Он сказал себе, что это ее жизнь и не ему о ней судить. Сузи Дэнтон все еще была красива и, безусловно, имела право на свой кусочек счастья. Конечно же, он не желал ей одинокой старости. И все-таки ему хотелось завыть волком.
Он кашлянул:
— Послушай, если у тебя здесь с кем-то встреча, я это пойму. Я вовсе не собирался застигнуть кого-то врасплох.
Она встрепенулась:
— О нет, Бобби Том… — И принялась теребить бахрому белой шали. — Там — Грейси Сноу.
— Грейси?!
Огромное чувство облегчения почти тут же сменилось приливом злости. Из-за этой дрянной девчонки ему пришлось напрягаться весь день! Он воображал, что она валяется где-нибудь в канаве, а она, оказывается, распивала тут чаи с его мамочкой.
— Как она попала сюда? — спросил он резко.
— Я подобрала ее на шоссе и посадила в машину.
— Она навязалась тебе, да? Я знаю! Бросилась под колеса?
— Нет, Бобби Том. Я сама притормозила, когда увидела ее. — Сузи, поколебавшись, сказала: — Как ты, быть может, догадываешься, она немного сердита на тебя.
— Она не единственная, кто на меня сердит! — Он повернулся к дверям, но Сузи задержала его рукой:
— Бобби Том, она напилась.
Он уставился на нее как на чокнутую:
— Грейси не пьет.
— Я тоже думала так, пока она не прошлась по моим запасам в холодильнике.
Мысль о том, что Грейси бесцеремонно шарила в их семейном холодильнике, разозлила его еще больше. Сжав зубы, он дернулся к гостиной, но мать снова остановила его:
— Бобби, ты ведь знаешь людей, которые напиваются ради того, чтобы словить кайф?
— Ну?..
Она посмотрела на него, приподняв бровь:
— Грейси не из таких.
Глава 7
Грейси сидела на софе, съежившись, в помятой одежде, и ее рыжие патлы торчали во все стороны. Лицо у нее опухло, глаза покраснели, нос принял розовый оттенок. Некоторые женщины умеют рыдать красиво, но Бобби Том сразу понял, что Грейси не из таких. Она выглядела настолько жалко, что его гнев сразу остыл. Ему с трудом верилось, что это зареванное существо и есть та самая храбрая маленькая гордячка, которая не умеет раздеваться на людях, зато пушечным ядром влетает в «тандерберды», вырубает двигатели автомобилей и даже дает уроки хорошего тона ублюдкам вроде Слага Маккуайра, которые любят зажимать зазевавшихся официанточек в углах ресторанов.
Что до него, то он предпочел бы оказаться в одном помещении с роем разъяренных пчел, чем с плачущей женщиной, но поскольку Грейси была не женщиной, а, скорее, другом, он решил не обращать внимания на ее слезы.
Сузи беспомощно глядела на него:
— Я предложила ей остаться. За обедом она вела себя безупречно, но когда я вернулась домой с заседания совета, то обнаружила ее вот в таком виде.
— Да, хороша, ничего не скажешь.
Услышав звук его голоса, Грейси подняла глаза, взглянула на него затуманенным взором и пробормотала:
— Да я вообще, — всхлипывания, — даже никогда и не собиралась, — еще одно всхлипывание, — заниматься с тобой сексом.
Сузи решительно направилась к двери:
— Вы меня извините, но мне, к сожалению, нужно еще отправить кучу рождественских открыток.
Когда она вышла, Грейси потянулась к коробке с носовыми платками, однако залитые слезами глаза помешали ей добиться успеха в этом рискованном предприятии. Бобби Том сам достал из коробки платок и протянул ей. Она погрузила в батист лицо, плечи ее задрожали, затем раздались жалкие мяукающие звуки. Усевшись рядом с ней, он подумал, что это, пожалуй, самый крутой отходняк из всех, что ему приходилось наблюдать. Он мягко спросил:
— Грейси, милая, сколько этих охлажденных упаковок вина ты выпила?
— Я не п-пила, — прорыдала она. — Алкоголь — это п-прибежище слабых.
Он дружески погладил ее по плечу:
— Ну конечно.
Она недоверчиво взглянула на него и, скомкав платок, ткнула рукой в картину, висевшую над камином. Отец подарил ее матери на Рождество, когда Бобби Тому стукнуло восемь лет. На ней был изображен он сам, сидящий со скрещенными ногами в траве и гладящий собаку, вместе с которой рос, — большого старого золотистого ньюфа по имени Спарки.
Она скорчила презрительную гримасу:
— Трудно п-поверить, что из такого милого ребенка может вырасти такой злобный, эгоистичный, инфантильный, цепляющийся за каждую юбку и ломающий людям карьеру крокодил!
— Такая уж забавная штука жизнь. — Он подал ей свежий платок. — Грейси, милая, как ты считаешь, ты сможешь сделать перерыв и постараться не плакать подольше, чтобы мы успели с тобой переговорить? В отчаянии она замотала головой:
— Я в-вовсе не собираюсь останавливаться. А знаешь почему? Потому что я собираюсь п-провести остаток своей жизни, поедая картофельное п-пюре и воняя дизель… дизен… фектантом. — Еще одно всхлипывание. — А ты знаешь, что происходит, когда ты все время т-трешься около чьей-то с-смерти? У тебя тело усыхает! — Неожиданно для него она шлепнула себя ладонями по груди. — Они усыхают. Я сама усыхаю! И вот теперь я умру, даже не попробовав секса!
Его рука все еще лежала на на плече.
— Ты хочешь сказать, что ты девственница?
— Ну конечно же, девственница! А кто же захочет заниматься сексом с таким жалким существом, как я?
Бобби Том был слишком джентльмен, чтобы пропустить эту реплику мимо ушей.
— Да любой здоровый нормальный мужчина, милая.
— Ха! — Она убрала руки с груди и потянулась за новым платком.
— Нет, я серьезно.
Даже пьяная вдрыбадан, Грейси не пожелала принять на веру эту пустую болтовню:
— Докажи это.
— Что?
— Займись со мной сексом. Прямо сейчас. Да! Вот пр-рямо в данную минуту! — Ее руки метнулись к пуговицам белой блузки, и она принялась судорожно расстегивать их.
Он осторожно взял ее за запястье и, с трудом удерживаясь от улыбки, заявил:
— Я не могу сделать этого, милая. Сейчас ты очень пьяна, да и вообще…
— Я не пьяна! Я уже сказала тебе, что не пью.
Она высвободилась и в мгновение ока сдернула с себя блузку. Он не успел опомниться, как она уже сидела рядом с ним обнаженная до пояса, если не считать лифчика из прозрачного нейлона, украшенного розовыми сердечками. Они выглядели как метки, оставленные чересчур знойными поцелуями.
Бобби Том вздрогнул и почувствовал резкий удар в паху. Неужели он сходит с ума вместе с этой придурочной Грейси? Потеряв возможность заниматься любимым делом, он обнаружил, что потерял и потенцию, но, как разумный человек, полагал, что это недомогание пройдет само собой, когда его психика устаканится. Однако тот факт, что он завелся по столь ничтожному поводу, очень обеспокоил его.
Она уловила эту обеспокоенность и вновь разразилась рыданиями:
— Ты не хочешь заниматься с-сексом со мной. Конечно, у меня слишком м-маленькая грудь. Все говорят, что тебе нравятся женщины с большими титьками…
Вообще-то она сказала правду, тогда отчего же его взгляд так привлекают эти маленькие опрокинутые чашечки, непонятным образом прикрепленные к худенькой грудной клетке? Возможно, он просто слишком устал, и возвращение в Теларозу разблокировало его эмоции настолько, что он вскоре станет реагировать и на каждый округлый предмет кухонной утвари. Нужно было выпутываться из ситуации, не задевая ее самолюбия.
— Это неправда, милая. Дело не в размерах, а в том, как женщина умеет преподносить свой товар.
— Я не знаю, что делать с тем, что есть у меня, — захныкала она. — Да и откуда мне знать, если никто никогда не пытался меня просветить. Если единственным м-мужчиной, проявившим хоть какой-то интерес ко мне, был врач-п-педиатр, который жутко сюсюкал и все спрашивал: можно ли ему поцеловать мою пяточку?
На этот вопрос у Бобби не имелось ответа. Тем не менее одно он знал наверняка — ему очень, очень хотелось, чтобы Грейси поскорее накинула на себя блузку.
Когда он дернулся, чтобы встать, Грейси встрепенулась и встала сама, нетвердо держась на ногах.
— Д-держу пари, если бы я д-даже разделась перед тобой догола, ты бы все равно не захотел меня.
Он вскинул голову — как раз для того, чтобы увидеть, что она возится с застежкой своей жуткой юбки цвета морской волны. Он вскочил:
— Грейси, ласточка, прекрати, перестань сейчас же, свиненыш ты такой…
Юбка упала к ее ногам, и он не сумел сдержать удивленного восклицания. Кто бы мог подумать, что под этим безобразным балахоном скрывается такая прелестная фигурка? Еще до его появления она успела избавиться от обуви и чулок, и стояла перед ним только в лифчике и штанишках. Грудь у нее была и в самом деле маленькая, однако с ней хорошо гармонировали тонкая, хрупкая талия, округлые, круто изогнутые бедра и прямые стройные ножки. Он стал внушать себе, что находит внешность этой пигалицы такой привлекательной только потому, что она резко контрастирует с плотными формами тренированных кобылиц, в обществе которых он провел добрую половину жизни.
И все же в паху у него заныло, когда он заметил, что ее штанишки состоят в близком родстве с лифчиком. На них, впрочем, красовалось только одно сердечко — крупное, розовое и все же не достаточно большое, чтобы скрыть просвечивающие сквозь ткань завитки волос. У него появилось сильное желание — сдернуть их с нее прямо здесь, в гостиной дома его матери, прямо под портретом, с которого смотрят невинный малыш и Спарки. Ему захотелось грубо раздвинуть эти ножки и выяснить, на самом ли деле там так сухо, как эта бесстыдница утверждает. А если это действительно так — что ж, у него имеется кое-какой опыт по ирригации засушливых пространств. Он поймал себя на том, что всерьез обдумывает эту идею. В конце концов, пара часов в постели с мисс Грейси — это не смертельно. Это может выглядеть даже как акт гуманитарной помощи. Но он тут же одернул себя. Меньше всего сейчас ему нужна еще одна женщина. Ему следует постепенно и ненавязчиво избавляться от них, а не тащить под себя все, что под руку попадется, до общей кучи. Кроме того, несмотря на почти двадцатилетний опыт активной жизни, ему еще не доводилось иметь дело с «синими чулочками», можно сказать, средних лет. Она, чего доброго, грохнется в обморок, увидев воочию то, что так жадно пыталась разглядеть в жалкой пародии на порнофильм.
Тем не менее бессердечным истуканом он не был. Беспомощное выражение лица сильно поддатой Грейси тронуло его. Он сделал шаг и обнял ее. Она издала протяжный душераздирающий стон и прижалась к нему всем своим маленьким вздрагивающим телом.
В груди его стартовало что-то, напоминающее рокот праздничного фейерверка. От нее веяло чем-то милым и старомодным, похожим на ароматы лаванды и лилий. Ее растрепанные волосы мягко щекотали подбородок, нежная кожа спины шелком струилась под его пальцами. Он позволил ладоням скользнуть по талии, а затем и ниже. Его удивило, какой маленькой она кажется в сравнения с ним. Ориентируясь на ее властные замашки, он почему-то предполагал, что она должна быть крупнее. Ее руки обвились вокруг его шеи:
— Мы сейчас будем заниматься сексом?
Несмотря на яростную пульсацию в паху, он невольно улыбнулся, отметив про себя, что в ее голосе гораздо меньше готовности, чем затаенного страха. Кончиками пальцев он коснулся резинки ее штанишек, затем разрешил своим рукам скользнуть под эластичную ткань. Он обхватил ее ягодицы ладонями и крепко стиснул их, немного стыдясь того, что занимается такими штучками с невинной леди, которая слишком пьяна для того, чтобы обороняться. С другой стороны, период воздержания был достаточно долгим, и потому имелась некоторая надежда, что суд не очень принципиальных присяжных мог бы его оправдать.