Джонатан позаимствовал у Кинсайда парочку таких биноклей, не спеша окинул взглядом зал. Он не смотрел на сцену, где злодей Яго всячески пытался оклеветать супругу Отелло, доказывая, что она изменяет мужу. Наблюдал он за публикой, и наконец увидел леди Олкотт, Фебу и Серену.
Она сидела спокойно, положив руки на колени, взгляд обращен на сцену, причем губы ее слегка двигались, словно она повторяла за Отелло его реплики.
Черт побери, он снова строит предположения… Он не был убежден, что это Серена. То были всего лишь его ощущения. Быть может, только надежда. Тем не менее то было предположение, которое ему необходимо либо доказать, либо опровергнуть, иначе эти мучительные размышления сведут его с ума.
Завтра в полночь. Он надеялся, что она придет.
Кинсайд слегка подтолкнул его локтем, и он вернул ему бинокли, потеряв Серену из виду.
– Увидел что-нибудь интересное? – спросил Кинсайд вполголоса.
Джонатан пробурчал в ответ нечто невразумительное, окинул беглым взглядом ложи и вдруг заметил прекрасное смеющееся черноволосое создание, великолепное даже в простом белом муслине.
Джонатан со свистом втянул воздух. Ошибки быть не могло – эта широкая улыбка, этот водопад черных волос, эта чарующая стройность…
Что Элиза Андерсон делает в Лондоне?
Глава 9
На следующий вечер Джонатан в полночь осторожно вышел на улицу через вход для прислуги. На мокрой от проступившего пота шее отчаянно пульсировала жилка.
К концу ночи он точно опознал бы ее. В том случае, если бы она появилась. Он не был в этом уверен даже после того, как отослал днем записку с довольно загадочным объяснением причины, по которой ему так нужно поговорить с ней.
После того, что он натворил, ему нечего ожидать от нее. Он ничего не заслуживает, ровно ничего.
Джонатан сменил позицию, отойдя от двери, прислонившись к которой простоял некоторое время. Окинул взглядом темное здание оранжереи за домом леди Олкотт. Никаких признаков присутствия Фебы и Харпера. Любопытно, планировали они нынешним вечером свидание или нет.
Он намеревался задержать Харпера, когда оказался свидетелем его встречи с Фебой Донован. В ту минуту, когда Джонатан увидел их вместе, он уже было сделал шаг вперед, готовый прервать их свидание прежде, чем оно началось. Однако когда Феба подалась навстречу Харперу и подлинное чувство отразилось на ее лице, а недовольство Харпера исчезло, Джонатан сдержался и отступил в тень, испытывая некую неуверенность.
Феба и Харпер сначала разговаривали на пониженных тонах, она его успокаивала, а он что-то бормотал о своих мучениях, однако довольно скоро голос его смягчился. Джонатан понимал, что должен разлучить их немедленно и все же в конечном счете не мог принудить себя сделать это. Он наблюдал за настоящим любовным свиданием и был поражен тем, что Харпер ведет себя как истинный джентльмен, чего Джонатан раньше даже представить себе не мог, думая об этом человеке. Более того, когда свидание подошло к концу, именно Харпер уговаривал Фебу поскорее вернуться домой и отдохнуть.
Парочка напомнила ему себя самого и Серену. Он и Серена встречались в оранжерее несколько раз. Во время последнего из этих свиданий он сидел между двумя стойками, упершись локтями в колени и зажав голову ладонями, чувствовал полную безысходность. Он думал об отце, который требовал, чтобы Джонатан принял духовный сан. О Серене, воспринимаемой его родителями недостойной супругой для него. Он был достаточно решительным и смелым, чтобы заявить о вступлении в законный брак с Сереной, и отец высмеял его, мало сказать, расхохотался во все горло, как будто Джонатан сообщил ему невероятно забавную шутку.
Серена села рядом с Джонатаном, заключила его в объятия и прильнула к нему. Она ничего не говорила – ей это было не нужно. Она поняла…
Он вздохнул, запрокинул голову, оперся затылком на кирпичную стену и пригляделся сквозь ветви дерева к ночному небу. Всего несколько звезд светилось с яркостью, достаточной для того, чтобы преодолеть завесу лондонского тумана. Свет их был рассеянным и тусклым, не сравнимым с ярким сиянием множества звезд на ночном небе в деревенской местности.
Звук чьих-то шагов побудил его повернуть голову.
Она пришла, одетая в темную накидку с капюшоном, словно старалась замаскироваться и не хотела, чтобы он сразу ее заметил и узнал. Между ними это всегда так и происходило – они встречались тайно, укрывались в тени, надевали капюшоны и такую одежду, по которой никто бы не узнал, кто они и чем занимаются. Теперь это было так потому, что он был тем человеком, который сломал жизнь ее сестры, а сама она была помолвлена с Лэнгли.
Она помолвлена с Лэнгли. Сердце Джонатана наполнилось горечью.
Она поворачивала голову то в одну, то в другую сторону, видимо, присматриваясь к окружающему. Нет сомнения, что она ищет признаки присутствия посторонних, кто мог бы за ними следить, прячась в тени. Никого не обнаружив, она поспешила подойти к нему и заговорила почти полушепотом, но настойчиво:
– Скажите, что вы хотите мне сообщить, лорд Стрэтфорд. Прошу, сделайте это как можно скорее. Мне не хотелось бы, чтобы меня видели здесь с вами.
Он ответил не сразу, язык у него словно примерз к гортани. Она была так хороша. Накидка темно-серого цвета, чуть темнее ясных глаз, которые сейчас смотрели на него. Белокурые волосы обрамляли ее лицо. Он помнил, как перебирал их в пальцах, двигаясь от висков к маленькому подбородку, и завершал это поцелуем в губы.
– Лорд Стрэтфорд, – заговорила она резким тоном. – Что это значит? – Она нетерпеливо передернула плечами. – В вашей записке сказано, что это имеет отношение к Фебе.
– Совершенно верно. – Он вздохнул. – К Фебе.
Она подняла брови и спросила:
– Ну так?
Он указал на дверь входа для прислуги.
– Не соблаговолите ли вы войти? Мы можем присесть за стол в кухне и поговорить.
Она прищурила глаза с явным подозрением.
– Прошу вас, мисс Донован. Даю вам слово джентльмена… – Она недоверчиво хмыкнула, но он это проигнорировал и продолжил: – Я не допущу, чтобы у меня в кухне с вами случилось что-то неприятное.
Она все еще медлила, и он добавил, понизив голос:
– Уверяю вас, что гораздо менее вероятно, что нас с вами застанут вместе у меня в кухне, нежели здесь, во дворе.
Тяжело вздохнув, она уступила и последовала за ним в дом. Джонатан предпочел бы беседовать с ней в своей гостиной, однако понимал, что не стоит на этом настаивать. Кухня, без сомнения, куда более нейтральная территория.
Он придвинул к исцарапанному деревянному столу, за которым обедали слуги, стул для нее и подождал, пока она сядет, после чего сам занял место напротив.
Она сидела неподвижно, положив руки на колени.
– Что же вы должны сообщить мне о моей сестре?
– Думаю, вы имеете об этом представление.
Серена напряглась, избегая его взгляда.
– Так скажите мне все-таки, в чем дело.
Джонатан перевел дыхание. Как бы ни симпатизировал влюбленной парочке, он понимал, что может произойти, если их связь обнаружит кто-то посторонний, а не только он сам и сестра Фебы.
– Она и Себастьян Харпер – любовники.
Устремив взгляд через его плечо куда-то на стену, Серена замерла. После мучительно долгого молчания спросила:
– Как вы об этом узнали?
Он рассказал от начала до конца историю о том, что было в ту ночь, когда произошла драка в игорном доме, не опустив ни одной мелочи и закончив описанием того, как молодые люди прощались при расставании.
Ее взгляд переходил со стены на него, и она слушала, не шевелясь и не сказав ни слова. Наступило полное безмолвие и после того, как он окончил свой рассказ, а взгляд Серены перешел с него сначала на кухонный очаг, потом на полки, вытянувшиеся правильными рядами вдоль стен. Наконец она снова поглядела на него.
– Благодарю за то, что вы мне об этом рассказали.
Голос у нее был низкого тембра, ровный. Голос Серены, каким он его помнил.
– Что вы намерены предпринять? – спросил он.
Она не медлила с ответом.
– Я, разумеется, обязана прекратить это.
Он медленно кивнул и сказал:
– Да, конечно.
И она была права – какой бы «идеальной» ни выглядела их связь со стороны, Феба и Харпер не должны ее продолжать таким образом. Ее семья ни за что не даст согласия на этот брак, и не только потому, что Харпер по уши увяз в долгах, но и потому, что страдал явным отсутствием самоконтроля. И хотя Феба обладала способностью утихомиривать его, это могло быть явлением временным.
– Могу ли я предложить… – Он запнулся.
Серена высоко приподняла темную бровь.
– Что вы хотели бы предложить, милорд?
Она считала, что он не вправе делать предложения насчет того, как ей обойтись с собственной сестрой, и была права. Однако он, видимо, не мог удержаться от этого.
– Я предложил бы вам не быть слишком строгой, когда вы станете говорить с ней. – Он наклонился к Серене, вглядываясь в лицо с самым серьезным выражением. – Я не думаю, что он обманывает ее. Я считаю, что их чувство взаимно и чисто.
Она заметно напряглась, а блеск в глазах приобрел холодный стальной оттенок.
– Это вряд ли имеет значение, – сказала она.
– В самом деле?
Она покачала головой, и это движение тоже было скованным, словно ей больно было поворачивать шею.
– Ни в коем случае. Они должны понять, что из этого ничего не может выйти.
Грусть и уныние овладели им при этих словах. Он понимал, что она права, но должен был спросить.
– Вы в это верите? Честно?
– Верю. – Так напряженно, так холодно смотрела она на него. – Моя мать и тетя уже запланировали сезон для нее на будущий год. Они надеются найти для нее хорошего мужа, и тогда, по моему примеру… – Она запнулась, перевела дух и продолжала: – Я должна выйти замуж за капитана Лэнгли, а Феба такая милая – остроумная и красивая. Мы все питаем надежды, что она устроит свою судьбу даже лучше, чем я.
При этих словах Джонатан ощутил горечь во рту. Серена никогда не сказала бы ничего подобного – схожие слова никогда не прозвучали бы в отношении того, что она особенно ценила. Быть может, она и есть Мэг в самом деле.
Он заговорил негромко и спокойно:
– Серена всегда верила, что браки по любви возможны, даже если любящие неравны по своему положению в обществе. И не просто возможны, но случается, что бывают идеальными.
Она посмотрела на него, прищурив глаза и поджав губы, и сказала:
– Не говорите со мной о Серене. Я ведь уже просила не делать этого.
– Но что поделать, если мне хочется говорить о ней?
– Вам хочется причинять мне боль? Это так?
– Нет, никогда. – Он наклонился к ней. – Скажите мне, Мэг: мои слова о Серене в самом деле причиняют вам боль?
– Да, – процедила она сквозь стиснутые зубы.
– Почему это так? – Каждое слово, которое ему удавалось вытянуть из нее, будоражило его душу, обжигало сердце, которое, казалось, готово было выскочить из груди.