Танец кончился, и Лэнгли, отвесив положенный поклон, подставил Серене согнутую в локте руку, намереваясь увести свою даму с площадки для танцев. Серена оперлась на его руку, и они направились к женщине, которую Лэнгли представил Серене как леди Монтгомери. Эту особу крошечного роста, с гладко причесанными блестящими черными волосами, одетую в изящное серое платье, Серена приняла бы за строгую гувернантку или кого-то в этом роде, если бы не ее теплая, приветливая улыбка.
– Вы рады, что вернулись в Лондон после столь долгого отсутствия, мисс Донован? – спросила она.
Серена помедлила с ответом. Следует ли сказать правду? Как на ее месте поступила бы Мэг?
– Я рада, – медленно заговорила она, – что моя сестра Феба получит возможность впервые появиться в светском обществе Лондона. Более того, я счастлива наконец-то снова увидеться с капитаном Лэнгли.
Она улыбнулась ему, а он слегка покраснел и, принеся извинения, направился к группе морских офицеров. Леди Монтгомери тоже улыбнулась и обратилась к Серене:
– Разумеется, вы этому рады, – негромко и спокойно заговорила она. – Капитан Лэнгли – мой друг, мисс Донован, и он очень хороший человек. Ему безмерно не хватало вас в последние годы. Он несказанно счастлив, что вы дали согласие вступить с ним в брак.
Серена отчаянно покраснела – цвет ее лица, как ей казалось, был подобен панцирю рака, брошенного в кипяток.
– Благодарю вас, – произнесла она и посмотрела на Лэнгли, который тем временем весьма оживленно разговаривал с морскими офицерами. Ей захотелось, чтобы и с ней он общался в такой манере.
– Вы давно уже знакомы с капитаном Лэнгли, миледи?
Прежде чем ответить на вопрос, леди Монтгомери взглянула на входную дверь в бальный зал и со свистом втянула воздух.
Серена проследила за ее взглядом и оцепенела.
О Господи…
Окружающий мир исчез, умчался прочь, унося с собой запах горящего воска свечей и удушающую смесь ароматов парфюмерии. Звуки вальса, смех и разговоры, которые всего минуту назад доносились до Серены бурным крещендо, словно провалились в безмолвную пустоту.
Серене было восемнадцать лет, когда она впервые увидела его и сочла самым красивым из мужчин во всем мире. Со временем она рассталась с подобным восприятием и суждениями, порожденными разыгравшимся воображением неопытного и ограниченного рассудка. С тех пор она изучала мужчин, так сказать, на расстоянии и пришла к убеждению, что поняла суть их обаяния.
Она ошибалась.
Не было ничего и никого. За исключением мужчины, который сейчас стоял в другом конце зала, обмениваясь рукопожатиями с гостем, которого Серена не могла разглядеть. Время основательно над ним поработало. Очень основательно. Фигура изменилась, стала более внушительной, чем прежде. Он стал крупнее, но ничуть не растолстел, выглядел мускулистым и в то же время стройным и подтянутым. Волосы темно-русые, густые и коротко остриженные, лицо обрамляли модные в последних сезонах негустые бакенбарды.
Вот он слегка повернул голову, и Серена пригляделась к его профилю. С тех пор как она видела его в последний раз, лицо у него огрубело, черты как бы заострились и стали более четкими. Он всегда был красив, однако годы проложили морщинки в уголках рта и вокруг глаз, и это сделало выражение лица более характерным. На носу появилась небольшая горбинка, которой раньше не было.
– Да. – Голос леди Монтгомери вывел Серену из оцепенения. Серена вздернула голову и по выражению темных глаз леди Монтгомери догадалась, что та осведомлена о ее и Джонатана прошлом. – Это граф Стрэтфорд. Как я понимаю, вы с ним давние знакомые.
Серена растерянно заморгала, глядя на свою собеседницу. Граф Стрэтфорд? Что? Она приоткрыла рот, но тут же снова сомкнула губы и попыталась хоть как-то собраться с мыслями.
Когда она только познакомилась с ним, то узнала, что перед нею достопочтенный мистер Дейн, второй сын графа, и еще тогда поняла, что он особа весьма высокого положения.
– Прошу прощения, – заговорила она не слишком уверенно, – но я не осведомлена о том, что он унаследовал графский титул.
– О, неужели? Да-да, унаследовал, это так и есть. Смерть его старшего брата случилась на несколько месяцев раньше смерти отца. Ему тогда было… м-м… двадцать три года, как я полагаю.
– Мне очень грустно слышать об этом.
Значит, отец Джонатана скончался через год или около того после ее отъезда из Лондона. Серене об этом не сообщили. Если бы она жила в Англии, скрыть от нее такую новость было бы невозможно, однако она жила весьма далеко оттуда, и любые разговоры о Джонатане Дейне были запрещенной темой. Любопытно, знала ли об этом мать. Вполне вероятно.
Леди Монтгомери продолжала изучать Серену чересчур уж внимательным взглядом и наконец произнесла:
– Я бы очень хотела познакомиться с вами поближе, мисс Донован. Вы должны как можно скорее навестить меня.
– О да, разумеется, – ответила Серена. Она сейчас нуждалась только в том, чтобы как можно скорее уйти из этого зала, в котором ей вдруг стало до ужаса душно. А больше всего хотелось уйти от Джонатана Дейна, графа Стрэтфорда. Но куда уйти? Она чувствовала себя кем-то вроде пойманного и посаженного в клетку дикого животного, сознающего, что нет никакой возможности вырваться на свободу. – Я бы очень этого хотела. Но прошу, миледи, меня извинить. Кажется, мне просто необходим глоток свежего воздуха.
На лице у леди Монтгомери появилось выражение сочувствия.
– Разумеется! Ваш организм должен был взбунтоваться. Душная атмосфера бального зала в Лондоне просто несравнима со свежим воздухом Вест-Индии.
– Истинная правда. Еще раз прошу извинить меня.
Серена сделала реверанс и поспешила к двойным дверям на балкон, где ее ожидало пусть и временное, однако все же избавление от чувства тревоги.
Крепко сжимая в руке бокал с шампанским, она прокладывала себе путь через толпу гостей Лэнгли, вежливо отвечая на приветствия тех, кто ее узнавал. Поскольку городской дом ее нареченного был слишком мал для столь многолюдного приема, его друг предоставил для этой цели свой большой фамильный особняк в Кенсингтоне.
Оркестр доигрывал заключительные такты вальса, когда Серена заметила Фебу, танцующую в круге света от горящих канделябров. Ее партнер, красивый молодой человек с черными волосами, кружил Фебу в танце, и в эту минуту она рассмеялась какой-то его шутке.
Серена невольно заулыбалась. Глядя на сестру, она вдруг ощутила надежду, что весь этот ужасный обман чего-то стоит.
Вальс отзвучал, смех и беззаботная болтовня быстро сменились внезапно наступившей тишиной. Серена взялась за дверную ручку.
– Ах вот вы где.
То был голос Лэнгли. Серена со вздохом опустила руку и оглянулась. Тут он и стоял, на расстоянии вытянутой руки, рядом с Джонатаном Дейном.
Широкий чувственный рот Джонатана не изменился по форме, однако губы сложились сейчас в отчасти циничную, отчасти притворную усмешку, которая ничуть не напоминала те искренние, веселые улыбки, какие помнила она. Губы его разомкнулись, и она увидела оба ряда зубов.
Серена помнила эти губы, которые так часто целовала, касаясь при этом его зубов кончиком языка.
– Добрый вечер.
Голос Серены прозвучал спокойно, мягко и ничуть не дрожал. Она вспомнила, как звучал он тогда, когда они с Джонатаном были вместе, и она чувствовала себя возбужденной и могла думать лишь о том, что хочет большего, хочет, чтобы он довел ее до блаженства.
Он возносил ее до этих высот не только физически, но и эмоционально, и она считала, что конца этому не будет, однако конец наступил так внезапно, что Серена чувствовала себя разбитой и униженной.
Сейчас он смотрел на нее так, словно был сильно удивлен; между его бровями пролегла морщинка.
– Серена?
Шум бального зала померк по сравнению с поразившим ее потрясением. Она бросила взгляд на Лэнгли – тот побелел. Все, кто стоял поближе, повернули головы и уставились на них.
Серена же уставилась на Джонатана, не в силах говорить и дышать. Он в свою очередь смотрел на нее, глаза у него начали темнеть, пока не сделались совсем черными. Однако она вспомнила их. Они были синими, как ночное небо, как глубины океана в солнечный день. Они всегда темнели до черноты, если вокруг не хватало света. В солнечный день его глаза казались экзотическими, их темно-синие искры контрастировали с золотыми прядями волос и густыми светло-каштановыми бровями. Настоящий красавец мужчина.
Лэнгли расхохотался и хлопнул Джонатана по плечу.
– Нет, это Мэг, парень, Мэг Донован, моя невеста.
Джонатан помотал головой, как бы разгоняя туман у себя перед глазами. Потом часто заморгал и, вроде бы опомнившись, поклонился.
– Конечно, – пробормотал он. – Простите меня. Я очень рад снова видеть вас, мисс Донован.
Низкий, глубокий тембр его голоса привел Серену в оцепенение. Она не могла бы сосчитать, сколько раз мечтала услышать этот голос. Он произносил такие слова, предназначенные только ей, за которые она любила его все больше и сильней с каждым днем, с каждым часом.
Она едва не умерла, когда узнала, что слова его были ложью.
Он так и остался лжецом?
Подобные качества, как правило, закрепляются за личностью и даже усиливаются, когда человек становится взрослым. Если мужчина лгал в двадцать два года, то будет лгать и в двадцать восемь.
Серена не нашла в себе силы ответить. Только глянула на него. Лэнгли в свою очередь устремил на нее виноватый взгляд, словно просил прощения, что не предупредил о приезде человека, который оскорбил и унизил ее сестру. Серена с присвистом втянула воздух. Она вдруг с ужасом почувствовала, что готова удариться в слезы.
Лэнгли поспешил ей на помощь.
– Не хотите ли вы подышать свежим воздухом? – предложил он.
Она молча кивнула.
Он поинтересовался с ласковой улыбкой:
– Могу я сопровождать вас?
Его добрые слова помогли Серене обрести дар речи, и она, помахав рукой, возразила:
– Нет-нет, прошу вас. Мне кажется, что вы оба собирались направиться к чаше с пуншем. – Она игриво улыбнулась. – Я вовсе не намерена лишать вас, джентльмены, пунша.
Лэнгли в ответ улыбнулся ей и сказал:
– Мне не хотелось бы отпускать вас одну. – Он похлопал Джонатана по плечу. – Если ты не против…
И тут чья-то рука коснулась руки Серены. Леди Монтгомери сжала ей запястье.
– Ох, идемте на террасу со мной, мисс Донован. Я как раз подумала, что мне тоже стоит подышать свежим воздухом.
Серена сглотнула, потом с улыбкой ответила своей спасительнице:
– Благодарю, мне приятно прогуляться с вами.
Она одарила Лэнгли неуверенной и не слишком веселой улыбкой в благодарность за его сообразительность. Оба кавалера поклонились ей, Лэнгли выглядел при этом вполне понимающим, а у Джонатана вид был такой, словно он проспал целый год, только что пробудился и весьма удивлен. Они с Лэнгли направились к чаше с пуншем, причем Лэнгли, положив руку Джонатану на плечо, направлял его таким образом к вожделенной цели.