упоительно, что она невольно застонала.
— Останься, ведь ты хочешь остаться! — выдохнул Фернан, наконец оторвавшись от нее и глядя ей в лицо затуманенными глазами. — Ты же знаешь: едва я касаюсь тебя, мы оба горим в огне.
— Да, я знаю, — беспомощно прошептала она.
— Тогда оставайся! — потребовал он. — Оставайся во Франции.
Ей безумно хотелось подчиниться, согласиться на все, что он предложит, но она молчала.
— Нам будет хорошо, Джейн, — хрипло произнес Фернан, — поверь мне. Когда я возьму тебя, это будет так, словно ты у меня первая — и я у тебя первый! Мне кажется, род человеческий исчезнет и на Земле останемся только мы с тобой…
— Не надо, Фернан…
Но ее протест утонул в глубоком поцелуе.
— Ты видишь? — Он оторвался от ее губ и снова заглянул в ее пылающее лицо. — Ты видишь, чего лишаешь нас обоих? А ведь это ничто по сравнению с тем, что будет, когда мы останемся одни и вся ночь будет принадлежать нам! Я хочу трогать тебя, целовать тебя, ощущать каждый сантиметр твоего тела… Хочу унести тебя в мир, где останавливается время, где есть только чувства и наслаждение.
Джейн поняла, что он действительно хочет ее. Это была не жалость, как она думала вначале, а настоящее влечение — страстное и необузданное. И самое поразительное — шрамы на ее теле для Фернана ничего не значили, теперь она это знала, но…
— Но ты меня не любишь!
Эти слова вырвались у Джейн непроизвольно, она просто подумала вслух. Однако было поздно жалеть об этом, и она слегка отодвинулась, чтобы видеть его лицо.
— Любовь — это иллюзия, Джейн, если не считать кучки избранных, — нахмурился Фернан. — То, что нас с тобой связывает, более значимо, более реально — это влечение наших тел…
— Любовь — не иллюзия, Фернан, — твердо сказала она.
Джейн понимала, что, произнося эти слова, ставит точку в их отношениях, но иначе поступить не могла. Ведь если она согласится со всем, что он говорит, то немедленно превратится в безмозглую марионетку, которую он будет использовать по мере пробуждения своего сексуального аппетита. Так что в самом деле пора со всем этим кончать, и чем скорее — тем лучше.
— Я знаю это, потому что люблю тебя, — сказала Джейн безжизненным голосом, поражаясь, что отважилась на такое признание, лишь бы он оставил ее в покое и не мучил.
Фернан замер на мгновение, которое показалось ей вечностью, потом покачал головой.
— Ты ошибаешься, Джейн. Путаешь физическое желание с чем-то другим — с тем, что выдумали чудаки и поэты и чего не существует для большинства из нас.
— Мне бы тоже хотелось так думать, Фернан. — Она медленно поднялась с шезлонга и посмотрела на него сверху вниз; сердце ее истекало кровью. — Было бы просто прекрасно поверить тебе, но я знаю, что это неправда. Не спрашивай меня, откуда я знаю, что люблю тебя, и почему я люблю тебя. Я все равно не смогу ответить. Это где-то здесь, глубоко внутри; это так же естественно для меня, как дыхание.