Домой мы добрались быстро. В машине было тепло и уютно, от водительского места, где сидел Бриггс, нас отделяла стеклянная перегородка. Так приятно было чувствовать себя в безопасности, вдыхать слабый аромат дорогой кожи и наслаждаться теплом, исходившим от шерстяного пледа, которым Хью заботливо укутал мне ноги. Фары машины на мгновение выхватывали из темноты серебристые живые изгороди и заботливо выложенные каменные бордюры. Хью закурил сигарету, и некоторое время мы молчали, совершенно счастливые.
— Жаль, что Мин разозлилась, — сказала я наконец. Это прозвучало довольно вяло, словно я боролась со сном.
— С чего бы ей злиться?
— Наверняка она считает, что это из-за меня вам пришлось уехать так рано.
— Вообще говоря, так оно и есть. Конечно, из-за вас.
— Ну уж нет! Вы сами сказали, что сыты по горло этими танцами. Я бы прекрасно добралась и сама.
— Нет, нет. Я собрался уезжать только потому, что вы уходили. Мне хотелось побыть с вами. И вот я здесь.
— Не смешите меня, Хью. Опять вы взялись за свои игры?
— Весь вечер я только и думал о том, как бы остаться наедине с вами. Вы такая красавица, Дэйзи. Вы — та самая девушка, о которой я мечтал.
— А как же Мин? Черт, забудьте об этом. Не воображайте, что я вам поверю.
— А при чем тут Мин? Ей-то что за дело до этого?
— Ну… вы же понимаете… между вами ведь что-то есть, я угадала? Только не притворяйтесь, что вы ничего не понимаете. Знаете ведь, что я имею в виду. Попросту говоря, вы с ней «гуляете». Разве неправда?
— Насколько я знаю, нет. И если я пару раз сопровождал Мин на разные вечеринки, вовсе не значит, что мы дали друг другу клятву верности.
Некоторое время я молча переваривала услышанное. Бедняжка Мин, а она-то приняла это всерьез!
— Беда с умными девушками — вы все слишком серьезно относитесь к жизни. Стараетесь все разложить по полочкам. Честное слово, у меня никого нет. Да и у вас тоже, насколько мне известно. Конечно, если я совсем вам не нравлюсь, тогда другое дело. Это так?
— Н-не знаю… послушайте, мы ведь познакомились всего пару часов назад… и потом, я никогда не верила в любовь с первого взгляда.
— Вот-вот, это все, что вы знаете. Ладно, хватит разговоров. Послушайте, вы самая красивая девушка из всех, кого я когда-либо видел. Я думал о вас весь вечер, пока не понял, что еще немного — и я просто с ума сойду…
Не успел он договорить, как мы миновали распахнутые ворота Фокскомб-Мэнор и свернули на аллею, которая вела к парадному входу.
Выйдя из машины на свет, я зажмурилась. Сняв пальто, мы направились в студию. Огонь в камине уже прогорел, только кучка углей переливалась всеми оттенками серовато-жемчужного. Хью налил себе виски с содовой и взял с подноса сэндвич. Разумнее всего было бы немедленно подняться к себе, но я была слишком возбуждена, чтобы спать. Ни к одному мужчине прежде меня не тянуло с такой неудержимой силой, как сейчас к Хью.
— Только что звонил лорд Болингброк, мадам, — доложил дворецкий, бесшумной тенью скользнув в комнату. — Он хотел узнать, вернулись ли вы. Я сообщил, что вы приехали пять минут назад. Тогда он сказал, что возвращается.
— Пожалуйста, так я и знала! Немедленно иду спать, — воскликнула я, как только за дворецким захлопнулась дверь. — Причем одна. И запру дверь на ключ. Этот человек меня просто пугает.
— Хорошо, — кивнул Хью — все его добродушие как рукой сняло. — Доброй ночи, Дэйзи.
Я поднялась к себе, чувствуя усталость и, сказать по правде, некоторое разочарование. Наспех ополоснув лицо и поспешно почистив зубы, я влезла в ночную рубашку, проглотила таблетку снотворного и скользнула под одеяло. И почти сразу же провалилась в сон. Но сны мои были больше похожи на ночные кошмары. Моя мать, глотавшая таблетки, словно курица — зерно, когда-то взахлеб расхваливала их, а потом сунула мне добрых две сотни про запас. И вот теперь, удвоив обычную дозу, я проглотила сразу четыре штуки, запив их стаканом минеральной воды, которая оказалась очень кстати. «Я на втором этаже, тут мне ничто не грозит», — повторяла я про себя, погружаясь в сладостную дрему и чувствуя, как мною овладевает восхитительное чувство безопасности. В самом деле, не станет же Банни врываться в каждую комнату?! И вряд ли кто-то из слуг решится сообщить ему, куда именно меня поселили.
Мне снилось, что я медленно бреду по зеркальной глади озера, в то время как солнце опускается в него и свет его дробится на множество сверкающих лучей. Позади меня бесшумной тенью скользит лебедь. Потом вдруг я сама превратилась в лебедя и медленно двинулась к горизонту, чувствуя грудью мягкую и холодную упругость воды, а спиной — жаркие лучи солнца. Внезапно небеса разверзлись надо мной, и целый поток ледяной воды, превратившись в снежно-белую пену, хлынул на меня сверху, пропитав простыни. В следующий миг я поняла, что сижу в постели, а Банни стоит в дверях — жуткий черный силуэт на фоне залитого светом коридора.
— Диана? Дьявольщина, где вы? Господи, что за мука охотиться за женщиной по этому треклятому дому! Что молчите? Рассчитывали, что избавились от меня, да? Нет, моя дорогая, не выйдет!
— Добрый вечер, сэр, — вежливо проговорил Хью, появившись в дверях моей ванной в одних трусах. — Если вы ищете горничную, так ее комната дальше по коридору. Подвинься, Дэйзи.
Он скользнул в постель. Горячее мужское тело обожгло меня, и через минуту я оказалась в объятиях Хью.
— Закройте, пожалуйста, дверь, сэр. Терпеть не могу сквозняки.
Дверь закрылась с таким грохотом, что подо мной содрогнулась кровать. А может, грохот тут ни при чем, просто она сотрясалась от смеха. Скорее всего, тут виноваты были таблетки, потому что я принялась хихикать и никак не могла остановиться. Очевидно, это было заразно, потому что вскоре ко мне присоединился и Хью, и мы хохотали, пока по щекам у нас не потекли слезы.
— Что ты делал в моей ванной? — отсмеявшись наконец, спросила я.
— Понимаешь, я услышал, как старый ублюдок рыщет по всему дому. Вначале, естественно, обыскал первый этаж. Ну, думаю, сейчас примется за второй. Что мне было делать? Разыгрывать из себя героя… встать на страже возле дверей девичьей светелки… чего бы я в результате добился? В лучшем случае отделался бы парой фонарей под глазом, ведь он тяжелее меня чуть ли не вдвое. Ну уж нет, слуга покорный. А вот застукав нас на месте преступления, старик наверняка сложит оружие. Не захочет и дальше строить из себя дурака. Ты только представь себе — такое унижение!
— Спасибо, — промычала я, душераздирающе зевнув. Очевидно, таблетки все еще продолжали действовать. — Вечно буду тебе благодарна… спокойной ночи.
— А как насчет того, чтобы выразить хоть крохотную часть этой благодарности на деле? — прошептал Хью, лаская губами мою шею.
— Не могу… таблетки… спать…
— Дэйзи! А ну, просыпайся!
— …ночи.
— Проклятие!
Я почувствовала, как он сражается с застежкой моей ночной сорочки, но мне было так хорошо, что такие мелочи меня совершенно не волновали. Вдруг Хью превратился в джерсейскую корову. Горячее, пахнувшее свежей травой дыхание коснулось моего лица, и корова принялась облизывать мне щеки теплым, чуть влажным языком. Я только-только успела залюбоваться длинными ресницами коровы, как что-то непонятное ткнулось мне в живот, потом между ногами возникло какое-то непонятное ощущение, словно кто-то пытался проникнуть внутрь меня, и я слегка удивилась. А Хью из коровы внезапно превратился в слепого, черного крота с огромными белыми лапами, яростно разгребавшими землю. Вспыхнула короткая боль, а потом мне снова стало тепло и уютно. Мы раскачивались на огромных, в виде лодки, качелях, держась за веревки и взлетая все выше и выше, к самым небесам. Потом пальцы мои разжались, я почувствовала, что лечу, но это было не страшно, а приятно. Сколько длился этот полет, не знаю, но очнулась я, лежа под прекрасным деревом, а рядом со мной тяжело пыхтел невесть откуда взявшийся черный Лабрадор.
Проснулась я, когда комната была уже залита солнечным светом. Кусочки моего сна перемешались у меня в голове, словно осколки цветного стекла в калейдоскопе. Нахмурившись, я протянула руку и принялась ощупывать постель возле меня — там никого не было. Но вот рука моя на что-то наткнулась… и я поняла, что не одна. И тут и начала потихоньку вспоминать… Хью ! Широко открыв глаза, я увидела его — повернувшись ко мне лицом, он крепко спал. Лицо его было безмятежным, как у младенца, дыхание спокойным и ровным.
Громкий стон сорвался с моих губ. Боже милостивый, что я наделала?! Я зажмурилась, и перед глазами повисла ярко-алая пелена, перечеркнутая прутьями решетки и смахивающая на паутину. Это походило на негатив, только сбоку маячило еще какое-то пятно, почему-то не дававшее мне покоя. Слишком большое, чтобы можно было просто отмахнуться от него, оно, словно соринка в глазу, не давало забыть о себе. Наконец я разлепила глаза.
На подоконнике, закинув ногу на ногу, с сигаретой в руке сидела Мин, молча глядя на синеватый дым, клубами поднимавшийся к потолку.
Глава 5
Пыхтя и отдуваясь, поезд выкатился из-под купола Юстонского вокзала и бодро двинулся вперед. Тяжелые тучи набрякли, готовые в любую минуту разразиться снегом, их исчерченные полосами серовато-желтые бока походили на клавиши старенького пианино. Погода была омерзительная даже для января. К тому времени, как мы выбрались за пределы северной части Лондона, боковые стекла машины были заляпаны грязным снегом. Миновала ровно одна неделя со дня нашего неожиданного примирения в Оксфорде… и пятнадцать лет с того дня, как мы поссорились. Это случилось в тот день, когда Мин застукала Хью в моей постели. И вот теперь путь мой лежал в Ланкашир, в деревушку под названием Данстон-Эбчерч, где меня ждала Мин. Мы договорились, что я прогощу там неделю.
Несмотря на ту неизвестность, что ждала меня впереди… а может, и благодаря этому, не знаю, но настроение у меня было великолепное. Мне было известно, что Мин вышла замуж за Роберта Вестона. Втайне от всех я до сих пор хранила ее свадебную фотографию. Впрочем, даже не фотографию, а просто вырезку из рубрики светской хроники, страничку, вырванную из журнала тринадцать лет назад.
Закончив Оксфорд, я решила продолжить учебу в Кембридже, чтобы там же получить ученую степень. В конце концов я добилась своей цели — опубликовав вполне пригодную для печати диссертацию, темой которой я выбрала не пользующуюся особой популярностью Королеву фей , потом накропала пару статей в Таймс Литерари Сапплменти Спектейтор— словом, сделала все, чтобы моя фамилия как можно прочнее засела в памяти всех мало-мальски значимых в этом мире людей. Мне удалось более или менее четко наметить круг тем в творчестве Томаса Лава Пикока, в основном благодаря тому, что большинство людей находят его слишком манерным, чтобы получать удовольствие от его творчества. И вот тогда-то руководство колледжа внезапно предложило мне тему собственного исследования. Естественно, я ухватилась за нее обеими руками.
Кембридж мне понравился с первого взгляда. Тех денег, которые оставил мне отец, как раз хватило, чтобы приобрести небольшой домик на Отчед-стрит, заставить его мебелью во французском стиле и развесить по стенам столько полотен своих любимых английских живописцев восемнадцатого века, сколько я смогла отыскать. Тогда, в середине пятидесятых, в моде было все скандинавское, в том числе и мебель: длинные, низкие диваны светлого дерева, если не ошибаюсь, из сосны, застланные грубой шерстяной тканью, а над ними какие-то причудливые люстры или светильники в виде яйца, свешивающиеся с потолка на цепях. Мой уютный домик на фоне всего этого особенно поражал оригинальностью и каким-то старомодным изяществом. Я внимательно следила за модой, не позволяя себе отставать от своих студенток, следуя излюбленному выражению леди Барт: Лучше меньше, да лучше! покупала бешено дорогие французские тряпки, и благодаря длинным, доходившим до середины спины волосам и очень темной помаде выглядела до невозможности сексапильной. А также курила исключительно турецкие сигареты и пила только шампанское.