— Считай, что это тебе для вдохновения, — ухмыляясь, сказала Эдди.
Ник не мог придумать никаких аргументов против. Он пожал плечами, взял ее за руку и сказал:
— А почему бы и нет?
Эдди сейчас искушала судьбу — да-да, именно этим она занималась, когда приглашала Ника в «Билтмор».
Но эти слова вырвались у нее прежде, чем она сумела остановиться. Да она и не хотела останавливаться. Она хотела пойти с ним в «Билтмор», поесть, побыть с ним в этой особой обстановке и — вот в этой части она как раз искушала судьбу — включить его таким образом в свою семейную историю.
Именно в «Билтмор» она пришла с Беном когда-то, чтобы отпраздновать их помолвку. А за тридцать с чем-то лет до этого именно здесь за ужином Джо сделал предложение Моне. А еще на тридцать лет раньше родители Джо познакомились в этом отеле, где его мама работала на кухне, а папа был водителем богатого постояльца-бостонца.
Памятные дни, проведенные в «Билтморе», были их настоящей семейной традицией.
Но Нику Эдди этого не сказала.
Она уж точно не собиралась там просить его жениться на ней — и она была бы шокирована, если бы он предложил вдруг ей руку и сердце. Не сегодня. Не сейчас. Но скоро.
Да, она смела надеяться, что это скоро случится.
То, что было между ними в эти недели, не ослабило их чувства друг к другу. Эти чувства стали только сильнее. То время, которое они провели вместе, истории, которые она рассказала ему о своем детстве, и то, что Ник ей рассказывал о юности, — все это свидетельствовало о том, сколько у них было общего.
Они оба любили, и оба потеряли любимых. Она не надеялась занять место Эми в его сердце и знала, что он никогда не заменит ей Бена. В ее сердце было место для них обоих. Ей это продемонстрировала Мона, которая так упорствовала в своей, может, и глуповатой, но достойной восхищения готовности рисковать снова и снова. А Бен научил ее доверять и не бояться любить.
Она любила Ника.
В Мон-Шэмионе она говорила себе, что не полюбит его. Когда он приехал в Санта-Барбару и пообещал ей только мимолетный роман, она не хотела сдаваться на волю своим чувствам. По крайней мере, она пыталась устоять. Эдди верила. И надеялась.
Они припарковали машину через дорогу от отеля у идущего вдоль пляжа тротуара.
Еда была чудесная — свежие морепродукты, домашняя паста, зеленый салат. Вино было превосходное. Ник поднял бокал и чокнулся с ней, его глаза блестели.
— За вас, миссис Дэлей.
Эдди подняла свой бокал и заглянула ему в глаза:
— За вас, мистер Савас. — В своем сердце она сказала: «За нас».
Десерт они заказывать не стали. Дома их ждало кое-что получше.
На обратном пути они почти не разговаривали. Ник отпустил ее руку всего на секунду, когда они выходили из машины.
Они занимались любовью в его кровати в ее бывшей комнате в доме Моны. Они занимались любовью у бассейна. Однажды они даже занялись любовью на старом полосатом покрывале, которое Эдди принесла для их пикников.
Но чаще всего они приходили сюда — в ее постель. И хоть Эдди любила бы Ника где угодно, здесь ей нравилось заниматься с ним сексом больше всего. Ее квартира над каретным ангаром была маленькая и далекая от роскоши. Но это был ее дом, и именно здесь было ее сердце. Рой выбежал им навстречу, как только они вошли. Но уже через несколько минут начал оглядываться в поисках ужина. Кот Джералд задумчиво мяукнул и потерся об их ноги.
— Я знаю, ты голодный, — сказала ему Эдди и потянулась за его миской.
Ник стоял у нее за спиной, целовал ее в шею так, что у нее дрожь по телу пробегала от желания. Потом он легко провел ей по груди.
— Если ты не заметила, я тоже голоден, — пробормотал он.
Она поставила миску с едой для кота, и тут же Ник схватил ее на руки и понес в спальню.
Там он осторожно опустил ее на кровать, потом сам упал с ней рядом, лаская ее, снял с нее одежду, потом разделся сам. Она притянула его к себе, ощутив вес его твердого мускулистого тела. Они любили лихорадочно и яростно, тела их были разгоряченными и скользкими от пота, и они подарили друг другу ослепительную разрядку. А потом лежали, крепко обнявшись, засыпали, просыпались, опять любили друг друга и снова засыпали.
Уже почти рассвело, когда она погладила его щетинистый подбородок. Он вплел пальцы ей в волосы. Она стала целовать его в ключицу, опускаясь все ниже.
Ник резко втянул воздух в легкие.
— Ты смерти моей хочешь? — хрипло сказал он.
— Я тоже голодна.
Эдди подняла голову и посмотрела на него сквозь занавес волос. А потом она продолжила целовать его, покусывать, трогать языком так, что он начал стонать, пока наконец не приподнял ее, не усадил на себя и не потянул вниз, чтобы она приняла его в себя. Он сжал зубы и весь напрягся, пока она двигалась на нем. Они вместе содрогнулись, и Эдди упала на него и услышала, как прямо у нее под ухом стучит его сердце. Он обнял ее, стал гладить ей спину, губами прижался к ее волосам.
— Господи Боже правый, что ты со мной сделала? — прошептал он.
Эдди подняла голову и взглянула на него, потом протянула руку, убрала волосы, упавшие ему на лоб, улыбнулась и, доверившись инстинкту, подарила ему свое сердце так же, как дарила ему свое тело.
— Я люблю тебя, Ник, — сказала она ему. Потом отстранилась и скользнула вверх по груди, чтобы коснуться его губ. — Я люблю тебя, — повторила она. — Я люблю тебя.
Он замер. Застыл. Взгляд, в котором до этого пылала страсть, потух: Теперь он был пустым, темным. Он убрал руку, которой до этого гладил ее по волосам и спине.
На лице его вдруг появилось напряженное, загнанное выражение, и он смог только прохрипеть:
— Не надо.
Глава 9
— Перестань.
Что-то изменилось. Что-то было не так. Она это чувствовала. Видела, какое у Ника лицо. У него дрогнул мускул на подбородке, и он ровным тоном сказал:
— Не влюбляйся в меня.
Эдди отчаянно попыталась вернуть интимность того момента, когда они занимались любовью:
— Поздно. Я уже влюбилась.
Она уже готова была положить голову ему на грудь, но он сжал ее предплечья, приподнял ее, посадил на кровать, а сам отодвинулся.
— Ник? — Она протянула к нему руку.
Но он этого не увидел. Он уже встал с кровати спиной к ней, взял одежду и хрипло пробормотал:
— Черт подери.
Черт подери?..
Эдди села, прикрывшись одеялом, ей вдруг стало холодно. Спина была все такая же — широкая, сильная и гладкая, всего минуту назад она водила по ней руками.
А теперь это была стена.
— Ник.
Он повернулся к ней.
— Ты же знала — не надо этого делать, — хрипло сказал он.
— Я тебя знаю, — с тихой убежденностью сказала она. — Ты тоже меня любишь.
Он быстро и резко покачал головой:
— Нет.
— Нет? Тогда что ты тут делаешь? — Она махнула рукой, широким жестом обозначив не только комнату, кровать, где они только что провели ночь в объятиях друг друга, но все, что было между ними с тех пор, как он приехал в Санта-Барбару. — Чем мы занимались весь этот месяц?
Он посмотрел ей в глаза:
— Наслаждались друг другом.
Теперь пришла очередь Эдди покачать головой:
— Нет. Это нечто большее.
Но Ник сложил руки на груди.
— Ты принимаешь желаемое за действительное, — сказал он. — Ты видишь то, что хочешь видеть.
— А что в этом такого? — спросила она. Когда несколько минут назад она сказала ему то, что сказала, вся теплая и томная после их любви, мир казался золотым и полным радости. А теперь перед лицом такой неумолимости ей казалось, что облако закрыло солнце. — Хочешь сказать, я тебе безразлична? — медленно спросила она.
— Нет.
По крайней мере, он это признает.
— Ты мой друг. Ты замечательная женщина.
Прозвучало это очень странно, неискренне. Но она смогла выжать из себя слабую улыбку.
— Хорошая любовница? — мило подсказала она ему. Вся эйфория испарилась. Ей было холодно, больно и страшно. Чуть ли не хуже, чем когда она узнала о смерти Бена. Бен никак не мог изменить то, что произошло. Но Ник — Ник по доброй воле отказывался от любви, отталкивал ее и лгал себе самому.
— Прекрасная любовница, — поправился он, не замечая горечи в ее голосе или не желая ее замечать. Он уже надел трусы и натягивал брюки.
Эдди тоже встала с кровати. Ее тошнило. Она вся дрожала. Она не верила в то, что он говорил, но знала, что это не важно. Важно было то, что Ник в это верил.
Она начала быстро одеваться, словно одежда могла ее согреть.
— Я обязательно запишу это себе в резюме.
Ник прищурился:
— А это что еще значит?
Она повернулась к нему спиной и стала натягивать парусиновые брюки и застегивать рубашку.
— Да так, ничего.
И тут Ник протянул к ней руку:
— Эдди.
Она попыталась отодвинуться, но он держал ее крепко, потом повернул ее к себе так, чтобы заглянуть ей в лицо. Он был ей так дорог. Она так его любила. А он сейчас смотрел на нее с таким непоколебимым выражением, он совсем от нее закрылся.
— Ты все себе придумала.
— Нет.
— Да, — настаивал он. — У нас хорошие отношения.
— Я так думала, — согласилась она, от напряжения у нее болело горло. — Я надеялась… — Голос у нее сорвался.
Черт! Она не хотела выдавать, как ей больно. Хотя — почему бы и нет?
— Ты знала, что об этом речи не идет. Я этого не хотел. Никогда, — настаивал он. — Мы это обсуждали.
— А как насчет того, что хотела я?
Он посмотрел на нее:
— Ты меняешь правила игры.
— Я? Ты их изменил, когда приехал за мной сюда!
Он открыл рот, и с секунду она думала, что он будет это отрицать. Но он только пожал плечами:
— У нас была хорошая ночь.
— Ты полмира проехал! Взялся за реставрацию третьесортного глинобитного ранчо, когда мог бы заниматься ценным с исторической точки зрения шотландским замком.
— Я займусь замком. Туда я поеду потом.
— Когда закончишь здесь?
— Да.
— Когда закончишь со мной!
От ее слов у него дрогнул мускул на подбородке. Она мысленно молила его о том, чтобы он это отрицал. Но он не стал этого делать.
— Да, — яростно прошипел он сквозь сжатые зубы.
Эдди вырвалась из его объятий:
— Ладно. — Она схватила с тумбочки телефон и побежала вниз по лестнице.
Ник бросился за ней и догнал ее уже у двери.
— Что ты делаешь?
— Ухожу.
— Что? Куда? Ты же живешь здесь!
— Ну, я сейчас не хочу быть здесь. Идем, — сказала она Рою.
— Эдди! Перестань. Не будь смешной. Если кому-то надо уйти, так это мне.
— Ладно. Уходи. Иди к черту. Мне плевать.
Конечно, это была ложь. Если бы ей было наплевать, если бы она не любила его всем сердцем, ей не хотелось бы сейчас так разреветься. Она распахнула дверь и побежала вниз по ступенькам крыльца, Рой следовал за ней.
— Эдди! Черт подери!
Но она не остановилась. Не могла. И она не собиралась стоять там и слушать, как Ник будет ей говорить, что она ведет себя неразумно. Разум не имел к этому ровным счетом никакого отношения.
— Эдди! Ради бога!
Но Эдди не слушала. Она открыла дверь своей машины, подождала, пока туда запрыгнет Рой, села на водительское место и завела мотор.