Это не давало ему покоя.
— Хорошее вино, — заметила она, и голос ее подействовал на него удивительным образом, завораживая и усыпляя бдительность.
Он тоже отпил. Главное — достичь хоть мало-мальски отупляющего эффекта.
Поцелуи не насытили его. Напротив, ему теперь хотелось большего, и, хотя рассудок призывал бежать от нее ко всем чертям, другое, первобытное чувство неотвратимо тянуло к ней. По силе нервного напряжения присутствие Мэгая было сравнимо разве что с быстрой ездой на мотоцикле по горной дороге, близко к краю пропасти.
Но вкус опасности стоил риска.
Мэган принесла и поставила на стол длинные узкие свечи. Послышалось чирканье спички и шипение пламени — и вот уже вспыхнули маленькие яркие язычки.
Пока он возился в сарае, она приготовила макароны и разогрела соус для спагетти.
— Кушать подано, — со смехом объявила Мэган. — Еды немного, но с голоду не умрем.
После ужина она поставила чайник, намереваясь приготовить ему горячего шоколада, а себе — чаю.
Пока она стояла у плиты, Кайл раздумывал, с чего начать подготовку к празднику, который стал бы для нее памятным.
— Есть какие-нибудь мысли по поводу десерта? — спросил он.
— Думаю, у меня в кладовке найдется смесь для ватрушек. Интересно, молоко еще не скисло?
— Мэган?..
— Мм?
— Скажи, ты готовишь что-нибудь не из полуфабрикатов, кроме хлеба, разумеется?
— Да, — горделиво кивнула она. Чайник на плите засвистел. Девушка выключила горелку.
— Чай.
Он усмехнулся.
— Надеюсь, тыне перестанешь уважать меня, если я сделаю ужасное признаниё. Она понизила голос.
Заинтересованный, Кайл склонил голову набок.
— Сегодня я продемонстрировала почти все свои кулинарные способности. Нынешний ужин да еще тушеное мясо, которое мы ели вчера вечером, — это практически все, что я умею готовить. Впрочем, мясо, конечно, не в счет, ведь оно было из банки. Оставалось только добавить замороженные овощи и сделать вид, будто там нет никаких консервов.
Ей определенно нужен человек, который бы о ней заботился.
Кайл упорно отказывался слушать несмолкающий внутренний голос, твердивший, что он вполне мог бы им стать.
— Хотя погоди, — добавила она. — Я еще умею печь блинчики. Это моя слабость. Перед подачей на стол их окунают в сироп и обваливают в сахарной пудре.
— Тыраздразнила мое воображение. Даже слюнки текут.
Мэган улыбнулась:
— Они в самом деле вкусные пальчики оближешь. Так что приходится себя ограничивать: пеку их только раз в две недели по воскресеньям.
— А рождественское печенье ты умеешь печь?
— Рождественское печенье?
— Ну да, знаешь, такие маленькие фигурки, которые макают в молоко… — Сделав паузу для большего эффекта, Кайл продолжал: — И оставляют для Санта-Клауса.
Мэган помрачнела.
— Только не говори, что никогда не оставляла ему такого печенья.
— Оставляла. — Она моргнула. — Однажды.
И на мгновение зажмурила глаза. Молодой человек поежился. Ему во что бы то ни стало захотелось избавить ее от боли. Подарить ей какие-нибудь из своих воспоминаний — вместо этой горечи. И он сказал:
— Моя бабушка часто готовила рождественское печенье. — Он помолчал. — Его вырезают из теста, это не так уж трудно.
Будто не слыша, она поднялась, взяла тарелку и прошла к раковине.
Кайл забарабанил пальцами по столу. Приняв решение, он встал.
— Если хочешь, мой посуду, а я пойду в сарай и принесу яйца и масло. Может, удастся сделать печенье в форме елочек или колокольчиков. — Он пожал плечами. — Что-нибудь веселенькое.
Ее лицо помрачнело еще больше. Она повернулась к нему, брови сошлись у переносья, спущенные руки сжаты в кулаки:
— Оставь это.
— Что именно?
— Все эти разговоры о Рождестве. Пожалуйста, оставь! Не надо!
Он шагнул к ней, а она, напряженно сжавшись, выставила руки вперед, словно защищаясь. Кайл хотел было взять ее за плечи:
— Мэган…
Но она оттолкнула его.
— Черт побери, Кайл, я не праздную Рождество! Не праздновала не собираюсь! — И, глядя ему прямо в глаза, добавила: — Покончим с этим.
— Это тебе надо с этим покончить, Мэган! Ты ведешь себя как ребенок! Стань же наконец взрослой!
В полутьме он увидел, как она побледнела.
— Будь тыпроклят, — прошептала она.
Не веря своим ушам, он испугался, что зашел слишком далеко. И все-таки рискнул пойти дальше.
— Рождество — это радость, тепло, любовь. Тебе в родители достались эгоисты, дураки, занятые только собой. Нельзя из-за этого всю жизнь притворяться, что такого праздника вообще не существует!
— Как ты смеешь указывать мне? Ты ничегошеньки не знаешь ни о моих мыслях, ни о чувствах. И не имеешь никакого права заставлять меня отмечать праздник, который ровным счетом ничего для меня не значит!
— Рождество — это возможность проявить все самое лучшее, что есть в каждом из нас.
— Ах, вот как? Тогда почему мой муж в канун Рождества прислал мне повестку в суд, на бракоразводный процесс?
В кухне повисла тишина.
Оглушительная тишина.
А затем Кайл услышал шум стучащей в висках крови.
Бывший муж…
Дело о разводе в канун Рождества…
Он с трудом переваривал эти сведения, мысленно проклиная чертова урода, который был ее мужем и — еще того хуже — причинил боль ей, Мэган, женщине, которая создана для любви. Проклятье!
Кайл сделал глубокий вдох, сдерживал бушевавшее внутри бешенство.
— Прости, Мэган.
— Может, кто-то и проявляет в Рождество свои лучшие качества, но, видно, я ни с чем подобным просто не сталкивалась. — Она подняла свои честные глаза и устремила на него взгляд, полный боли. — Мы с Джеком поженились в январе. Мама с папой настояли, чтобы все было устроено на их деньги, хотя и считали, что я совершаю ошибку, выходя замуж так рано. Но они хотели соблюсти все приличия. У меня был наряд как в сказке: чудесное подвенечное платье, а в короне — настоящие бриллианты…
Наверно, это было просто трусостью, но Кайл вдруг пожалел, что вызвал ее на откровенность.
Она задумчиво покачала головой, а когда заговорила снова, ее голос был тихим и мечтательным.
— Мама с папой пригласили на торжество всех родных и знакомых. Церемония бракосочетания состоялась в церкви, а свадебный обед стоил больше, чем я заработала за последний год.
Уже ко Дню Благодарения все стало разваливаться, но я еще продолжала верить и принимать всерьез данные перед алтарем обеты. К тому же я хотела — мне было просто необходимо — доказать, что мои родители ошибались.
На лице Мэган отражалась переживаемая ею боль.
— Кроме того, я с нетерпением ждала, что вот-вот мы отпразднуем настоящее Рождество.
— Твое первое настоящее Рождество, — эхом отозвался Кайл.
— Я как раз перевязала ленточкой приготовленный ему подарок, когда получила ту бумагу.
— Сукин сын!
— Ну а Джек… — она смотрела на Кайла, уже не пытаясь скрыть той муки, которую испытала в тот день и заново переживала теперь, — Джек встретил праздник со своей беременной подружкой.
Охваченный лихорадочным волнением, Кайл запустил обе руки себе в волосы и тут же скривился, наткнувшись на шишку.
Она продолжала:
— Прошу тебя, не надо говорить всех этих банальностей о двадцать пятом декабря. Нет в нем ничего такого, что заставило бы людей быть лучше или вести иначе, чем всегда. Обысный день в году — и только. И если бы я могла как-нибудь незаметно пропустить его, я бы так и сделала.
Тихо, но решительно он возразил ей:
— Так знай же, это не простой день в году.
Светло карие глаза сузились, и в них засверкали золотистые искорки-кинжалы. Голос Мэган задрожал, переполняясь эмоциями:
— Чего ты от меня хочешь? Чтоб я поднесла тебе на блюдечке свое сердце и ты мог бы им поживиться? Что же, прекрасно, Кайл, вот оно, перед тобой! Любое напоминание о Рождестве — это новая терзающая рана в моем сердце. Каждый год я вижу повсюду эти гирлянды, банты, игрушки, елки, цветные огни и мишуру. Но для меня они несвязанны ни с чем приятным. Подарков мне не дарят. И семьи, которая могла бы собираться вместе, у меня нет. Когда по радио передают веселые рождественские песенки, знай: мне вовсе не весело! Впрочем, есть одна песня, — уже тише произнесла она, — которая засела у меня в голове, я слышу ее снова и снова — «Безмолвная ночь».
Он кивнул:
— Обожаю эту песню.
— Это символ моей жизни. Рождество стало для меня такой безмолвной ночью, молчания. — Она смахнула слезу, повисшею на реснице.
Проклятье, пытаясь помочь, он заставил страдать! Кайлу сделалось тошно от собственной неуклюжей попытки.
Она вскинулась и метнула в него новую отравленную стрелу:
— Но мне хватает все же мужества встретиться лицом к лицу со своими страхами, а не убегать от них.
— Неужели, Мэган? — насмешливо спросил он. — Тогда почему же ты прячешься?
Она побледнела, и ему стало жаль ее. Однако пускать стрелы легче, чем увертываться от них. И потому он снова спросил:
— Чем ты уж так отличаешься от меня?
На мгновение она закрыла глаза, и на лице ее отразилась мука. Какое, черт возьми, у него право, снова укорил себя Кайл, вмешиваться в чужую жизнь? Как он смеет судить ее?
— Ты прав, — кротко согласилась она и прикусила нижнюю губу. — Извини.
— Я сам виноват. Так мне и надо.
— Нет, — покачала она головой. — Не надо.
Она повернулась к нему и, встав на цыпочки, провела пальцем по его подбородку. Кайл испытал невольную дрожь и поспешил отвести ее руку.
— Сама не понимаю, что заставляет меня так вести себя с тобой.
Он чувствовал, как напряглись ее пальцы, зажатые в его руке.
— Обычно я очень уравновешенная.
Кайл поднял брови.
— Это правда, — повторила она. — Но почему-то, когда ты рядом… — Мэган отступила и отвела взгляд.
Неровный свет лампы отбрасывал блики на ее прямые шелковистые волосы. Больше всего на свете Кайлу хотелось бы запутаться пальцами в этих густых прядях, обнимал Мэган в постели, в сладостные минуты их близости.
— Когда ты рядом, — снова заговорила она, — я теряю способность мыслить здраво.
Это уже была своего рода уступка… какое-то начало.
— Ты действуешь на меня так, что я чувствую… то, что не должна чувствовать.
Приподняв ее подбородок большим пальцем, он заставил Мэган посмотреть ему в глаза.
— Кто сказал, что не должна?
— Я, — она прикрыла глаза. — Мой здравый смысл.
— А что говорят твои чувства, Мэган?
Несколько долгих мгновений она йе отвечала.
— Кайл… — начала она было и осеклась.
Но он молчал, не приходя ей на помощь, и она тоже замолчала.
— Скажи, что ты сама чувствуешь? — наконец снова спросил он, надеясь разрушить стену, которую она пыталась воздвигнуть между ними.
— Страсть, — неожиданно для себя выпалила Мэган.
Признание прозвучало как гром среди ясного неба, и у Кайла перехватило дыхание. Он все еще никак не мог привести свои мысли в порядок, когда она заговорила вновь:
— Я чувствую нечто… нечто такое, что мне неподвластно, чем я, по-моему, совсем не управляю.
— А ты не любишь терять управление?
— Нет, не люблю.
Мэган отстранилась от него и вернулась за стол, будто опять поставив между ними барьер. Взяла бокал и мелкими глотками принялась пить вино, глядя на Кайда поверх ободка.
Молодой человек призвал на помощь всю свою выдержку и все терпение, выработанные на заседаниях совета директоров отцовской фирмы. Он ждал, не решаясь нарушить молчание.