К счастью, он только посмотрел на холм и на нее.
Эдди уже чуть ли не бежала к ним. Рой при виде ее пришел в восторг. Он начал лаять и прыгать от радости.
— Нет! Рой, прекрати! — Она так и видела, как Рой сносит лестницу вместе с Ником. — Какого черта ты делаешь? Ты же мог убиться!
— Я много раз это делал. — Голос у него звучал напряженно от тяжести груза, который он на себе держал.
Эдди видела, как по шее у него струится пот, капает ему на спину, прокладывает дорожки на его пыльной голой спине.
— И даже дожил до того момента, когда смог об этом рассказать. И все же это неразумно. Тебе нужна помощь.
— Хочешь быть добровольцем?
— Да.
Она прошла мимо Роя и ухватилась за лестницу, остановившись у Ника за спиной, двумя руками придерживая лестницу на месте, пока он по ней поднимался.
Ник бросил на нее встревоженный взгляд:
— Уйди оттуда. Ты стоишь прямо на линии огня, если я вдруг уроню эту штуку.
— Тогда лучше ее не роняй. — Она осталась на месте, носом почти упираясь ему в джинсы под коленками.
— Эдди!
— Ник! — Она не сдвинулась с места.
— Черт, — тихонько пробормотал он.
Но, когда она и не подумала отойти или отпустить лестницу, она увидела, как зашевелились его ноги, напряглись мускулы, и он поднялся на одну перекладину вверх. Лестница задрожала. Она ухватилась за нее изо всех сил. Теперь она могла во всех подробностях рассмотреть пятна и потертости на его рабочих ботинках со стальными пластинками на носках.
— Ты идиот, — сказала она тоном, которым обычно ведут светскую беседу, просто для того, чтобы как-то отвлечься, не думать, что случится сейчас, если соскользнет балка или поскользнется сам Ник.
— Ты… — он поднялся еще на одну перекладину, — тоже.
Теперь она не видела его ботинки. Она посмотрела вверх. Вид открывался потрясающий, не считая страшной балки.
Она хотела отвести взгляд и не могла, смотрела как зачарованная. Ник начал потихоньку наклоняться, плечом толкая балку вперед на место. При этом лестница накренилась. Эдди до боли сжала ее пальцами так, что костяшки побелели. Дыхание у нее перехватило.
А потом он сказал:
— Все, готово, — и спустился вниз прежде, чем она успела разжать пальцы.
И так она и стояла, вцепившись в лестницу, с подогнувшимися коленями, носом прижавшись к его шее сзади, обвив его руками.
Именно там, где хотела быть.
Она так удивилась, что даже не отодвинулась. Осталась там, где стояла, изо всех сил сжимая лестницу и вдыхая запах пота и грязи и ни на что не похожий запах Ника.
С секунду Ник тоже не двигался с места. Он замер в ее объятиях, весь напрягшись, в то время как она вся обмякла. Она видела, как мускулы у него на спине задрожали. Потом он опустил голову, уперся лбом в перекладину лестницы и глубоко вздохнул так, что по телу у него прошла дрожь. От этого движения его твердая влажная спина подалась назад так, что она случайно коснулась ее губами.
И она поцеловала его.
Ощутила соленый вкус его кожи. Вкус Ника. Не смогла сдержаться.
Это длилось сотую долю секунды, не больше.
Но от этого прикосновения он резко обернулся:
— Господи, Эдди!
А потом он поцеловал ее в ответ, не коснулся губами, а припечатал к ней губы так, как будто хотел ее проглотить целиком. Он сжал ее в объятиях и стал целовать лихорадочно и жадно.
— Да, — сказал он. — Да! Я знал. Я тебе говорил. — Он оторвался от ее губ, чтобы посмотреть на нее с победным блеском в глазах.
Эдди отчаянно покачала головой:
— Нет.
Он сжал ей предплечья:
— Что значит «нет»? Ты же меня поцеловала!
Она не стала этого отрицать.
— В шею, — сказала она. — Только и всего.
— Этого достаточно… то есть нет, недостаточно. Мягко говоря. Но теперь ты не можешь больше настаивать на том, что не хочешь меня.
— Я никогда этого не говорила, — покачала головой Эдди. — Я… хотела тебя.
Она должна была сказать ему правду.
— Хочешь, — твердо поправил Ник, как будто вызов ей бросил. — Ты хочешь меня.
Эдди сжала губы.
— Да. Хочу. Но я тебе уже говорила — я хочу большего. — И тихо добавила: — А ты не хочешь.
Они снова взглянули друг другу в глаза, и на этот раз она уже смотрела на него с вызовом.
Он сжал зубы так, что мускулы у него на челюсти дрогнули. Она опустила глаза, уперлась взглядом в его мерно вздымающуюся твердую загорелую грудь. Потом медленно подняла голову.
Его молчание было яснее слов.
Эдди слышала, как чирикают птицы в верхушках деревьев. Где-то вдали урчал мотоцикл. У ее ног пыхтел Рой.
Она отступила:
— Мне надо идти.
Глава 7
Фраза «Мне надо идти» могла много чего значить. Когда Эдди сказала: «Мне надо идти», Ник подумал, что она ушла обратно в дом, спряталась в своем стабильном и надежном рабочем графике, где она могла притвориться, что только что вспыхнувшее между ними желание можно сбить до ровного кипения.
Он не знал, что это значило, что она совсем ушла!
Но, когда он после обеда вернулся в дом, все еще мучимый желанием, твердо намеренный найти ее и сказать, что пора бы уже ей перестать говорить одно, в то время как ее тело хотело совсем другого, ее там не оказалось.
Там был Рой — он ждал в доме.
А еще на стойке в кухне была записка: «Меня сегодня вечером не будет. Лазанья в холодильнике. Роя я покормила».
Ник раздраженно выдохнул. Он не будет есть чертову лазанью. Сегодня пятница. И он не собирается проводить этот вечер в компании собаки. Он сходил в душ, потом поехал в город в поисках вкусного ужина и компании. Женщины, которая поможет ему отвлечься от Эдди Дэлей.
Если она не хочет ложиться с ним в постель, он готов побиться об заклад — он найдет женщину, которая будет не прочь это сделать.
Хороший ужин он нашел без особого труда. В Санта-Барбаре были места, где можно было шикарно поесть. А после ужина он в спортбаре познакомился с несколькими молоденькими девушками. Они все слишком много болтали и хихикали или слишком активно с ним заигрывали. Волосы у них были слишком короткие или слишком светлые. Ни на кого из них его гормоны не отреагировали. Он попил пива, поговорил с барменом и посмотрел бейсбол. Потом в ужасном расположении духа поехал обратно к Моне. Один.
Рой очень обрадовался. Он бешено вилял хвостом, бодал Ника сзади по ногам и побежал за ним в гостиную. Ник понял, что Эдди еще не вернулась. Если бы вернулась, она бы забрала Роя. Было уже начало двенадцатого. До полуночи было еще далеко, и все же где она, черт возьми? Он спустился вниз, собака следовала за ним по пятам. Весь вечер он не давал себе задуматься о том, где она. Это было ее дело, не его. Ему все равно.
Кстати, она что, серьезно думает, что он весь вечер будет возиться с ее собакой?
Ник сунул руки в карманы джинсов, вышел через французские окна к бассейну в темноте сада, а потом вздрогнул, ощутив, как завибрировал прямо у него под рукой в кармане телефон. Он удивленно вытащил его, посмотрел на номер звонящего и не узнал его. Сердце на секунду перестало биться, он торопливо открыл телефон.
— Савас. Где ты, черт тебя подери?
— В Таиланде. А ты где, черт тебя подери?
«Мона?»
Ну конечно. Ни у кого, даже у Эдди, не было такого жаркого, сексуального, моментально узнаваемого голоса.
— Где ты? — снова потребовала она ответа. — Ты в Санта-Барбаре? Реставрируешь дом? А где Эдди? — Вопросы посыпались на него быстро и яростно.
Ник потер шею.
— Да, я в Санта-Барбаре, — нетерпеливо сказал он. — Да, я реставрирую дом. И я не знаю, где Эдди.
— Почему?
— Я же не надсмотрщик! — рявкнул он.
— Нет? — спросила Мона с такой интонацией, что у него волоски сзади на шее встали дыбом.
— Нет, — коротко сказал Ник.
— Как скажешь, дорогой. Но ты ее видел? Она там?
— Она была здесь после обеда.
— А.
Всего один звук. Она и правда актриса. Всего в одну букву вложить тонны подтекста.
Ник не ответил. Куда бы ни шел этот разговор, он по доброй воле туда не пойдет.
— Что-то случилось? — Мона явно была обеспокоена.
Ник повел плечами, размял шею сзади, потом вспомнил, что именно там его коснулась губами Эдди, и резко опустил руку.
— Случилось? Нет, конечно нет.
Что здесь случилось — или не случилось, — Моне до этого дела быть не должно.
— Но она не берет трубку, — с явным беспокойством сказала Мона. — Эдди всегда отвечает на звонки.
— Это просто смешно. Ведь еще нет и двенадцати. Должна же она отдыхать хоть иногда. Может, она спит.
— Она бы услышала звонок телефона.
— Может, она просто не захотела брать трубку.
Мона только фыркнула.
— Мне нужно с ней поговорить. Скажи ей, что мне нужно с ней поговорить.
— Я скажу.
— Скажи, чтобы она мне позвонила. — И Мона отключилась.
В последовавшей за этим тишине Ник стоял, пытаясь испепелить телефон взглядом, и никак не мог решить, на кого он больше сейчас злится — на Эдди или ее мать.
Дерек Сайто был хорошим парнем. Он был веселый, обаятельный, а еще он был красивее, чем помнила Эдди. Он повзрослел, стал крепче, и у него развилось легкое и ироничное чувство юмора. Он преподавал английский старшеклассникам, был холост, заверил ее в том, что сердце его никому не принадлежит, и Эдди интересовала его как женщина. А еще Дерек явно был надежным и спокойным человеком, как раз таким, которым должна бы заинтересоваться она, если ей хочется серьезных отношений.
Но он был ей неинтересен — вот так просто.
У нее было такое ощущение, что гормоны, которые так и кипели, когда она сегодня после обеда была в объятиях Ника, приняли лошадиную дозу снотворного, как только Дерек за ней заехал.
Причем заснули не только ее гормоны, но и ее мозг тоже.
Перед концертом они поехали ужинать, и, как ни старалась Эдди следить за ходом разговора с Дереком, мысли ее все время возвращались к тому, другому мужчине, который совсем скоро уже уйдет из ее жизни, к мужчине, который ясно дал ей понять, что хочет с ней переспать и только. Она старалась не отвлекаться, внимательно слушать, задавать правильные вопросы. Но она сильно прокололась, когда Дерек, рассказывавший ей о летней театральной школьной постановке, спросил, читала ли она пьесу.
— А кто ее написал?
— Ромео и Джульетту? — Его страдальческая улыбка навсегда, наверное, отпечатается у нее в памяти.
Щеки ее заалели.
— Извини. Извини. Не знаю, о чем я только думаю. Я… — Она покачала головой. — Я плохо сплю в последнее время.
Это было правдой.
Выражение лица Дерека смягчилось, он понимающе кивнул.
— Конечно, тебе все еще тяжело, — сказал он и легонько потрепал ее по руке. — Я рад, что ты сегодня со мной выбралась на концерт.
— Я тоже, — горячо сказала Эдди, хоть и не была уверена, что причины для радости у них одинаковые. Но ей удалось до конца вечера ничего больше не ляпнуть.
Когда Дерек свернул с извилистой дороги в сады их поместья, уже было совсем темно. Они ехали в окружении эвкалиптов в слабом лунном свете, и Эдди уже видела вдали огни дома Моны. Она взяла с пола машины свою сумочку, а потом стала репетировать очень вежливую речь в духе «Дерек, все было просто чудесно, спасибо за прекрасный вечер».